Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (книги без регистрации TXT) 📗
Врач попросил о личной аудиенции сегодня ночью, поскольку события происходили в той области, о которой Ягер мог и не знать. Помощники были ему безмерно преданны, но никто не хотел взять на себя роль гонца с плохими вестями. Траупман же знал, что ему ничего не угрожает, ибо он буквально вырвал этого вдохновенного оратора из рук разъяренной церкви и протолкнул его в первые ряды Братства. В конечном счете, если кто и мог отпихнуть его назад, так это прославленный хирург.
Траупман укрепил катер и неловко, покряхтывая, взобрался на причал. Его приветствовал могучий охранник, появившийся из тени прибрежных деревьев.
– Пойдемте, Herr Doktor, – позвал он. – Фюрер ждет вас.
– В доме, разумеется?
– Нет, сэр. В саду. Идите за мной, пожалуйста.
– В саду? Клочок земли с капустой стал теперь садом?
– Я сам высадил огромное количество цветов, а наши сотрудники расчистили берег. Теперь там плиты вместо зарослей тростника и гор мусора.
– Вы не преувеличиваете, – сказал Траупман, когда они подошли к небольшому расчищенному участку у берега Рейна, там с трех ветвей свисали фонари, и теперь другой помощник зажигал фитили.
На вымощенном плитами внутреннем дворике была расставлена садовая мебель: три стула с прямыми спинками и белый стальной стол – пасторальное место уединения для медитации или конфиденциальных встреч. На дальнем стуле сидел новый фюрер Гюнтер Ягер, отсветы мерцающего света фонарей падали на его светлые волосы. Увидев старого друга, он поднялся и раскрыл объятия, тут же опустив левую руку и протягивая правую.
– Как хорошо, что вы приехали, Ханс.
– Я просил об этой встрече, Гюнтер.
– Чушь. Вам ни о чем не надо просить, просто скажите, что вам нужно. Садитесь, садитесь. Могу я предложить вам что-нибудь, может быть, выпить?
– Нет, спасибо. Хочу поскорее вернуться в Нюрнберг. Мой телефон просто разрывается от неперехваченных звонков.
– Неперехваченных?.. Ах да, скрэмблеры.
– Вот именно. У вас такие же.
– Правда?
– Может, каналы другие, но все, что я узнал, вы тоже должны знать.
– Понятно, согласен, так что за срочность, доктор?
– Что вам известно о последних событиях в Париже?
– Все, я полагаю.
– Герхард Крёгер?
– Застрелен американцами во время стычки в отеле «Интерконтиненталь». Тем лучше, ему вообще незачем было ехать в Париж.
– Он считал святым долгом выполнить свою миссию.
– Какую?
– Убить проникшего в долину офицера ЦРУ Гарри Лэтема, которого он сам и разоблачил.
– Мы найдем американца, хотя это и не важно, – сказал Ягер. – Долина больше не существует.
– Но вы уверены, что Крёгер мертв?
– Так сказано в отчете, посланном нашим посольством в боннскую разведку. Это всем известно в тех кругах, хотя они и прячут информацию, чтобы нас не засветить.
– Доклад, который, если я не ошибаюсь, вышел из американского посольства.
– Видимо. Им известно, что Крёгер наш человек… они не могут этого не знать. Этот тупица стал стрелять вокруг, думая, что убьет этого Лэтема. Однако американцы ничего не узнали – он умер по пути в посольство.
– Понятно, – сказал Ханс Траупман, меняя позу. Он лишь изредка глядел на Гюнтера Ягера, будто ему не хотелось приковывать к себе взор нового фюрера. – А наш зонненкинд, Жанин Клуниц, жена американского посла?
– Ну, чтоб узнать о случившемся с ней, и информаторы наши не нужны, Ханс. Об этом писали газеты в Европе, Америке – повсюду, и есть свидетели. Она чудом избежала засады израильских экстремистов, охотившихся за Кортлендом из-за недовольства якобы проарабским Госдепартаментом. Ее ранили, и, к несчастью, наш зонненкинд Клуниц выжила. Через день-два, заверили меня, она умрет.
– И наконец, Гюнтер… mein Fuhrer…
– Я уже говорил, Ханс, между нами это лишнее.
– Для меня не лишнее. Вы гораздо значительнее, чем был гангстер из Мюнхена. Вы высокообразованный человек, исторически и идеологически оправданная фигура, вызванная к жизни ситуацией, сложившейся не только в Германии, но и во всех странах. Калеки от рождения, низшие расы и посредственности повсюду занимают влиятельные посты в правительствах, и вы, как никто иной, понимаете – эту разрушительную тенденцию надо остановить. Вы можете этого добиться…
– Спасибо, Ханс, но вы сказали «и наконец» – что наконец?
