Чекисты Рассказывают... - Коллектив авторов (полная версия книги .txt, .fb2) 📗

«Мы должны их просмотреть», — заявил он.

Когда я возразил, что они являются оригиналами работ, выполненных мною, и что в тюрьме остались копии, он мне ответил: «Не волнуйтесь — мы все вам пришлем».

Около двух часов ночи я уже был в самолете, а в пять утра меня принимал дежурный по тюрьме в Нью-Йорке. Через день, 8 февраля, в 15 часов, меня снова одели и вывели из тюрьмы. На улице, у входа в тюрьму, меня встретил Уилкинсон, бывший начальник тюрьмы в Атланте во время моего пребывания там.

Мы сели в машину — там оказалось еще несколько человек — ив сопровождении второй машины направились к югу. У Канал-стрит мы въехали в тоннель под рекой Гудзон и переехали в штат Нью-Джерси, по направлению к Вашингтону. Но скоро мы свернули с этой дороги. Я спрашиваю Уилкинсона: «Куда едем?» Он отвечает: «Сам не знаю».

Отъехав от Нью-Йорка примерно километров сто, мы подъехали к аэродрому, по всем признакам военному. У ворот произошла небольшая заминка — Уилкинсон позвонил кому-то по телефону, а затем наши машины подъехали к четырехмоторному самолету.

Уже темнело, и, когда мы поднялись в воздух и легли на курс, появились звезды. Я выглянул из окна, нашел Большую и Малую Медведицу, Полярную звезду и определил курс: мы летели примерно на 17 градусов к востоку от севера — следовательно, на Европу!

Я знал, что большая дуга из Нью-Йорка на Северную Европу проходит в этом направлении, и, когда Уилкинсон спросил меня, имею ли я представление о цели полета, я ему так и ответил: «На Европу».

Он был несколько удивлен, но, когда я ему показал на звезды, он понял, откуда мне это было известно. Летели долго — всю ночь и значительную часть дня — с длительной остановкой где-то около Висбадена в ФРГ для заправки и какого-то ремонта.

В Берлине мы приземлились на аэродроме Темпелгоф, где нас ждали какие-то люди с машинами. Проехав довольно долго по городу, мы подъехали к зданию оккупационных войск США. Меня повели в подвальное помещение, где я увидел две стоящие рядом клетки.

Именно клетки! Они имели в длину метра два с половиной, два в высоту и несколько меньше двух в ширину. Прутья были изготовлены из круглой стали диаметром примерно 25 миллиметров, которые перехватывались поперечными полосками стали 60 на 12 миллиметров. Так как пол клетки был приподнят над полом подвала на 15 сантиметров, можно было догадаться, что стальное сооружение продолжается и там. Внутри клетки была койка.

Мне предложили раздеться и выдали нечто вроде пижамы, затем заперли в одной из клеток. Через некоторое время принесли удивительно неприглядную еду, которая по вкусу вполне соответствовала внешнему виду. Есть я не стал и лег на койку.

Меня сторожили два человека. «Чего они боялись?» — подумал я.

Было совершенно ясно, что дело шло к обмену. «Удирать» было ни к чему, а эти американцы, видимо, опасались, что я попытаюсь покончить самоубийством! Дураки!

Глядя на решетку, составлявшую «потолок» моей клетки, я вспоминал свою жизнь за последние тюремные годы, камеры в Техасе, Нью-Йорке, Атланте и в других тюрьмах, где мне приходилось побывать после ареста и суда. Вспоминал я людей, которых видел за это время. Преступники всяких мастей, надзиратели, которые их охраняли… Скоро все это будет позади!

Вспомнил я и некоторых заключенных, с которыми пришлось жить в неволе. Среди них были «знаменитости» вроде главарей мафии Дженовезе и Костелло; Робинсона, первого осужденного по «закону Линдберга» за похищение дочери богача на выкуп; грабителей банков, жуликов всех мастей, фальшивомонетчиков и прочих. Сколько их было! Каждый год состав населения тюрьмы обновлялся примерно на 50 процентов. За четыре года, что я провел в Атланте, там перебывало свыше семи тысяч человек. Мелкие воришки и жулики быстро исчезали, но ненадолго. Часто бывало, что не успеешь привыкнуть к мысли, что такой-то на воле, как снова видишь его в числе вновь прибывших!

