Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
– Весь порядок в зоне поддерживают те же люди, что там сидят. Ясно? – Я обвел сестер взглядом. Они смотрели на меня выжидательно. – А что такое порядок в тамошнем понимании? – продолжил я. – А тамошний порядок заключается в том, чтобы все терпилы, то есть работяги, выходили на работу. И давали бы выработку. И не устраивали побегов. Или бунтов… А для поддержания порядка на каждой зоне есть бугор. И у него имеются подручные. Авторитеты. А в каждом бараке имеется – бугор барака. А у него – свои собственные подручные… И так далее. В ИТУ работает жесткая, мощная самоорганизующаяся система… А для того, чтобы система действовала, администрация лагеря дает тем, кто работу данной системы обеспечивает – то есть буграм, авторитетам, законникам… – различные послабления. На работу им можно не ходить, у них залейся водки, имеется ширево, цветные телевизоры, видаки, девочки, мальчики… Бугры на зоне живут значительно веселее, чем мы – на воле…
– То есть ты хочешь сказать… – задумчиво начала Даша.
– Да, я хочу сказать, – перебил я ее, – что по тому же самому принципу система построена и здесь – по нашу сторону колючей проволоки. На воле… Государство у нас выполняет сейчас те же самые функции, что и вохра в колонии… Следит за внешним проявлением порядка. Порой раздает баланду или отправляет в лазарет… Оно ведь у нас, государство, – слабенькое, продажное, аморфное… Но если оно не может обеспечивать порядок в стране, то кто-то же должен это делать!.. Чтобы рынки работали, предприятия давали прибыль, грузы доставлялись по назначению, а поезда приходили вовремя… Чтобы ночами было относительно спокойно, а работяг, терпил, не грабили (больше того, что положено)… Ну, и кто конкретно будет за этим следить?
Я сделал паузу. Сестры внимательно меня слушали.
– Вот они, – продолжил я, – все эти хозарские, воронцовские, солнцевские, абиссинские за порядком у нас и следят… Каждая группа – на захваченной ею территории… А в обмен на эту работу по обеспечению тишины и порядка наше государство позволяет всем им – солнцевским, хозарским, абиссинским… – жить в лучших особняках, ездить на лучших машинах… И денег иметь сколько хочешь, и девочек, мальчиков, ширева и водки через край… Таков, дети мои, – я развел руками, – новый общественный договор…
– То есть ты, Паша, хочешь сказать, – спросила слегка пьяненькая Даша, – что мы живем как в зоне? Позаконам зоны?
– Конечно, – ответил я. – Конечно. Правда, зона у нас – улучшенной планировки. Со всеми удобствами.
– Да ты, Пашуня, – усмехнулась моя Катя, – не просто частный сыщик. Ты у нас сыщик-философ. Сыщик-политолог.
– С кем поведешься… – Я сделал полупоклон в ее сторону.
Пробка впереди выглядела безнадежно.
– Встань здесь, – буркнул Услан водителю.
Серебристо-красный «Мерседес-320» подрезал зазевавшуюся «шестерку» и воткнулся в вожделенное парковочное место. Водитель «шестеры» принялся было бибикать. Однако быстро углядел мерседесовский номерок: три четверки. И гудеть перестал.
Услан подождал, пока водитель выскочит из машины и откроет ему дверцу. Брезгливо ступил ботинками крокодиловой кожи на асфальт. Взгляд уперся в стухшую банановую кожуру и смятый пластиковый стаканчик. Услан поморщился.
– Убери, – тихо приказал он водителю.
Тот безропотно поднял мусор. Побежал, выкинул в урну.
Услан удовлетворенно кивнул и отправился на ежедневный осмотр своих владений.
…Оптово-розничный рынок подле метро «Косинская» гудел двадцать четыре часа в сутки. Рынок не засыпал ни на минуту. Уже с пяти утра было не протолкнуться. «Газели», грузовики, фуры. Кто-то разгружается, кто-то, наоборот, забивает машины ящиками с овощами и фруктами. Расхаживают тетки-торговки, гортанно кричат: «Чай, кофе-э, самса-а!» Между автомобилями и пешеходами лавируют грузчики со скрипучими телегами. Телеги переполнены, ящики в них опасно кренятся. Грузчики роняют по пути апельсины, лимоны, яблоки. Упавшие фрукты достаются алкашам… Алкаши, впрочем, подбирают не только пищу. У них тоже есть свой бизнес: таскать за бутыль-другую мешки и ящики.
