Город призраков - Сазанович Елена Ивановна (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Доктор сделал паузу. В гостиной царила такая тишина, что когда Ки-Ки хрустнул блинчиком, все на него посмотрели как на предателя.
– Раньше на этом месте были рудники. Но после первых неудачных рудниковых работ власти признали место неперспективным и приказали закопать шахты. Естественно, некоторый уровень радиации сохранился. И естественно, я сделал вывод, что именно поэтому возрос уровень онкологических заболеваний.
И тут взорвалась бомба. Словно объявили о начале ядерной войны и все поняли, что вот-вот погибнут. Женщины, как взъерошенные курицы, бегали по гостиной, причитая на разные голоса. Мужчины чуть ли не лезли к Ступакову с кулаками. Короче, все приготовились немедленно умереть. И все шишки за это посыпались на бедного доктора.
Мы с Вано попытались их успокоить. Хотя сами уже были не рады, что вынудили доктора на такое прилюдное признание. Поскольку после этого взрыва паники, все решили немедленно эвакуироваться. И готовы были броситься собирать чемоданы. Это вовсе не входило в наши планы. Потому что, наверняка, было на руку преступнику. Сделавшему вид, что тоже испуган и, возможно, собиравшемуся смыться вместе со всеми.
Мы кое-как привели всех в чувство. И усадили на место.
– Теперь вы довольны? – очки Ступакова мстительно блеснули. – Вы видите, к чему это привело. Никто уже слушать не хочет, что в Жемчужном – самая большая продолжительность жизни. Что Жемчужное – самое экологически чистое место на планете. Что в Жемчужном меньше всего преступлений и следовательно – риска для жизни. Да, процент заболевания раком несколько выше, чем в иных местах. Но поверьте, уровень жизни здесь превышает все возможные пределы! В других городах, вы быстрее умрете от туберкулеза, от экологической засоренности, или в конце концов – от рук уличных убийц-наркоманов!
Не знаю, насколько собравшихся убедила речь Ступакова. Но во всяком случае, все потихоньку перестали галдеть. Но, по-видимому, менять свое решение на счет отъезда пока никто не собирался.
Ступаков по своей старой привычке вытер носовым платком лоб.
– Вот и все, что я знаю об этом. Граф, возможно, знал больше, хотя писать об этом постарался поменьше. И это было правильно. Кроме того, он был крайне религиозным человеком. И специально выбрал такое место, где существует большая вероятность онкологических заболеваний. Чтобы доказать, что все во власти Божьей. И кому суждено умереть от гриппа, тот от рака не умрет. Он оказался прав. Наиболее опасное место превратилось по воле Божьей в наименее опасное. Благодаря высокой нравственности живущих здесь людей.
– Значит, от рака умирали безнравственные, – усмехнулся я. – Хотя все-таки кто-то не захотел, чтобы узнали про грехи умерших. И вырвал соответствующие страницы из городской летописи. Похоже, граф был великим экспериментатором. Но только вопрос – в чем этот эксперимент заключался – нужно еще уточнить.
Как я и предполагал, об этом тоже ничего не было известно. Никому. И, вглядываясь в лица жемчужан, я напрасно старался определить, кто из них убийца. Вид у всех был вполне пристойный. И с таким же успехом каждый мог оказаться преступником.
Все, шокированные услышанным, пожелали поскорее разойтись по домам. Словно в своем дому можно спрятаться от этой ужасной болезни. Но Гога, который был напуган не менее остальных, взял себя в руки. Решив что долг превыше всего. Он строго заявил, чтобы никто до окончания дела не смел покидать город. А Сенечка Горелов, слегка побледневший от страха, все же сделал мудрые выводы.
– Эх, профессора Заманского нам не хватает, – вздохнул он. – Уж он-то помог бы решить нам эту проблему.
Все дружно поддержали Сенечку. Набросившись уже на Гогу. Который спугнул профессора. И сейчас тот, возможно, уже давно смылся из Жемчужного. Потому теперь существует опасность, что никто и никогда не найдет панацею от рака. Во всяком случае, если он и изобретет такое лекарство, то жемчужине узнают об этом в последнюю очередь. Поскольку Гога обидел великого профессора.
Уже никому не было дела до того, убийца ли Заманский. Главное было, чтобы он сделал открытие. Которое может принести им спасение. Похоже, адвокат со своими теориями, оказался прав. Великий человек будет освобожден обществом от справедливого наказания, если общество в нем крайне нуждается. Следовательно, великому человеку может быть дозволено все. И мне это не понравилось. Хотя никакого отношения к профессору и не имело.
Когда все уже стопились у выхода, желая побыстрее унести ноги. То ли от страха перед болезнью, то ли – перед разоблачением. Вано вдруг громогласно окликнул Сенечку. Дабы сказать ему нечто важное. Естественно, все сразу же забыли про свои страхи. Мгновенно навострив уши. Вано же демонстративно прогудел.
– Сеня, я знаю, что ты собирался писать книгу про этот город. Собирал материал. У тебя ведь остались какие-то записи? Мне, в частности, нужны те, которые ты делал, перечитывая еще не вырванные страницы летописи.
Сенечка тут же отвел Вано в сторону. И с жаром и нескрываемой досадой стал ему что-то втолковывать. Я подошел к ним и услышал последнюю часть беседы.
– Вано, ты полный идиот, – захлебывался Сенечка. – Ты что, хочешь за мой счет вычислить убийцу?! А если он теперь решит прибить и меня! Вот спасибо! Мало того, что в этом паршивом городишке везде ползает рак, так ты мне предоставляешь еще и дополнительный шанс отправиться на тот свет!
Вано не на шутку рассердился.
– Я думал, что ты смелее, мой друг! И, между прочим, на тебя рассчитывал. Прости, что не смог предупредить тебя об этом раньше, чтобы более профессионально разыграть эту сцену. Но, думаю, экспромтом вышло лучше. Во всяком случае – натуральнее. Ты испугался за свою шкуру и отозвал меня в сторону. Вполне естественная реакция. Такую бы мы с тобой и не придумали.
Сенечка, конечно, был напуган. Но с другой стороны ему польстило, что мы его берем в дело.
– Ладно уж, – почти довольно сказал он. – Только мне все равно не нравиться быть приманкой для убийцы.
Но Вано тут же поведал ему, что тот должен делать для своей безопасности. И заверил, что скорее всего убийца не решиться на такой шаг. Затем нами был придуман последний финал акт этой сцены.
