Рай обреченных - Абдуллаев Чингиз Акифович (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Азиза знала, когда ей можно встречаться с мужчинами, а когда нельзя. Она сама высчитывала все свои сроки. Но однажды что-то произошло. То ли сама Азиза ошиблась, то ли чабан оказался слишком настойчив. Но через два месяца Инга с ужасом узнала, что ее подруга ждет ребенка!
Это было единственное табу для больных женщин в лепрозории. Им не разрешали рожать ни при каких обстоятельствах. Слишком велика была опасность появления ребенка, зараженного той же болезнью. Каждый заболевший обязан был унести эту болезнь в могилу. На каждом проказа должна была закончиться, и роковая цепочка не смела продолжаться дальше. Даже если ребенок рождался абсолютно здоровым, он мог передать сбой в генетической цепочке кому-то из своих потомков. И потому табу было абсолютным. И Азиза это сознавала.
Она понимала, что нужно решаться на аборт. Понимала и по-прежнему чего-то ждала. Может быть, чуда. А может, просто осознание того, что она способна стать матерью, так радовало ее, делало необычайно насыщенной ее жизнь. И наполняло само существование глубинным смыслом, словно оправдывавшим ее появление на свет.
Но все это продолжалось недолго. Через два дня приехал молодой врач, которого вызвала Бармина. И Азиза покорно ушла с ними в кабинет главного врача. И вернулась через три часа уже без своего зачатого ребенка. Она прошла, тяжело ступая, к своей кровати и молча села на нее, стараясь не смотреть на находящихся в комнате девушек. И лишь спустя некоторое время с вызовом сказала:
– Ну и что?
– Больно было? – спросила Инга.
– Терпимо, – криво усмехнулась Азиза, – ничего страшного.
– А кто у тебя должен был появиться? – спросила Таня.
– Говорят, мальчик, – скривилась Азиза и, вдруг повернувшись, зарыдала, упав на подушку. Она кричала так, словно действительно потеряла сына и только теперь полностью осознала это.
Инга подсела к ней и долго успокаивала подругу. Лишь через полчаса пришедшая в себя Азиза наконец снова села и, по-прежнему криво улыбаясь, сказала Инге:
– Ты меня не успокаивай. Все равно все мы здесь в одинаковом положении.
– Да, – печально согласилась Инга.
– Ты хоть переспала бы с кем-то, – вдруг с вызовом сказала Азиза. – На Таню не смотрят, а ты пока еще нравишься многим. Так ведь и помрешь девицей, как наша Бармина.
– Не хочу, – покачала головой Инга. – С водителем – противно. От него вечно чесноком пахнет. А с нашими тоже не хочется. Я ими брезгую.
– Ты смотри, какая аристократка! – закричала Азиза. – Она еще кем-то брезгует. Да вот Танька сидит. Ее кто-нибудь пальцем поманит, она и побежит. Побежишь, Танька?
– Нет, – выдавила Таня.
– Побежишь, – уверенно кивнула Азиза. – А хочешь, я тебе уступлю Васифа на одну ночь? – загорелась она от своей мысли, обращаясь к Инге. – Он ведь мужик настоящий, не то что наши.
– Не хочу. – Инга встала и отошла от ее кровати. – Ты думай, что говоришь. Как это «уступлю»? Я таких подарков не принимаю. И мне Васиф никогда не нравился.
– Тебе нужен американский актер. Или французский, – разозлилась Азиза. – Ален Делон или Марлон Брандо? Кого хочешь, выбирай.
– Никто мне не нужен. С кем попало не хочу.
– Дура ты, – с неожиданной злостью сказала Азиза, – самая настоящая дура. Скоро твоя болезнь дойдет до морды и на тебя никто не посмотрит. Даже если очень будешь просить. Пока у тебя все на руке, можно что хочешь делать. У меня вот ноги больные, и то не останавливает. Ты знаешь, что мне сказала Бармина? Через два-три года я не смогу ходить. И в постели ничего сделать тоже не смогу. А ты говоришь «с кем попало». Эх ты! Я, по-твоему, тоже «с кем попало».
Инга молчала.
– У меня, знаешь, какой парень был! – закричала Азиза. – Сын нашего премьера. Умолял меня замуж за него выйти. А я его не любила. Думала, танцевать буду, в Москву поеду. Вот и станцевала свой танец.
