Вместе с Россией - Иванов Егор (книги без сокращений txt) 📗
Помолчали. Мотор плавно и ровно урчал.
— Конечно, мне представлялся случай, — заговорил вновь Брусилов, — искать успеха на Львовском направлении, а пошел я на Ковель, куда мне было указано… и что я считал более полезным для всех трех фронтов… Львов соответствовал интересам только моего фронта, а Ковель облегчал выдвижение всех фронтов… Конечно, Львов доставил бы мне славу, но я ее не искал и не ищу… Свой план без абсолютной необходимости я не мог изменить и не хотел, а Эверт и Куропаткин под покровительством Михаил Василича только и делали, что планы меняли и отнекивались… Это лишает меня надежды достигнуть решительных результатов против Австро-Венгрии, какие, несомненно, были бы, окажи мне поддержку Западный фронт переходом в наступление…
Брусилов снова замолчал, вынашивая новые мысли. Однако высказать их он не успел или не захотел — шоссе поднялось на бугор, откуда открылась насыпь железной дороги. По рельсам, приближаясь к мосту через Стырь, бежал санитарный поезд. За полотном виднелось местечко Рожище, где надлежало быть штабу 5-го Сибирского корпуса и его частям, отведенным на короткий отдых.
Штаб корпуса обосновался на краю местечка, где по иронии военной судьбы почти не было разрушений. Главкоюза здесь не ждали — Брусилов строго запретил своим штабным предупреждать об инспекторских наездах главнокомандующего. Жизнь текла в обычном русле. Сновали ординарцы, писаря изображали из себя «героев» перед местечковыми кралями, работали швальни, прачечные, хлебопекарни. Корпусные канцелярии и учреждения не поместились в домах. Они разбили армейские палатки и в прохладе под брезентами вершили свои дела.
Три авто, на первом из которых узнали главнокомандующего фронтом, вызвали больше переполоха, чем произвело бы появление кавалерии противника. Все забегало, засуетилось. В разные концы помчались нарочные верхом и на мотоциклетках. Опытный шофер главнокомандующего держал к крыльцу самого большого дома, где, предположительно, разместился начальник корпуса. Он, однако, ошибся. В доме стоял штаб соединения.
Встречать Брусилова — ибо никто из сибиряков не сомневался в прибытии «самого» — вышел начальник штаба и бывшие с ним офицеры. Среди них Сухопаров с радостью увидел старого знакомца — чернобородого артиллериста Мезенцева. Полковник тоже приметил Сергея Викторовича, но решил и вида не подавать о старой взаимной симпатии. Ему не ясно было, как Сухопаров оказался в такой близости с генерал-адъютантом? И не означает ли это, что по неписаной субординации Генерального штаба подполковник, если он теперь причислен к чинам, близким к главнокомандующему, сделался начальником над ним, строевым полковником Мезенцевым?
Авто остановилось, принеся с собой шлейф белой пыли. Когда облако рассеялось, Брусилов оказался уже на земле, а Сухопаров — в двух шагах от Мезенцева. Офицеры невольно потянулись друг к другу, хотя все остальные, кроме главнокомандующего, замерли по стойке «смирно». Генерал-майор сбежал по ступеням Брусилову навстречу и отдал рапорт. Доложил, что начальник корпуса генерал-лейтенант Елчанинов сейчас на перевязке в лазарете, но скоро явится.
— Почему не сообщили о ранении Елчанинова? — внешне сурово, но с ласковым светом глаз, означавшим прощение своевольникам, спросил Брусилов.
— Легкое ранение осколком случайного снаряда… — пояснил генерал. — Его превосходительство запретил и говорить о таком пустяке…
Брусилов собрался войти в дом, но краем глаза заметил теплоту встречи Сухопарова и Мезенцева. Подполковник немного растерянно смотрел на командующего, не зная, следовать ли ему за генералами или можно остаться на улице. Алексей Алексеевич подозвал Сухопарова к себе и по-отечески сказал:
— Вижу, что встретил старого друга… В живых… Хочешь отпуск на день — разрешаю! Догонишь меня завтра утром в штабе 39-го корпуса…
Сухопаров и Мезенцев обрадовались, как мальчишки, получившие вакации.
