Джин Грин — Неприкасаемый - Горпожакс Гривадий (библиотека электронных книг .txt) 📗

— Кажется, на сегодня все, — сказал он бесстрастно, жуя тропический концентрированный шоколад. — А было довольно жарко. Пора в отпуск. К бабам. Надоело.

— Надоело? — вяло переспросил Джин, отирая мокрый лоб. — А я думал, вы из тех, кому нравится выпускать кишки у ближнего.

— Собачья жизнь, — зевнув, проговорил барон-ландскнехт. Он закурил сигару. — Говорят, год собачьей жизни равен семи годам человечьей. Когда мне стукнуло восемнадцать, я ушел в крестовый поход против жидов и комиссаров двадцать два года назад. С тех пор я жил жизнью собаки. Выходит, мне восемнадцать плюс сто пятьдесят четыре. Итого сто семьдесят два года. — Он сплюнул, пряча зажигалку. — А вы этому Лотоцкому особенно не верьте. Я его хорошо помню по России — страшный человек.

— Этому страшному человеку, — сказал Джин заинтересованно, тоже закуривая, — мы все сегодня обязаны жизнью. Если бы не он, нам наверняка бы устроили новый Дьен-Бьен-Фу!

— Я об этом вашем «спасителе», — проронил барон, — такое могу рассказать…

Он прожил еще всего полминуты. Он снова зевнул и встал во весь рост над мешками с землей, оглядывая пылающую и дымящую белую зону.

В неверной тишине ударом погребального колокола прозвучал выстрел. Меткий вьетконговский снайпер, вооруженный трофейной американской винтовкой М—1 «гаранд» с оптическим прицелом, влепил барону пулю между глаз.

В знак окончания боя Джин выстрелил вверх три зеленые ракеты. Где-то на опушке джунглей раздался печальный серебристый звук горна — сигнал окончания боя и сбора.

Джин медленно спустился с вышки. Навстречу шел Лот в разодранной, грязной форме, весь в сухой красной глине, с лоснящимся от пота счастливым лицом

— Славный денек! — сказал он весело. — И поработали мы все на славу! Прикажи, пожалуйста, радисту вызвать для нас вертолет! Кстати, совсем, забыл — я ж привез тебе письмо.

Джин разорвал конверт, развернул вдвое сложенную бумажку:

«Милый! Ты стал совсем несносен. Неужели мы проиграем без тебя эту войну, если ты приедешь хоть на пару дней в Сайгон! Я остановилась в „Мажестике“. Переговорила вчера на приеме со всем начальством „зеленых беретов“, включая главного представителя „фирмы“, главного генерала из МАК—5 — штаба военной помощи — и нашего посла в Сайгоне. Говорят, что выше всей этой большой „бронзы“ стоят только председатель комитета объединенных начальников штабов и президент. Доберусь и до них, если ты не примчишься в Сайгон. Сгораю от любви. Если не приедешь, сожгу себя, как буддийская монахиня. Из Америки с любовью. Ширли».

Джин скомкал бумажку, сунул ее в карман. На лице Лота застыло выражение, обычное для игроков в покер.

Подсчитали потери: тридцать четыре офицера и солдата убиты, пятьдесят восемь ранены, из «красных беретов» ранены пятеро, из «зеленых» — убит Фрэнк, легко ранен Берди, из «викингов» убит Гуннар Бликсен-Финеке, двое легко ранены…

— Тебе, Лот, придется взять тела Фрэнки и Бликсена с собой, — с бесконечной усталостью в голосе сказал Джин.

— О'кей, Джин. Слушай, я дьявольски проголодался. Утром перед вылетом сюда я почти ничего не ел — знал, что будет бой, а воевать лучше натощак, на случай ранения живота…

— Чего-чего, а кормят нас отлично. В холодильнике ты найдешь пиво, консервированную ветчину, замороженные крабы, рационы «Си» и все, чем богат «Пи-экс» [96] в Сайгоне. Словом, можешь поесть почти как на крыше «Сент-Риджеса».

Один из семерки «самураев», тот самый, что служил с Гуннаром Бликсеном в дивизии СС «Викинг», вышел вперед.