Она сжала зубы. Женщины не любили говорить о прежней жизни. Это было слишком больно. Обитатели лепрозория как-то свыкались со своей страшной судьбой, стараясь не думать о том, что их ждет. Очевидно, так вообще устроен человеческий мозг. Нечто иррациональное всегда присутствует в его логике. Зная, что они обречены, люди продолжали жить, не думая о своих болезнях и об отпущенном им сроке.
Впрочем, это относится не только к больным. Разве все человечество не похоже на больных этого лепрозория? Разве мы не знаем абсолютно точно, что также обречены на смерть? Пусть через тридцать, сорок, пятьдесят лет. Но обречены все. В живых не останется никто из ныне живущих. Им на смену придут другие поколения. Тем не менее мы меньше всего думаем о смерти, позволяем себе влюбляться, ссориться, встречаться, расставаться. Словом, ведем себя так, будто наша жизнь бесконечна.
Через две недели Инга познакомилась с Эльдаром. И впервые осознала, что значит любить по-настоящему.
Он был студентом-биологом. И случайно забрел в Умбаки. Она сидела на скамейке. Правым боком к солнцу. И он подошел к ней, не видя ее левой руки. Она, закрыв глаза, просто улыбалась солнцу. И на ней было ее любимое, самое красивое платье, подаренное отцом. А Эльдар стоял рядом и просто смотрел. Потом осторожно сел на скамейку рядом с ней. Она открыла глаза. И вместо солнца увидела его.
И больше ничего не нужно было говорить. Но она спросила:
– Вы откуда?
– Я студент пятого курса. Биолог. Случайно сюда попал. Кажется, отбился от своей группы. А вы здесь живете?
– Да, – сказала она, глядя на него.
Молчание длилось непривычно долго. Потом он нерешительно спросил:
– Как вас зовут?
– Инга. А вас?
– Эльдар.
– У вас красивое имя, – улыбнувшись, сказала девушка. – И оно мне очень нравится.
– Почему?
– Так звали моего папу.
– Почему вы говорите «звали»?
– Он умер, – спокойно ответила Инга. Эти слова уже не причиняли ей такую боль, как раньше.
– Простите.
Они вдруг замолчали. Долго молчали. И потом он сказал:
– Вы очень красивая.
Она улыбнулась. Ей было приятно. Но она ничего не ответила.
– Где вы живете? – спросил он. – В этом поселке?
Она думала, что он все поймет, услышав ее ответ.
– В этом, – кивнула она.
Но он посмотрел на ее колени, где лежал томик Есенина.
– Вы любите Есенина? – восхищенно спросил он.
– Да, очень.
– Я тоже. И еще Блока. И немного Пастернака. Они, правда, разные, но такие великие. Я люблю стихи Пастернака.
Ей было с ним легко и просто.
– А из иностранцев? – спросила она.
– Конечно, французов. Аполлинера и Бодлера. Их стихи – настоящее чудо!
– Вы много читали.
– Да, – оживился он. – Я убежден, что книга – это вид мощной энергии. Просто мы пока не можем ее измерить. Она способна нести очень положительный заряд. В общем, ничего в мире просто так не бывает. Сотворенное зло остается среди нас и начинает множиться, угрожая разрушить нашу Вселенную. Добро тоже имеет энергетическую основу.
Слушая его, она невольно шевельнула плечом, и он увидел ее левую руку. И перчатку. И бинты до плеча.
– Простите, – почему-то шепотом сказал он, – что с вами?
– Я думала, вы догадались, – горько усмехнулась она, – это Умбаки. Поселок прокаженных.
– И вы тоже? – Нужно было видеть боль на его лице.
– Да, – сказала она, вставая, – я тоже.
И, взяв книгу в правую руку, Инга пошла в сторону больничных зданий. Так больно ей было только однажды. Когда умер отец. И вдруг она услышала шаги за спиной. И его торопливый голос:
– Можно, я завтра сюда приду?
Она замерла. И, не оборачиваясь, сказала:
– Можно.
Так начались их ежедневные встречи. Это были невероятные встречи, наполненные каким-то озарением, любовью, болью, сожалением и восхищением одновременно.
А спустя две недели он впервые дотронулся до нее. Ей казалось, что она должна вызывать отвращение. Но она видела его глаза. В них не было ничего подобного. В них было нечто такое, что она находила только в глазах своего отца. И она поверила своему новому другу. И когда он в первый раз поцеловал ее, она, содрогаясь от волнения, не ответила ему, словно боясь спугнуть свое счастье. Счастье обретения Рая. Счастье в саду обреченных.