Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт (книги txt) 📗

– Может, я и не смог бы предотвратить, но смог бы сделать так, чтобы его смерть, да и жизнь оказались более осмысленными. Он хотел мне все рассказать, но я приказал ему молчать. Эмори сказал, что мой телефон так же стерилен, как и дом, но я не согласился.

– Нет, ты ответил не так. Ты сказал, что его телефон, его кабинет могут оказаться не стерильными. И это вполне логично, учитывая твой многолетний опыт. И я до сих пор уверена, что в госдепе сидит какой-нибудь «памятливый», который мог поставить «жучки» в его кабинете.

– Ты знаешь, что лет тридцать назад одному параноику по фамилии Маккарти тоже повсюду чудились вражеские агенты. Он чуть не разрушил страну и восстановил всех против всех при помощи страха и ненависти.

– Может, он тоже был из «памятливых». Кто мог сделать это лучше?

– Вполне вероятно. «Памятливый» является «абсолютным патриотом». Он от всех постоянно требует клятв верности, потому что сам не испытывает угрызений совести, когда ставит подпись под присягой.

– Так вот кого тебе следует искать, Михаил. Тотального патриота, человека с абсолютно незапятнанным прошлым. Он и окажется «кротом».

– Если бы мне удалось узнать, чего ждал Брэдфорд вчера утром, мы бы вышли на нужного человека. Эмори сказал, что будет знать точно ближе к полудню. Это означает, что он ждал доказательств того, что некто не был там, где он должен был быть. Охрана на входе говорит, что пакет поступил в 12:25. Никто не знал, что в нем находилось. И само собой разумеется, потом никакого пакета в кабинете Брэдфорда не оказалось.

– Что, разве на нем не было ни обратного адреса, ни названия компании?

– Если и были, то никто на это не обратил внимания. Пакет был доставлен с курьером.

– Надо проверить компании, которые занимаются доставкой. Наверняка кто-нибудь да запомнил цвет униформы. Это сузит сферу поиска.

– Это был не обычный курьер. Это была женщина в твидовом жакете с меховым воротничком, на вахте запомнили лишь то, что она выглядела слишком тонно для простого рассыльного.

– Тонно?

– Привлекательно, с правильной речью, очень четкая. Это и есть тонность.

– Чья-нибудь секретарша.

– Да. Но чья? К кому мог Брэдфорд обратиться за такого рода доказательствами?

– Каков был размер и внешний вид пакета?

– Вахтер, который принимал пакет, сказал, что это был большой плотный конверт, довольно толстый и с заметной выпуклостью внизу. Бумаги и что-то еще.

– Бумаги? – переспросила Дженна. – Может, газеты? Не мог ли он обратиться в редакцию газеты?

– Конечно, мог. Вырезки четырехмесячной давности, в которых описывается событие или события, произошедшие в то время. Но он мог также получить документы из ЦРУ (у него там были друзья), что-нибудь из твоего досье или из материалов по Коста-Брава… Нечто, ускользнувшее от нашего внимания. Не исключено, что он проверял больницы, лыжные курорты, маленькие городские общины, дела о разводах, произведенных in absentia [67], бронирование мест на курортах Карибского моря, подписи на счетах ресторанов, показания метрдотелей или пляжных смотрителей; для всех них хорошая память – источник заработка. Все возможно, потому что именно эти варианты упоминаются здесь. – Майкл указал на стопы документов, лежащих перед ним на столе. – Имеются десятки иных возможностей, до которых мы еще просто не додумались. – Хейвелок откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. – Объект наших поисков, Дженна, великолепен. Это человек-невидимка.

– Тогда ищи кого-нибудь другого.

– Я это и делаю. Доктор из Мэриленда. Самый уважаемый врач графства Тэлбот.

– Михаил!

– Да?

– До этого… ты читал документы, связанные с твоим пребыванием в клинике. После Коста-Брава.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела, как ты время от времени закрывал глаза. Те страницы были для тебя нелегким чтением.

