Написано кровью - Грэм Кэролайн (книги полностью txt) 📗
Внимательно прочтите то, что они уже рассказали. Иногда за самыми простыми репликами скрывается что-то гораздо более сложное. Сопоставьте рассказы разных людей об одном и том же событии. И поаккуратнее! Пятеро из шести людей, с которыми вы будете разговаривать, не совершали никакого преступления.
Излишне было добавлять, что, может статься, не пять, а шесть из шести. Все и так это понимали.
— Еще мне хотелось бы больше знать о дне, который предшествовал собранию кружка. Пока об этом говорили очень мало. Между тем накануне могло случиться нечто такое, что свидетели не сочли важным и не упомянули, когда их опрашивали.
Тут один недостаточно информированный сержант спросил, какое решение принято по Максу Дженнингсу.
— Он будет освобожден сегодня утром, — сообщил Барнаби, — мне не за что его задерживать.
— Осмелюсь спросить, сэр, — инспектор Мередит произнес это так ненатурально учтиво и манерно, будто играл роль в комедии времен Реставрации.
— Да?
— Я тут вчера смотрел показания Клэптона, которые он дал в первый раз и позднее. — «Ай, молодец, Йен!» — Хотелось бы знать ваше мнение: что все-таки делал Клэптон между одиннадцатью и двенадцатью часами в ночь убийства?
— Сержант Трой считает, что он околачивался возле дома, где живет одна молодая особа из числа его учениц.
— Понятно. Спасибо, сэр.
Мередит обладал удивительной способностью вывешивать на лице все свои мысли, при этом не шевельнув ни единым мускулом. Сейчас он думал: «Вам следовало сказать это, а не ждать, когда я спрошу. Ну, и кто тут скрывает информацию?»
Трой, почти выдержав тон замороженного политеса, заметил:
— Сведения об этом есть в резервном файле, сэр.
Когда оперативники отправились по своим делам, Барнаби уединился за столом в глубине дежурки. Не было никакой необходимости искать покоя и мира в святая святых кабинета. Телефоны, столь голосистые еще семь дней назад, теперь лишь изредка позванивали. Иногда кто-то пользовался компьютером, но только для того, чтобы уточнить информацию, а не добавить новую. Две трети компьютеров бездействовали. Очевиден был спад активности, что вполне естественно при успешном завершении дела, а в остальных случаях вызывает грусть и подавленность.
Барнаби загрузил компьютер, чтобы уточнить некоторые подробности показаний Эми Лиддиард. Но только он начал читать, как раздался звонок из Дублина. Звонили из Гарды. Это случалось нередко. Контакт они поддерживали почти ежедневно — часто в связи с перемещениями известных полиции террористов или подозреваемых в террористической деятельности. Но на этот раз звонили в ответ на запрос Барнаби о друге и бывшем покровителе Лайама Хэнлона.
Конец Конора Нейлсона оказался именно таким, какого можно было ожидать. Человека, известного под этим именем последние двадцать лет, полиция выловила восемнадцать месяцев назад из реки Лиффи, куда его сбросили, располосовав ему горло, отрезав уши, надев на ноги бачки для краски и залив их цементом. Он был связан с рэкетирами, наркодилерами и сутенерами.
Когда у Барнаби спросили, тот ли это человек, которого он ищет, старший инспектор ответил, что очень на то похоже. Подробности обещали прислать факсом. Барнаби поблагодарил сотрудника Гарды, заверил, что особой срочности нет, и попрощался. Только что услышанное внесло в дело какую-то зловещую симметрию. Два человека, повязанные насилием с невинного возраста, и должны были, независимо друг от друга, обрести подобный конец.
Встревоженный Барнаби встал из-за стола и принялся расхаживать туда-сюда, не находя себе места. В его воображении возникали и множились картины. Вот маленький мальчик плачет, весь облепленный кровавыми потрохами ягненка. Вот мужчина, застреленный из ружья, зарыт неизвестно где, и рот его забит землей. Другой с перерезанным горлом стоит стоймя под водой; вокруг него расплывается коричневое пятно, расползаются, бледные, как рыбье брюхо, края раны. И наконец, последняя, возможно, ужаснейшая из всех картина (сам того не желая, Барнаби как раз оказался перед фотографиями на пробковой доске, схожей с хрустящими ржаными хлебцами) — изуродованные останки Джеральда Хедли.