Вспомнил я одного пожилого хромого человека с поврежденной рукою. Выпустили его. Родных не было. Устроился он где-то ночным сторожем. Жить на жалование было трудно, и он решил, что лучше вернуться обратно. Он украл почтовую машину, для верности перегнал ее в другой штат. Оба преступления были подсудны федеральному суду. На суде он объяснил, почему он совершил преступления, и просил судью, чтобы его снова направили в Атланту, где его знают и где он всех знает и где порядки ему хорошо знакомы…

А Костелло! Ходил по тюрьме царьком, охраняла его стража из подчиненных ему итальянцев, членов мафии, и сопровождала его свита из «советников», прислужников, всегда в чистой одежде, в отполированных до блеска ботинках. Дженовезе также имел свою свиту и охрану, но он держался более демократично — ходил в середине кучки, в то время пак у Костелло можно было заметить известную субординацию.

Робинсон, или «Робби», как все его звали, был старым жителем тюрьмы с личным номером в 46-й тысяче, в то время как «молодые» имели номера в 80-й тысяче и выше. Двадцать шесть лет просидел он в тюрьме, дважды его приговаривали к высшей мере наказания и дважды заменяли приговор пожизненным заключением, и все же он не терял надежды выбраться на волю.

Среди заключенных были и талантливые люди, умелые и умные, но испорченные системой, в которой все доступно богачам и ничего не достается беднякам. Эти люди с детства были вынуждены воровать, чтобы иметь булочку на завтрак, апельсин или яблоко, которых родители не могли им дать. Они видели шикарно одетых богачей в дорогих машинах, живущих в богатых домах или роскошных гостиницах, и они рано поняли: тем живется хорошо, потому что у них деньги, а ему плохо, потому что их нет. Они много раз видели безнаказанные жульничества власть имущих и богачей, и разве можно удивляться их выводу, что разбогатеть можно только грабежом и жульничеством?

Преступники — в подавляющем большинстве выходцы из бедноты, из обездоленных слоев населения, из эмигрантов, приехавших в надежде найти работу, — ведь Америка самая богатая страна в мире, с самым высоким уровнем жизни. Продолжающаяся нищета, отсутствие всякой надежды заработать достаточно денег честным трудом вынуждают многих идти на преступление…

Нельзя сказать, что легко достаются деньги и преступникам. Грабители банка тратят много времени на изучение намеченного объекта, месяцами следят за обстановкой вокруг, за порядками в самом банке, за поступлениями крупных сумм и вкладов. Фальшивомонетчики тратят еще больше времени и усилий. Один из последних больше года подготовлял свою «продукцию», да так и не успел насладиться результатами своих трудов. Во время суда над ним эксперты из департамента финансов уверяли суд, что «счастливая» случайность избавила государство от круп-

ных убытков, настолько хорошо были изготовлены фальшивые банкноты. Действительно, этому человеку не повезло!

Дело было так. Потратив немало времени и труда на подготовку и изготовление своей «продукции», он с шеною отправился из Калифорнии, вде «трудился», на восток, во Флориду, для реализации товара. Он не знал, что на этом же поприще «работали» другие, не столь усердные и не столь умелые. Они выехали чуть раньше его по той же дороге и успели сбыть несколько банкнот. Это было установлено, и всем лавочникам, рестораторам и прочим хозяевам заведений по шоссе было дано предупреждение — указание записывать номера машин всех лиц, предъявивших двадцатидолларовую купюру в уплату за услуги или покупки. По дороге жена фальшивомонетчика купила продукты и уплатила за них настоящими, не фальшивыми, деньгами. Номер их машины был записан, и некоторое время спустя полиция задержала их и произвела обыск. Чемодан с «продукцией» был обнаружен, и парочка, «проработавшая» так долго и упорно, оказалась на скамье подсудимых. Жена получила 10 лет, а муж 30 лет тюремного заключения!

Вспомнил я и всю предысторию этой поездки в Берлин 9 февраля 1962 года…

Шел 1960 год. В марте ожидали решения верховного суда по моему процессу. Наконец оно пришло: отказать, пятью голосами против четырех. Вероятно, заседание девяти судей было бурным — очень уж сильно отличались мнения большинства от меньшинства. Любопытно, что судья Франкфуртер, в свое время вызвавший на себя нарекания консервативной печати за свои либеральные взгляды, теперь сам стал реакционером и написал решение, в результате которого несомненно могли быть серьезно нарушены права граждан страны.