По осколкам разбитого зеркала - Михайлова Евгения (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
В магазин Оля не стала звонить, не телефонный разговор, и нужно видеть лица собеседников. С какой стати они по телефону будут говорить, где ребенок Зарины? Они ведь, наверное, все теперь Олю ненавидят. Но поговорила она с женщинами нормально. Если не считать того, что расплакалась. Но, может, это и помогло. Худенькая кассирша с большими глазами дала адрес и телефон подруги Зарины, у которой оставался в тот день ее трехлетний сын Данияр. Эта подруга работала по ночам, поэтому днем брала ребенка Зарины за небольшие деньги.
Оля вернулась домой. Ей позвонил частный детектив, они договорились, что он приедет вечером. Наконец она почувствовала голод, который вернул ее к обычной жизни как будто из какого-то космического полета. Оля открыла холодильник, с ужасом и ненавистью посмотрела на пакет с мокрой купюрой. Огурцы она уже переложила в банку. Приготовила омлет и кофе. Приняла ванну. И перед звонком подруге Зарины задумалась. А что делать, если подруга скажет, что не может больше держать ребенка? Понятно, что ей нужно предложить деньги. Но если она откажется?
Оля села перед зеркалом в спальне. Строго и вопросительно смотрела на свое отражение. Что изменилось в ней со вчерашнего вечера? У Оли было нежное, узкое лицо с мелкими правильными чертами. В нем почти не было красок, только серо-голубые глаза выделялись на очень светлом фоне между двумя волнами почти белых волос. И ресницы с бровями темно-серые, в противном случае Олю можно было бы считать альбиносом. В этой скупости красок и выражений таилась главная суть Оли. Ее крайняя человеческая чистоплотность, ее отторжение от всего, в чем она не была уверена, что не казалось ей правильным. Оля любила два слова: да и нет. Все, что между ними, – это лукавство и оплот нечестности. После одного неудачного романа Оля твердо решила, что никогда не выйдет замуж. И не только потому, что лишь таким образом можно было исключить разочарование и зависимость, способные уничтожить ее собственную индивидуальность. Дело еще и в том, что Оля была принципиальной чайлдфри – она не хотела иметь детей сама и отказывала в понимании тем женщинам, которые рожали. Давали жизнь детям, которые, возможно, не хотели являться на свет. Не желали страдать, жить без радости, делать несчастными близких. Оля избегала женских разговоров на эту тему, старалась не смотреть на встречных детей, не верила в приторные сюсюканья и всеобщее умиление детьми как таковыми. Это все было между «да» и «нет». И, если снять с темы пелену собственной непосвященности, неопытности, это все находилось ближе к категорическому НЕТ. Дети – люди. Они все разные, несут в себе качества и добра, и зла. Невозможно любить всех подряд только за возраст.
И сейчас ей страшно было даже позвонить. Легче угрожать всем мифическим контактом с министром внутренних дел, чем спросить, как там ребенок, мать которого сейчас в тюрьме. Для него здесь чужбина, у него нет других родственников. Что может Оля предложить, если вторая мигрантка откажется от него?
Но, собственно, время к ночи. Пора решаться. Подруга плохо говорила по-русски, ни о чем не хотела беседовать по телефону. Оля вздохнула и вызвала такси. Через пятнадцать минут была на месте. Старый дом, первый этаж, запущенная, убогая квартира, испуганная мигрантка, которая быстро заговорила, коверкая слова. Но главное Оля поняла. Она не хочет больше держать ребенка. Боится, что ее найдут полицейские, раз мать малыша в тюрьме. А ей это не надо. И вообще она нашла работу и на день.
– И что же делать? – растерянно спросила Оля.
– Я хотела его где-то оставить. Чтобы нашли и отвезли в детдом. Мне нельзя, чтобы кто-то увидел. Но если у тебя машина…
У Оли пылали мозги, понимала она лишь одно: отсюда надо бежать. И взять, конечно, этого несчастного Данияра. Она вошла в комнату и встретила темный взгляд худенького малыша с пухлыми щечками. Он смотрел строго, но без страха. Боялась его она. Подруга Зарины быстро собрала какие-то вещи. Сверху положила детский горшок. Оля содрогнулась. Но протянула руки, и подруга сунула в них теплое, легкое тельце. Они оказались в такси, мигрантка бросила на заднее сиденье пакет и от облегчения искренне улыбнулась Оле: «Ничего. Он хороший».
