Заказ - Кульчицкий Константин (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Г. Санкт-Петербург. Россия.
В прокуратуру г. Санкт-Петербурга.
Сообщаем, что в результате проведённых исследований Главной экспертной иммунологической лаборатории Племенного отдела Министерства сельского хозяйства Финляндии достоверность идентичности происхождения лошади по кличке «Заказ» и лошади по кличке «Сирокко» –составляет 67%, учитывая наличие крови не матери, а бабки тестируемого животного. Процент достоверности признан достаточно высоким.
Для принятия окончательного решения об идентичности животного просим предъявить в прокуратуру г. Хельсинки оригиналы документов, копии которых были представлены…
Для начала снаружи резко стемнело – ни дать ни взять среди бела дня сумерки! Потом задул ветер, стало неожиданно холодно, и тут же ударил первый раскат грома. Цыбуле показалось, будто в кабинете вышибло пробки. С улицы долетел звон стекла: в некоторых домах по соседству с конторой разбились окошки – так хлопали створки, открытые настежь из-за жары.
А ещё через несколько минут грянул ливень!
Да какой! «Кабы градом не шандарахнуло, – подумал Василий Никифорович встревоженно. – Эка принялось…» Торопливо подошёл к окну, поплотней закрыл шпингалет. «Зерно-то созрело почти, – покачал в сердцах головой. – Того гляди наземь уложит… Это бы полбеды, а как из колосьев повыбивает?..» Такое тоже бывало. Трудишься, трудишься не покладая рук целое лето… И все труды – обратно в землю. Весь год впустую!
Дождик вообще-то был кстати. Люди его ждали: лето стояло засушливое. Но не такой же ливень, да ещё, Господи пронеси, с градом!.. Никакой совести «наверху»…
Последнее время Василий Никифорович сам, как та гроза за окном, метал молнии. Бухгалтерше, по привычке без стука и приглашения сунувшейся в кабинет, бумаги вернул без подписи. Сверкнул на девку глазами, пообещал круто разобраться с её безразличием ко всему, в хозяйстве происходящему. Взгрел за всебщее разгильдяйство, с её лёгкой руки расплодившееся. Обозвал на прощание курицей-клушей. Хотел было ещё «бюстгальтершей», разъязви её в душу… но вовремя сдержался. И хорошо, что сдержался. Девка была вправду фигуристая, вдруг обиделась бы всерьёз…
Зато под горячую руку наорал на секретаршу. Она, по счастью, была женщина опытная, умная – всё поняла. Смиренно выслушала и тихо пошла из кабинета. Лишь перед дверью, до глаз прикрыв лицо папкой «На подпись», оглянулась на разошедшегося начальника и улыбнулась. Губ не было видно, но выражение глаз Василий Никифорович рассмотрел… Секретарша закрыла за собой дверь, а Цыбуля вдруг понял, что больше ему в конторе делать нечего, а то, не ровен час, камня на камне здесь не оставит.
Схватил портфель, сдёрнул с вешалки неизменную соломенную шляпу… стремительно пронёсся через приёмную, бросил на прощание:
– Я уехал! Если чего – дома! И только дверь бухнула. Или новый грозовой раскат ударил на улице?..
– Полетел гром на тучу, – прокомментировала отбытие начальника мудрая секретарша. И сняла телефонную трубку: – Марьяна Валерьевна? Твой домой покатил. Страсть не в духе сегодня-а-а…
На улице было так темно, что Василий Никифорович сразу включил у «Нивы» фары. То справа, то слева иссиня-чёрное небо снизу доверху вспарывали сполохи молний – и одновременно взрывался гром. Так, словно над станицей лопалась и трещала самая ткань мироздания!