— Сейчас же едем ко мне в дивизион… — не спрашивая друга о его желании, сказал Мезенцев. Оказывается, за углом дома, у коновязи его ожидал адъютант с двумя лошадьми.
Сухопаров нередко выезжал из Петрограда на фронты. В последнее время ему приходилось отмечать резкое падение боевого духа войск, дисциплины нижних чинов, растущее дезертирство и озлобление солдат. Так было у Эверта, так было у Куропаткина. Сейчас, за время пребывания в армиях Брусилова он с удивлением обнаружил, что здесь этого почти не замечалось. Казалось, железная воля командующего все подчинила делу разгрома германцев и не оставляла места унынию и бездеятельности, губительных для настроения солдат. С другой стороны, думалось генштабисту, сравнительное благополучие положения на брусиловском фронте могло происходить и от его отдаленности от Петрограда и Москвы. Именно в промышленных центрах России особенно сильна была революционная агитация против войны и самодержавия.
В четверть часа офицеры доскакали до села Киверцы, где стал на отдых мортирный дивизион полковника Мезенцева. Сухопаров еще раз поразился умению русского солдата обживать любую мало-мальски продолжительную стоянку. Мастеровитые артиллеристы соорудили подле своих просторных палаток, напомнивших силуэтом средневековые боевые шатры, деревянные высокие качели. Высокие тесовые навесы со столами и лавками красовались рядом с полевыми кухнями…
На качелях вовсю веселились молодые солдаты с деревенскими молодками, а дожидавшиеся своей очереди кавалеры покрикивали на них, чтобы скорее освобождали места. Все вместе слегка напоминало довоенную деревенскую ярмарку. Впечатление о ней дополняли с десяток солдат-лаптеплетов, которые под деревом соревновались в своем искусстве, окруженные толпой зрителей.
Офицерские палатки, среди них и брезентовый шатер полковника, стояли чуть в стороне, на опушке буковой рощи. На земле у входа в командирскую палатку кипел огромный самовар. Офицеры спешились. Мезенцев откинул полог шатра и пригласил гостя в свой мягкий дом.
— Располагайтесь, Сергей Викторович, а я распоряжусь по хозяйству, как в добрые старые времена… — пошутил полковник.
Сухопаров огляделся внутри палатки. Обстановка была почти спартанской. Походная кровать застелена пледом, окованный железом казенный сундук с документами и деньгами. Другой, попроще — видимо, с имуществом хозяина. Чисто выскобленный деревянный стол на козлах. Вокруг него — диссонирующие с обстановкой типично немецкие мягкие кресла.
Вошел Мезенцев и перехватил взгляд подполковника.
— Господин инспектор Генерального штаба, разрешите доложить, — шутливо начал хозяин. Сухопаров с улыбкой оборотился к нему.
— Взято взаимообразно в немецкой колонии, разбитой моими гаубицами… Кирпичные дома фольварка австрийцы превратили в маленькую крепость и поливали оттуда нашу пехоту из пулеметов… Вообще-то мы не балуем, имущество населения не грабим и женщин не насилуем. Не то что немцы. У супостата грабеж ведется организованно: все ценное захватывается и отправляется в тыл, причем не брезгуют этим даже офицеры…
— А как у нас? — поинтересовался Сухопаров.
— У нас грешат изредка только казаки… Им есть на чем возить чужое добро, — пояснил полковник. — Конечно, не громоздкое… Недавно пострадал от них городок Тысменица, но население упало в ноги командующему армией. Лечицкий наказал греховодников и издал приказ, в котором запретил «приобретать у населения товары без уплаты стоимости таковых».
— Изящная формулировка!.. — улыбнулся Сухопаров.
Приятели расположились в креслах, денщик внес кипящий самовар и все принадлежности для чайной церемонии. Мезенцев выразительно посмотрел на солдата, тот исчез на мгновение и вернулся с парой бутылок коричневой жидкости.
— Местные шинкарки называют это пойло коньяком… — пояснил хозяин. — По цене-то оно похоже, а вот по вкусу…
— За встречу! — подняли офицеры стопки. Сухопарову обожгло горло, а Мезенцев как ни в чем не бывало только крякнул и запил колодезной водой.
— Что нового в Петрограде? — поинтересовался полковник. — До нас тут доходят разные слухи… — неопределенно покрутил он рукой в воздухе.
