Промзона - Латынина Юлия Леонидовна (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
«Мерс» Черяги покатился по рулежке. Слева стояли засыпанные снегом МиГи, как памятники великому СССР. Справа и вдаль уходила окаймленная синими огнями посадочная полоса, и вдоль нее неторопливо катилась снегоуборочная машина.
Машина Кирилла остановилась возле двухэтажного засыпанного снегом домика со стеклянной крышей. Недалеко от домика, на занесенных рулежках, стояли несколько истребителей. Почти со всех облезла краска, а у одной из «сушек» кабина вместо стеклянного фонаря была забита фанерой. Видимо, это были списанные машины.
Денис и Кирилл обтрясли снег о ступени и вошли внутрь. Первый этаж был гулок и пустынен. Когда Кирилл нащупал выключатель, загорелось не больше трети ламп. Перед ними был длинный коридор, с непременной доской почета на стене и дерматиновыми дверями кабинетов. Чуть подальше болталась полураспахнутая дверь сортира, и из нее несло дерьмом и хлоркой.
Кирилл пинком распахнул одну из дверей и зашел вместе с Денисом внутрь. Это оказался большой и полутемный кабинет, со множеством деревяных столов и поскрипывающим полом.
Около левого окна стояла небольшая деревянная доска, и на ней мелом было накорябано аэродинамическое уравнение и слово из трех букв.
Денис сел за стол поближе к выходу, и Кирилл тоже сел за стол, подальше от Дениса. Охранники обоих разбрелись по кабинету. Несмотря на холод, Денис легко учуял запах пота, исходящий от десятка здоровых немытых тел. За последние три года, в дорогих ресторанах и в офисах с кондиционерами, он почти отвык от этого запаха. Милиционеры из отдела вневедомственной охраны и бандиты с интересом поглядывали друг на друга.
Один из охранников встал, брякнув автоматом, взял тряпку и зачем-то стер слово из трех букв.
Потом у Кирилла зазвонил телефон: он ответил, вскинул глаза на Черягу и вышел в коридор. Денис, подумав, вышел за ним.
Дверь в конце полутемного коридора была раскрыта и вела на второй этаж. Денис пошел вслед за Кириллом и оказался в диспетчерской. В диспетчерской мягко светился новенький компьютер, да по экрану старого радара бежал зеленый луч.
– Должен скоро подлететь, – сказал Кирилл. Передернулся и спросил у диспетчера:
– Полоса мокрая?
– Мокрая. И погода плохая, – ответил диспетчер. – Другие аэродромы уже закрыты.
В луче вспыхнула яркая точка.
– Семьсот пятый, вас вижу, – сказал диспетчер.
– Вас понял. Какая погода? – раздался из динамиков голос Бельского.
– Погода сложная. Нижний край семьдесят метров, видимость один километр, полоса скользкая, схема захода в особых условиях.
– У меня проблемы. Топливо не соответствует расчетному остатку. Мне нужна посадка с ходу.
– Семьсот пятый, садись на запасной.
– Там вообще погоды нет. Буду садиться в Кубинке.
– Семьсот пятый, я могу тебя сажать только по схеме.
– Я зайду по своим данным.
– Семьсот пятый, ты справа глиссады двести метров, дальность сто.
– Понял, – донеслось из динамиков.
Диспетчер снял трубку внутренней связи.
– Михал Петрович, – сказал он, – на подходе семьсот пятый борт. У него проблема с топливом. Хочет посадку с ходу.
Денис подошел к окну. Трехкилометровая посадочная полоса тонула в вязкой ночной мгле. Края ее не было видно вообще. Денис обернулся и увидел, что Кирилл смотрит на него пристальными лягушачьими глазами.
Дверь диспетчерской распахнулась, в нее быстро вошел, вызевывая остатки сна, толстый усатый полковник, видимо, руководитель полетов, и с ним двое штатских.
– Это какой семьсот пятый? – недовольно спросил полковник.
– «Сапсан», – ответили ему.
– Е! А кто пилот?
– Бельский.
– Семьсот пятый, – заговорил диспетчер, – ты справа глиссады восемьдесят метров, выше четыре километра, ты выше глиссады, семьсот пятый.
– Я знаю.
– Какой у тебя остаток топлива?
– Двести килограмм.
Диспетчерская заполнялась народом, как надувной шарик воздухом. Было даже удивительно, откуда нашлось столько человек на ночном безлюдном аэродроме.