Цыбуля даже посидел неподвижно в машине, сквозь потоки льющейся по стеклам воды созерцая небывалое величие природы. Которую человек то и дело самонадеянно заявляет, что покорил…. Затем тяжело вздохнул и включил передачу…
После короткого ужина, прошедшего в полном молчании (Марьяна Валерьевна на цыпочках хлопотала вокруг мужа), Цыбуля ушёл к себе в кабинет. Час был не поздний, уличное освещение, несмотря на темень, ещё не включили, и лампочка на столбе – любимая вдохновительница Цыбулиных мыслей – не горела… Василий Никифорович стоял у окна и смотрел в грозовой сумрак, где, постепенно удаляясь в степь от станицы, полыхали в небесах бело-голубые разряды. Они были похожи на тонкие кривые стволы очень рослых деревьев с обнажёнными корнями, тянущимися к земле. Вспышки выхватывали из темноты клубящиеся кроны черно-фиолетовых туч…
Гроза уходила, но ливень, которому давно полагалось закончиться, не прекратился. Он перешёл в нудный, холодный дождь, и сильные порывы ветра косо швыряли его в оконные стёкла. Вниз текли вялые ручейки… Такая погода никак не способствовала перемене настроения к лучшему. Накопившееся раздражение отказывалось утихать. Василия Никифо-ровича холодило, знобило, трясло…
Он не слышал, как приоткрылась дверь за спиной. Вошла Марьяна Валерьевна. Ступая тихо, чтобы не расплескать, она несла стакан крепкого, горячего чая, как всегда обёрнутый полотенцем.
– Василий, чайку?..
Цыбуля от неожиданности вздрогнул:
– Заикой когда-нибудь сделаешь…
Марьяна Валерьевна с облегчением заулыбалась:
– А как иначе вас, мужиков, самих из себя вытащить можно? Только неожиданностью, только с налёту! – Она поставила стакан на стол и подошла к мужу. – Запрётесь вот, замкнётесь и ждёте, когда само отболит… А вдруг не отболит, а отвалится? За вами, мужиками, глаз да глаз нужен. Вы народ слабый…
Василий Никифорович отвернулся к окну и продолжал вглядываться в темноту, привораживавшую далёкими вспышками.
– Бабе чего? – продолжала Марьяна Валерьевна. – Она свою беду слезами выльет – и дальше пошла. А вы? В себе копите, потом на людях срываете. А тебе так не гоже! Ты командир у нас. Голова! Что получается, когда голова больная? Пей давай! Пока не остыл!
Цыбуля слушал жену не перебивая. Такие плавные, задушевные голоса бывают только в сельской России; в других местах не найдёшь. Он ласкал, убаюкивал душу… Первый раз за весь день у Василия Никифоровича что-то помягчело и отпустило внутри. Он подошёл к столу и, взяв закутанный полотенцем стакан, сделал большой глоток. Так другие люди пьют валерьянку или нитроглицерин. Медленный тяжёлый комок покатится внутри, смывая тяжесть и боль… Цыбуля поставил стакан, подошёл к жене, обнял её за плечи и притянул к себе:
– Валерьяновка ты моя…
– А то. – В её голосе пробудилась весёлая лукавинка, которую он так любил. – Знали родители, какое отчество дать…
Они стояли обнявшись на фоне сумрачного окна, в котором уже редкие и неяркие молнии вспыхивали далеко-далеко. Два пожилых человека, всегда готовые прийти на помощь друг другу. Без просьбы подпереть плечом, отдать всё – лишь бы
другому стало пусть на секунду, но легче… Зря говорят, будто с возрастом проходит любовь. Она не проходит…
За окном на столбе неожиданно вспыхнула лампочка. Марьяна Валерьевна нашла её взглядом.
– Слышь? Пойдём, Василь, посидим… потолкуем… а?..
По-прежнему в обнимку они прошли через кабинет к большому дивану.
– Худо мне, Марьянушка… – глухо проговорил Василий Никифорович. – Сергуня наш… И Заказ… Всё из рук валится… на народ швыряюсь… как пёс цепной стал. Сам чувствую, что негоже, а не могу… Смириться не могу…
Марьяна Валерьевна молчала. Держала его руку в своей.
Через некоторое время Василий Никифорович заговорил снова:
– По мне, рано у нас смертную казнь хотят отменить… Вот люди рассказывают, как теперь в Туркмении стало: первый раз украл – отрубают подлецу руку. Кисть. Хочешь дальше воровать? Пожалуйста. Ещё другая рука есть. И ноги… и голова… То-то, говорят, красть у них теперь совсем перестали. Машины на улицах на ночь не закрывают. А у нас? – Он тяжело замотал головой, потом снова посмотрел на жену: – Вот Сергуню убили, и никому ничего… А коня хоть нашли, да попробуй верни… Парень за него жизни не пожалел…
Взгляд Цыбули был устремлён на далёкую рукотворную звёздочку, светившую за окном. Марьяна Валерьевна тихо гладила его руку, лежавшую у неё на плече. Родное тепло жены успокаивало, помогало раскрыться озлобленной, готовой себя и весь белый свет проклянуть душе…
