Зарубежный детектив - Сафьян Збигнев (книги онлайн полностью txt, fb2) 📗
— Прежде всего, Рамон, мы хотели просить тебя сохранить в тайне наш визит. Ты ведь знаешь нынешнее положение Мануэля?
— Да, я кое-что слышал.
— Нами руководит лишь желание помочь жандармерии Алькасара, — добавил Плиний.
— Не беспокойтесь, все останется сугубо между нами. Так чем могу служить?
— Скорее всего ничем. Но вы были последним, кто видел дона Антонио в ночь его исчезновения... К тому же он ваш лучший друг.
— Да, верно, мы с ним подружились, как только оба приехали в Томельосо. И всегда относились друг к другу с большой симпатией. Поскольку он холост, а моя семья большую часть года живет в Мадриде, мы каждый вечер встречались в казино, а потом немного прогуливались. В ночь происшествия, как говорим мы, адвокаты, я пришел в казино позже обычного, поскольку до самой ночи задержался в Сокуэльямосе... Там у меня тоже нотариальная контора... Он закончил партию в домино, подсел ко мне, мы недолго поболтали с другими нашими приятелями и пошли немножко пройтись. Я говорю «немножко», потому что он торопился куда-то.
— В котором часу это было?
— В два часа, Мануэль.
— Он отправился куда-нибудь по делу? Что-нибудь связанное с его профессией?
— Нет, убежден, что нет. У него была или есть — дай ему бог здоровья! — девушка, любовь к которой он хранил в тайне. Раза два в неделю он навещал ее. Думаю, кроме меня, об этом в городе никто не знает. Да и я в основном только догадываюсь. И если я сейчас заговорил о ней, то лишь потому, что дело приняло слишком серьезный оборот.
— Кто бы мог подумать, что у такого скромника, как дон Антонио, была любимая девушка.
— И тем не менее это так, Лотарио, она есть, хотя об этом никто не знает.
— Раз уж наш разговор принял столь конфиденциальный характер... скажите, кто она?
— Сам не знаю, Мануэль. Антонио никогда не говорил о ней, а я его не расспрашивал. В некоторых делах он был очень скрытен.
— А вы не догадываетесь случайно, где она живет, хотя бы приблизительно?
— Мне известно только, что в те ночи, когда Антонио шел к ней на свидание, он направлялся вверх по улице Нуэва.
— Пешком?
— В хорошую погоду пешком. Но всегда очень поздно, часа в два ночи, когда на улицах уже не было ни души.
— Души, возможно, и не было, дон Рамон, но всевидящее око...
— Да, да, конечно.
— Я не сомневаюсь, что кому-нибудь это известно, несмотря на то, что они встречались по ночам.
— Вполне вероятно, но до меня ни разу не доходили подобные слухи.
— Ничего удивительного, в наше время любовные истории уже не пробуждают в людях такого интереса, как когда-то, — заметил ветеринар.
— Да, возможно, дон Лотарио, но только не в таких маленьких городах, как наш.
— А что представляет собой дон Антонио?
— Он совсем такой, каким кажется, Мануэль. Сдержанный, застенчивый, во многом скептик... Хотя довольно откровенен с теми, кому доверяет, и даже остроумен. Все его порывы благородны, а главное — он замечательный человек.
— Но если он так застенчив, как вы утверждаете, трудно представить себе, что у него был роман, — снова заметил дон Лотарио.
— Я убежден, что избранница его сердца — девушка скромная, порядочная. Он терпеть не мог в людях шика.
Плиний не удержался и подмигнул дону Лотарио, потому что нотариус хоть и был наделен самыми лучшими качествами, но шика в нем было предостаточно.
— Послушай, Рамон, а не было ли у него какого-нибудь недруга или кого-нибудь, кто ему угрожал, тогда легче было бы понять причину его исчезновения?
— Что вы, Лотарио... Конечно, в чужую душу не залезешь. Но, по-моему, кроме тайных ночных свиданий вся его жизнь заключалась в работе, доме и казино.
— Он был жаден?
— Нет. Но, вероятно, имеет неплохие сбережения: он ведь много работал и мало тратил.
— А как, по-вашему, что с ним могло произойти?
— Не знаю, Мануэль. Даже представить себе не могу.