И вот они в квартире. Мальчик крутит круглой головой, таращит черные глазки. Оля проверила, понимает ли он по-русски:
– Ты хочешь есть?
– Да, – кивнул он головой.
Оля вспомнила: в магазине сказали, что Зарина родила ребенка уже в Москве. Он, возможно, только по-русски и говорит. Если говорит.
Оля разложила диван в гостиной, притащила все свои одеяла, пледы, подушки и соорудила что-то вроде гнезда с бортиками. Боже, оставить тут или переместить все это на пол? А вдруг упадет. Она забыла спросить, умеет ли мальчик ходить. Бросилась к компьютеру. Три года. Да, должен и ходить, и что-то говорить. Нашла какой-то детский рецепт: яйца, молоко, овсяные хлопья. Это у нее было. Варила, сбивала миксером, попробовала сама – ей понравилось. Данияр открыл рот, проглотил одну ложку и вдруг заплакал, закричал. Оля давала ему кипяченую воду, молоко, пыталась получить ответ на вопрос: «Почему ты плачешь?» Но он рыдал все громче, все отчаяннее и безутешнее.
Оле хотелось потерять сознание, умереть, провалиться. Она смотрела на него сквозь слезы ужаса, обиды и почти ненависти.
– Что ты так орешь? – вдруг закричала она. – Что ты меня мучаешь? Что мне сделать?!
Малыш вдруг успокоился и посмотрел на нее очень внимательными, серьезными глазами, похожими на черные сливы. А личико еще было все мокрое. И с Олей что-то случилось. Она бросилась к нему, в это гнездо, и крепко сжала крошечные беспомощные лапки.
– Что я натворила! Я тебя испугала. Господи, какой ты маленький, и одни косточки. Не бойся меня, а то я умру от горя. Скажи, что ты хочешь. Я ничего не могу, но я постараюсь.
Это странно, но Оля не чувствовала больше ни отторжения, ни брезгливости, ни страха.
Тут в ее дверь позвонили. Пришел частный детектив от Вероники Анатольевны. Он оказался точно таким, каким она его описывала в книгах. Высоким и синеглазым. Сразу понял, что Оле сейчас ни до чего, задал наводящие вопросы, посмотрел на постояльца и принял командование на себя.
– Сдается мне, – сказал Сергей, – из нас двоих в этой ситуации именно я могу считаться носителем нужного опыта. Моему сыну было примерно три года, когда жена начала работать. Приходилось во всем подменять. Я тебе скажу как профессионал. Это очень порядочный маленький парень. Он явно хочет на горшок и боится опозориться. Давай мы с ним попробуем с этим справиться, затем я тебе покажу, как детей моют. Потом дашь ему свою бурду: не фонтан, но и ничего страшного, я попробовал. И я тебе обещаю: через полчаса ребенок будет спать. Он страшно устал. И после этого мы нормально поговорим.
У него все получилось как по нотам, у этого почти киношного ковбоя. Они вдвоем послушали сладкое сопение ребенка и ушли в кухню – пить чай и решать невероятные проблемы Оли.
– Можно, я начну с очень личного вопроса? – спросил Сергей.
– Да с любого, – выдохнула Оля. – Я вообще не знаю, что в моем кошмаре может быть не личное.
– Я о панике перед маленьким казахским пришельцем. Редко, но встречался с подобным феноменом. Ты – чайлдфри?
– Так бросается в глаза?
– Очень. Взрослая симпатичная женщина – и такое смятение, паника. Они адресованы именно ему.
– Да, я против. Разве я не права? Как она могла, эта Зарина, себе позволить бросить во враждебный мир такого беспомощного, но уже страдающего человека? Против него сейчас армия козлов в черных робах, следователи Хретинины, предательница-подруга. Против него я, которая предпочла бы быть полностью ограбленной, но не оставаться наедине с чужим, несчастным ребенком.
– Он тебе противен физически?
– Ты знаешь, нет. Как оказалось только что, совсем нет. Даже милый, пахнет воробышком. Глазищи такие красивые. Но меня убивает его беспомощность. И моя еще большая беспомощность рядом с ним. Я сейчас считаю, что весь мир взрослых людей виноват перед ним. Никто не пользовался мозгами, поэтому он родился.