— Гуннара не стоит везти вертолетом на базу, — сказал он бесстрастно, с сильным немецким акцентом. — Вашего Фрэнки есть смысл выпотрошить, забальзамировать, уложить в цинковый гроб и отправить через Манилу и Сан-Франциско на родину, на Арлингтонское кладбище — Фрэнки будет оплакивать вся его стопроцентная американская семья. А у Гуннара никого на свете нет — вся его семья накрылась во время американского налета на Гамбург. Поэтому по древней традиции викингов мы предадим его тело сожжению. Так поступали мы и в России — за нашей дивизией СС «Викинги» до самого Кавказа, до Грозного и обратно следовал полевой крематорий.

…Лот прочитал заупокойную молитву. Они стояли в строю на плацу перед огромным костром, на котором, дергаясь и корчась, сгорало облитое бензином и оружейным маслом тело «викинга», труп голубоглазого ландскнехта из далекой северной страны.

Сначала сгорела бородка…

Перед костром замер в почетном карауле длинный ряд из тридцати шести воткнутых штыками в землю винтовок и автоматов Ар-15. На каждый приклад надета каска убитого и рядом пара высоких армейских башмаков на толстой каучуковой подошве.

По команде «смирно» вытянулись сержант-знаменщик, офицеры, за ними — «викинги», «зеленые береты» и «красные береты», еще дальше — солдаты АРВН.

— Будь я проклят, — поморщив нос, шепотом сказал Лот Джину, — если эта церемония не напоминает мне сожжение тела фюрера в саду рейхсканцелярии. Он тоже распорядился, чтобы его похоронили как викинга.

Трещал костер, печально пел «Сайленсиум» солдатский горн, и эхо в джунглях вторило солдатскому реквиему. А Джин думал о том, что вся бессмысленная, искалеченная жизнь голубоглазого ландскнехта, этого профессионального убийцы в мундире, не жуткий анахронизм, а неотъемлемый штрих современности, каинова печать на шестидесятых годах просвещенного двадцатого века… И все восставало в нем против мрачной атавистической романтики «зеленых беретов» и напалма, против преступного вранья военщины и лживой театрализации смертоубийства.

А затем, когда по команде рассыпался строй, случилось нечто такое, что потом всю жизнь кошмаром преследовало Джина.

К офицерскому бункеру, где стояли, распивая и закусывая офицеры и «викинги», подошла большая толпа солдат с «красными беретами» впереди. Все они скалили зубы в слегка смущенных улыбках, словно ожидая похвалы за дело какой-то особой доблести.

И вдруг Джин заметил на груди «дай-уи» — капитана «красных беретов» — странную гирлянду из… окровавленных человеческих ушей.

Капитан «красных беретов» сделал два шага вперед и, улыбаясь, произнес на ломаном английском языке:

— Сэр, майор обещать пятнадцать долларов за Вьетконг ухо! Давать деньги сейчас!

Алым огнем полыхнуло перед глазами у Джина. Прыжок, удар кулаком в челюсть, и «дай-уи», описав в воздухе полусальто, грохнулся на утрамбованную землю плаца.

Лот швырнул прочь куриную ножку, быстрым шагом подошел к нему и, рывком ставя его на ноги и отряхивая сильными шлепками, строго и громко проговорил в сторону Джина:

— Это безобразие, лейтенант Грин! Прошу помнить, что вы всего-навсего американский советник. Делаю вам строгий выговор и предупреждаю, что о вашем недостойном поведении будет доложено командованию Баткэта. Не удивлюсь, если это задержит ваше производство в капитаны. «Дай-уи»! — обратился он к капитану «красных беретов». — Я приношу вам глубокие извинения!

Джин и сам уже раскаивался в своей опрометчивости, растерянно потирая правый кулак.

— Сколько же у вас ушей? — дружески спросил Лот капитана «красных беретов».

— Двадцать четыре, — ответил тот, с трудом ворочая челюстью и меча молнии в сторону Джина, который формально был всего-навсего советником.

— Значит, — полез за бумажником Лот, — я вам должен выплатить триста шестьдесят долларов, то есть три тысячи шестьсот пиастров. Таких денег я с собой не ношу, извольте получить чек на сайгонский банк.

— Тэнк ю вери, вери мач! — поблагодарил «дай-уи», принимая чек и передавая Лоту гирлянду с человеческими ушами.

Лот спокойно взял гирлянду и кинул ее одному из «викингов».

— Возьмем с собой, — бросил он. — Покажем начальству в Баткэте, а то они перестали верить нашим рапортам о потерях противника. Кстати, любопытная штука: вы, ребята, все помните, что и у нас в России было то же соотношение оккупационных марок и рейхсмарок — десять к одной.