Рефрены старых песен, цитаты, полузабытые строчки захлестнули Барнаби: «гуще воды», «но кто бы мог подумать, что в старике так много крови», «из коралла кости его», «окровавленный Банко улыбается», «стар, как Каин», «каждая слеза из глаз»…
Он не мог остановиться, все рассматривал фотографии.
Выйдя из спортзала, Брайан сразу же покинул школу. Пожаловавшись на болезненные спазмы в желудке, он договорился о замене на сегодняшний день и уехал. Ему хотелось убраться как можно дальше от этого жуткого места, где его столь старательно кастрировали.
Он раздумывал над тем, нельзя ли устроить так, чтобы вообще больше сюда не возвращаться. Осталось всего три недели до коротких каникул. Можно притвориться, что получил травму. Или довести свою только что придуманную болезнь до стадии, способной приковать его к постели. Дотянуть бы до середины июня, дальше этих маленьких ублюдков уже не будет. И в деньгах он бы не потерял.
С другой стороны (Брайан осторожно затормозил на красный свет), может быть, стоит иначе взглянуть на это дьявольское несчастье, так безжалостно обрушившееся на него? Он не раз читал интервью с известными актерами и писателями, которых в совсем не юном возрасте судьба или случай оторвали от обыденных занятий, после чего они обрели свое истинное призвание. Почему с ним не может такого случиться?
Конечно, театр не самый легкий заработок. Будут трудные времена. Периоды простоя. Но насколько лучше пусть и не работать временами, но заниматься тем, что тебе действительно нравится. Единственное, что нужно, это сломать рутину. Брайан сразу увидел, как работает не с бездарными и неуклюжими подростками, а с группой динамичных и мотивированных молодых актеров в репетиционном зале где-нибудь в Барбикане [69] или Стратфорде. Гудки напомнили ему, что сигнал на светофоре поменялся.
Он тронулся с места и продолжал мечтать. «Фольксваген», как усталое вьючное животное в конце дня, плелся домой. На окраине Мидсомер-Уорти, как раз когда Клэптон убеждал Кеннета Брана [70], что нет, он, Брайан, не сделал ошибки, взявшись за своего первого «Лира» таким молодым и что вместе они не только осилят постановку, но и добьются триумфа, его вернула в реальность небольшая толпа, собравшаяся вокруг доски объявлений посередине Зеленого луга.
Из-за пары автомобилистов, которым на всех наплевать, ему не удалось припарковаться у коттеджа «Тревельян», и Брайан остановился через дорогу от маленького сборища. Он вышел из машины и тут заметил, что многие смотрят в его сторону. Заинтригованный, он огляделся и стал переходить блестящее от влаги дорожное полотно. Интересно, что там происходит?
Переходя на другую сторону, он вспомнил про убийство Джеральда. В последний раз Брайан вспоминал о нем несколько дней назад. Должно быть, на доске висит что-нибудь касающееся этого дела. Что-то вроде «Если вы видели этого человека». Фоторобот подозреваемого, например.
Когда он подошел, толпа по-библейски расступилась. Некоторые отвернулись, другие отпрянули в сторону. Какой-то мужчина искоса посмотрел на Клэптона и подмигнул. Брайан удивленно уставился на него. Доска была увешана фотографиями — его и Эди. Они все были в прозрачных пластиковых файлах, защищающих от дождя. И надежно приколоты канцелярскими кнопками. Лицо Эди трудно было различить, но все остальное просматривалось прекрасно. Брайан же был лишен анонимности.
Он смотрел на эту сочащуюся похотью выставку, держась рукой за край доски, чтобы не упасть. Из-за гула в ушах он совершенно потерял ориентацию, как будто ему дали наркоз.
Подмигнувший Брайану мужчина спросил:
— Ты как, приятель, в порядке?
Брайан его не услышал. Он начал медленно отдирать фотографии, но пальцы, онемевшие и распухшие от холода, никак не могли подцепить кнопки. Он попытался выковырить одну большим пальцем, но только отогнул назад ноготь, причинив себе изрядную боль. В конце концов он просто сорвал картинки, оставив огрызки пластика и уголки фотобумаги на доске. Скомкав фотографии, Брайан рассовал их по карманам, повернулся и, не глядя по сторонам, зашагал через дорогу, которая, к счастью, в тот момент была совершенно пуста. Он тупо шел к дому, не замечая, что вся толпа следует за ним.