– Да этот Лэтем, глубоко засекреченный офицер ЦРУ, который проник в долину и был разоблачен Герхардом Крёгером…
– Что он?
– Лэтем еще жив. Он хитрее, чем мы думали.
– Он же человек, Ханс. Всего лишь плоть, кровь и сердце, которое можно остановить – пробить пулей или ножом. Я отправил две команды блицкригеров в Париж с этим заданием. Они не провалят операцию. Не посмеют.
– А женщина, с которой он живет?
– Эта шлюха де Фрис? – спросил новый фюрер. – Ее надо убить вместе с ним – или лучше до него. Ее внезапная смерть лишит его силы, он станет более уязвимым, наделает ошибок… Ради этого вы и приехали, Ханс?
– Нет, Гюнтер, – сказал Траупман, встав со стула и шагая между тенью и светом двух фонарей. – Я приехал сказать вам правду – правду, как я ее понял из своих собственных источников.
– Собственных источников?
– Они не отличаются от ваших, уверяю вас, но я старый человек, поднаторевший в болтах и гайках хирургии. И слишком часто пациенты ходят вокруг да около своих симптомов, опасаясь услышать безнадежный диагноз. В конце концов обретаешь умение распознавать частичный самообман, неправду.
– Нельзя ли пояснее.
– Хорошо, и у меня есть подтверждение того, что я скажу. Герхард Крёгер не умер. Я подозреваю, что он жив и его держат в американском посольстве.
– Что? – Ягер вскочил со стула.
– Я послал своего человека в отель «Интерконтиненталь» с официальными французскими документами, естественно, чтоб он расспросил клерков-свидетелей. Они все говорят по-английски и сказали, что ясно слышали, как один из охранников на балконе крикнул, что «маньяка» ранили в ноги и он еще жив. Его увезли на «Скорой помощи». Повторяю, он еще жив.
– Боже мой!
– Дальше. Мои люди опросили свидетелей нападения на американское посольство, когда посла тяжело ранили, и жена его вроде бы выжила. Эти свидетели никак не могли взять в толк последующие сообщения по телевидению и в газетах. Они рассказали нашим людям, что у женщины грудь и лицо являли собой сплошное месиво… «Как же она могла выжить?» – недоумевали они.
– Значит, наши люди свою работу сделали. Она мертва.
– Почему тогда это хранится в тайне? Почему?
– Да все из-за этого проклятого Лэтема! – воскликнул Ягер, и его ледяные глаза снова наполнились ненавистью. – Он пытается провести нас, заманить в ловушку.
– Вы его знаете?
– Нет, конечно. Я знаю таких, как он. Всех их шлюхи испортили.
– Вы ее знаете?
– Да нет же, господи! Но еще со времен легионов фараонов шлюхи всегда портили армии. Они едут следом в своих крытых экипажах, истощая силу солдат ради нескольких мгновений неземного удовольствия. Шлюхи!
– Суждение верное, Гюнтер, и я его не оспариваю, однако оно не очень-то связано с тем, о чем я говорю.
– Тогда о чем же вы, Ханс? Вы утверждаете, будто на самом деле все не так, как мне доложили, а я отвечаю – вы, возможно, правы, наши враги пытаются расставить нам ловушки – так же, как и мы им. Что тут нового – лишь то, что мы выигрываем. Оцените обстановку, дружище. Американцы, французы и англичане находят нас везде и нигде не находят. В Вашингтоне под подозрением сенаторы и конгрессмены; в Париже двадцать семь членов палаты депутатов подделывают под нас законы, и глава Второго бюро у нас в кармане. В Лондоне потеха: находят нерасторопного советника министерства иностранных дел и не замечают первого помощника министра, которого так бесит иммиграция чернокожих, что он сам мог бы написать «Майн кампф»! – Ягер замолчал, поднялся со стула. Он стоял на вымощенном плитами дворике, глядя через цветочную изгородь на спокойные воды Рейна. – И при всем этом наша работа в менее крупных масштабах впечатляет еще больше. Один американский политик как-то сказал: «Вся политика делается на местах», и он был прав. Адольф Гитлер это понимал, потому и получил рейхстаг. Натравить одну расу на другую, одну этническую группу на другую, один экономический класс на другой, из которого первый вроде бы все соки выжал, и тем самым вызвать хаос, где и образуется вакуум власти. Он проделывал это в каждом городе – в Мюнхене, Штутгарте, Нюрнберге, Мангейме; солдаты везде распространяли слухи, сеяли недовольство. Наконец, он ринулся в политический Берлин и взял его, у него бы это не получилось без неустойчивой, но подкрепляющей поддержки удаленных территорий.