— В ту ночь, когда вы виделись с ним в последний раз, он не говорил ничего такого, что могло показаться вам странным?
— Нет, я уже сказал, мы мало разговаривали. Он очень торопился. Разве что... меня несколько удивили тогда его слова, сказанные на прощанье: «Представляешь, сегодня со мной произошел типично иберийский фарс, я тебе потом расскажу...» Мне запомнилось это выражение «иберийский фарс», но я не принял его всерьез, поскольку мне показалось, что сам Антонио не придал ему особого значения... Он любил пользоваться красочными выражениями, когда о чем-нибудь рассказывал.
Нотариус замолчал и отпил глоток виски. Плиний и дон Лотарио переглянулись, давая друг другу понять, что разговор исчерпан и больше они ничего не узнают.
Солнечные лучи, проникая сквозь огромное окно, оживляли гостиную.
— Но Антонио был родом из Наварры и, само собой, очень интересовался местными обычаями, — добавил вдруг нотариус. — То, что ему показалось «иберийским фарсом», для каждого из нас — я ведь родом из Толедо — может быть вполне нормальным явлением.
— Ну что ж, нам пора, Рамон, — сказал дон Лотарио, вставая и краем глаза взглянув на Плиния.
— С вашего позволения, дон Рамон, я передам наш разговор инспектору, который официально занимается расследованием, и, если у него возникнут какие-нибудь вопросы, вы уж не откажите в любезности побеседовать с ним.
— Хорошо, Мануэль. Я повторю ему все, только не буду ничего рассказывать о девушке Антонио.
— Да, да. Как вы сочтете нужным. Кстати, сегодня приехала сестра дона Антонио. Если у вас есть желание встретиться с ней, я предупрежу ее.
— Разумеется, Мануэль. Спасибо.
Сев в машину, дон Лотарио какое-то время не заводил мотор, желая обменяться впечатлениями с Мануэлем.
— Занятно, — проговорил ветеринар, — что у дона Антонио есть или была невеста, о которой никто даже не подозревал... Вот бы никогда не подумал.
— По-вашему, он женоненавистник?
— Нет, просто доктор слишком застенчив, как справедливо заметил нотариус.
— Вы думаете, дон Рамон действительно не знает, кто его невеста?
— Уверен. Иначе он непременно сказал бы нам, тем более в такой ситуации. Он человек искренний.
— Хотя и любит шик.
— Есть немного. У него это в крови, от рождения.
— Да, шика в нем многовато.
— Скажите, дон Лотарио... вы ведь человек начитанный... какой смысл вкладывает доктор в это выражение: «иберийский фарс»?
— Самое обычное выражение. Им пользуются, когда хотят подчеркнуть что-то типично испанское. Иберийскими называют такие, например, зрелища, как бой быков, фламенко и, разумеется, фарсы. Все это очень в нашем духе.
— Понимаю, понимаю.
— Но, как верно подметил нотариус, наваррцу может показаться иберийским фарсом то, что мы считаем вполне нормальным явлением.
— Ясно. Что ж, заводите мотор, поедем в ресторан «Эль Крус», что возле проспекта Алавеса; там нас ждет инспектор Мансилья, чтобы вместе пообедать... Посмотрим, что он расскажет нам о сеньоре наваррской.
Было уже три часа дня, и улицы выглядели пустынными.
— Знаешь, Мануэль, обжорство не доведет нас до добра.
— Не беспокойтесь, дон Лотарио, мы уже целую вечность не держали во рту ни крошки.
— Да, в этой жизни на каждом шагу нас подстерегает западня.
— И не говорите.
На проспекте Алавеса, тоже довольно пустынном, все ослепительно сияло под ярким, но не греющим солнцем: трава, маленький канал Пантано и, разумеется, асфальт. Да, солнце было удивительно ярким.
В большом обеденном зале за столом сидел в одиночестве Мансилья и, вытаращив глаза, читал газету.
— Вы только послушайте, что здесь пишут, начальник: «Возможное похищение в Томельосо доктора Антонио Барандиарана волнует всех его коллег в Испании».
— А что еще там написано?
— Пустая болтовня.
— По-моему, самое сложное в профессии журналиста, — заметил дон Лотарио, бегло просматривая сообщение, — пересказать в одном-двух столбцах то, о чем уже писалось и о чем известно лишь по газетным заголовкам.