Часы суток на Косинском рынке были строго поделены. Раннее утро безраздельно принадлежало оптовикам.
С юга привозили фрукты, из Подмосковья – овощи. Тяжелые фуры создавали беспросветные заторы. В те же часы на рынок являлись многочисленные закупщики из ресторанов, кафешек и магазинчиков. Они приезжали на пикапах или «Газелях». Долго и въедливо переругивались с продавцами, а потом с помощью алкашей перегружали на свой транспорт мелкооптовые партии даров природы.
Частные гаражи, построенные возле рынка, постепенно перекочевывали в руки торговцев. Теперь во многих боксах хранились не автомобили, а мешки – с картошкой и луком.
Разгрузка-погрузка обычно заканчивалась к полудню. К этому времени на рынок являлись пенсионерки и домохозяйки. Они увлеченно перелопачивали весь базар в поисках самой дешевой еды. Устраивали визгливые сцены в местном отделении санэпидстанции и подле контрольных весов. Особо сволочной народ строчил жалобы на обсчеты-обвесы. Некоторым из кляуз проверяющие давали ход, приходилось от них откупаться. И Услан потому дал торговцам негласное указание: пенсионерам не хамить, не обвешивать их и гниль им не подсовывать. А то себе дороже.
Торговцы отыгрывались на менее прихотливых покупателях. Эта публика посещала владения Услана вечерами – работяги, клерки, трудящиеся женщины. Уставшие после дневной службы, они покупали быстро, без особого разбора и делали рынку основной оборот. Продавцы любили рабочий люд – нещадно обвешивали его, обсчитывали, подсовывали под сурдинку лежалый или порченый товар…
В восемь вечера рынок закрывался. Но вдоль забора еще долго стояли особо упорные торговцы, уговаривая покупателей взять товар с бешеной скидкой. С закатом солнца к рынку выползали несуны — так на Косинском называли продавцов «травки».
А ближе к ночи сюда съезжались дачники. Привозили выращенные на шести горбатых своих сотках лук, чесночок, редиску и сдавали их оптом. Выручали они за свой товар немного, и, хвала Аллаху, дело удалось наладить так, чтобы эта мелочь не толклась здесь со своими редисками, не создавала суету и ненужную конкуренцию. Дачники хорошо знали: или сдавай товар оптом за бесценок, или лихие ребята опрокинут твои ящички, рассыплют по асфальту клубнику-помидоры. А хулиганов потом ищи-свищи…
Услан иногда размышлял: «Супермаркетов в Москве – немерено. И продмагов. И всяких «экономных» магазинов – «Копейки» там, «Копилки»… Только народ все равно ко мне приходит. И будет приходить. Потому что везде картошка – по девять рублей за кило. А у меня – по пять, а мелкая – по четыре. Конечно, за те деньги и гнилушек подложат, и обвесят… А все равно получается народу выгодней, чем в магазине.
Или возьмем английский чай под названием «Липтон». У меня на рынке один одноразовый пакетик стоит девяносто пять копеек. А у Арсенчика в «Беременной парашютистке» тот же пакет, с моего же рынка, разбавленный практически бесплатным кипятком, стоит пятьдесят рублей. Прибыль – более пяти тысяч процентов! Или это рентабельность называется? В общем, как ни называй, – денег получается до х…я.
Но, главное, – думал Услан, – оборот. Чем ждать, пока у тебя купят стакан чая за полтинник, лучше тысячу пакетов за это же время продать по девяносто пять копеек. Вот она, выгода! Оборот!»
Услан целый год проучился в Плехановской академии. За то время успел узнать разные экономические теории и термины. Его любимым словом стала выгода во всех приложениях: ожидаемая выгода, упущенная выгода, возможная выгода…
Держать рынок было безусловной выгодой.
…Начало июля здесь было, пожалуй, самым горячим месяцем. Уже созрели кабачки, баклажаны, огурцы, помидоры, молодой чеснок. Из Краснодарского края гнали бесконечные фуры с клубникой и черешней. Узбекистан поставлял абрикосы, персики и лысые персики, называемые нектаринами. Укропа, петрушки, кинзы, зеленого лука, салата привозят столько, что их продавцы готовы передраться за торговое место. И народу все прибывает, прибывает… Кому-то приходится даже отказывать, кого-то – привечать. К примеру, сегодня Услан послал фермеров из Хохляндии – и так весь рынок уже завалили клубникой. Только цену сбивают. А резвых девах с желтой черешней (из какой-то Архипо-Осиповки) – принял. И черешня дешевая, и девки ладные…