– Семьсот пятый, – снова сказал диспетчер, – ты справа глиссады тридцать метров, выше четыре километра, как понял? Ты выше четыре километра.
– Понял.
– Почему он не снижается? – спросил Денис.
– Топливо бережет, – ответил один из присутствующих, видимо пилот. – У этой машины аварийный остаток полторы тонны.
– Сколько ему до посадки? – это был хриплый голос Кирилла.
– Минуты три.
– Семьсот пятый, – заговорил диспетчер, – дальность семьдесят, ты выше глиссады на четыре километра.
– Понял. Приступаю к энергичному снижению. Остаток топлива сто двадцать килограмм.
– Семьсот пятый, остаток ниже расчетного. Принимай решение сам. Зона катапультирования – азимут двадцать градусов, удаление тридцать пять.
– Я буду сажать машину.
Денис оглянулся. В комнате было уже человек двадцать. Руководитель полетов был весь белый.
– Семьсот пятый, до дальнего привода десять километров. Ты выше глиссады один километр.
– Понял. Выше один километр.
– Семьсот пятый, ты на дальнем приводе. Ты на глиссаде. Какой остаток топлива?
– Килограмм двадцать будет.
– Проходишь ближний привод. Ты на глиссаде. Как топливо?
– Топливо ноль. Обороты авторотации падают. Шасси выпускаю аварийно.
– Он не дотянет до полосы, – сказал кто-то у плеча Дениса.
– Выполняю посадку, – раздался спокойный голос пилота.
– Срочно на ближний привод! Пожарку и тягач! – заорал кто-то в телефон.
– Семьсот пятый, как слышите, семьсот пятый!
В эфире стояла мертвая тишина.
«МиГ-1-48 „Сапсан“ не дотянул до бетона около пятисот метров. Он рухнул на поле в районе ближнего привода. Вертикальная скорость самолета составляла двенадцать метров в секунду. Удар был такой силы, что стойки шасси пробили крылья.
Изломанный самолет промчался по полю около ста метров и нырнул носом в глубокую канаву, змеившуюся вдоль служебной бетонки. Правая стойка шасси с грохотом отломилась, самолет грянулся крылом о бетонку, проскользил еще метр и замер, запутавшись в бетонных плитах и собственных металлических внутренностях. За ним медленно, как гигантский гриб-дождевик, опадал желтый тормозной парашют.
Машины Черяги домчались до места катастрофы спустя пять минут после приземления. Кирилл и пожарка успели раньше.
Когда Черяга выскочил из машины, он увидел, что пилот лежит на снегу возле искалеченной машины. Скорее всего, он сам выбрался из кабины. Около него, на коленях, стоял Кирилл и пытался делать ему искусственное дыхание. «Жив, черт возьми! Жив», – изумленно промелькнуло у Черяги. Он не знал, радоваться или огорчаться.
Кирилл выпрямился на мгновение, и Черяга увидел над летным комбинезоном лицо Степана. Оно было все залито кровью. Глаза вылезли из орбит. Потом веки Бельского дернулись, губы шевельнулись.
– Са… – сказал Степан, глядя на Дениса, – сам…
Глаза его закрылись. Черяга взял пилота за запястье, пытаясь нащупать пульс. Он не нащупал не только пульс. Он не нащупал костей.
– Бесполезно, – сказал кто-то над ухом. – У них вертикальная скорость составляла не меньше десяти метров в секунду. Техника может выдержать, а человек – нет.
Кирилл не слышал этих слов. Он сидел над пилотом и пытался делать ему искуственное дыхание.
– Все прочь от машины, – орал какой-то пожарный, – все прочь!
Из «скорой помощи» вылез врач и тоже попытался нащупать пульс.
– Перестань, парень, – сказал врач, – он уже мертв.
Кирилл продолжал делать искусственное дыхание. Его люди и охрана Черяги стояли вокруг. Никому не хотелось отрывать Кирилла от трупа. Слишком был высок риск получить пулю в башку.
– Слышишь, ему ничем не поможешь, – повторил врач.
Кирилл поднял голову. В свете фар и всполохов «синеглазок» его зрачки страшно сверкали. Он посмотрел сначала на врача, потом на Дениса.
– А ты что тут делаешь? – сказал он Черяге.
Черяга продолжал стоять неподвижно. Кирилл внезапно выхватил пистолет. Все окружающие попятились.