– Очень нелегким.

– Ты узнал что-нибудь новое?

– Нет. Ничего, кроме описания твоей казни и моей реакции на событие. Абсолютно ничего.

– А можно мне прочитать?

– Видит бог, я искал причину отказать тебе. Но не нашел.

– Если ты не хочешь, то это вполне достаточная причина.

– Нет, это не годится. Ты была той, кого там убивали, и имеешь право знать. – Майкл выдвинул правый ящик стола и вытащил из него толстый конверт с черной полосой. Он протянул его Дженне. На мгновение их глаза встретились. – Мне здесь нечем гордиться, – произнес Хейвелок. – Мне предстоит носить это в себе до конца дней. Теперь я знаю, что это такое.

– Мы станем помогать друг другу… до самого конца наших дней. Ведь я тоже им поверила.

Дженна с конвертом в руках присела на диван и вынула первую папку с чувством прикосновения к чему-то страшному и в то же время священному. Откинувшись на спинку, она начала читать.

Хейвелок словно застыл, не в силах сосредоточиться на своем. Строчки лежащих перед ним документов плыли перед глазами. Пока Дженна читала, он вновь переживал ту страшную ночь. Кошмарные образы замелькали в сознании, причиняя почти физическую боль. Перед ней сейчас открывались тайники его сознания, обнаженные чувства и эмоции, вскрытые с помощью психотропных препаратов. Это было похоже на смерть, и теперь она переживала это так же, как он в свое время – ее гибель на берегу.

Те фразы-выкрики вновь встали в его памяти. Теперь и она слышала их – это можно было понять по тому, как она время от времени прикрывала глаза, судорожно вздыхала, как постепенно у нее начали дрожать руки. Дженна отложила последнюю папку. Он почувствовал на себе ее взгляд, но не смог ответить ей тем же. В ушах по-прежнему бился собственный крик – нестерпимый вопль о жестокой и непростительной ошибке. О предательстве.

«Уходи быстрее! Умри скорее! Исчезни из моей жизни! Ты никогда не принадлежала мне! Ты оказалась ложью, и я любил эту ложь, но ты никогда не была частью меня!.. Как ты могла оказаться тем, чем есть, и как могла быть той, которой казалась? Почему ты так с нами поступила? Со мной! Ты была все, что у меня оставалось, и вот теперь ты бросила меня в ад! Умри! Исчезни!.. Нет! Ради всего святого, позволь мне умереть вместе с тобой! Я хочу умереть… но я умру не из-за тебя! Я умру ради себя, для себя! Только не для тебя. Ты пришла ко мне, но пришла как шлюха, и я взял шлюху… и поверил шлюхе! Грязной подлой шлюхе!.. О боже! Она ранена! Еще раз! Беги же к ней! Помоги ей!.. Ни за что! Все кончено! Все кончено и стало историей. Больше я не услышу лжи. Господи, она ползет, ползет по песку, как подстреленное, истекающее кровью животное. Она еще жива. Беги! Помоги! Прекрати ее последние муки пулей. Ты обязан сделать это! Нет!.. Она умерла. Она больше не шевелится. Кровь… Кровь на руках… На голове. Она умерла, и часть меня умерла вместе с ней. Все кануло в прошлое, как и первые дни нашего знакомства… О боже, они утаскивают ее. Утаскивают, словно убитое дикое животное. Кто это? Кто эти люди? Не видел ли я их фотографии… досье… Теперь все не имеет значения. Понимают ли они, что сотворили? И она поняла? Убийца, гадина, шлюха!.. Та, которую я когда-то любил. Теперь все ушло в историю. Убийца ушла… так же, как и любовь. Выжил всего лишь один глупец».

Дженна собрала бумаги, сложила их на журнальный столик и повернулась к нему. В глазах у нее были слезы.

– Столько любви и одновременно столько ненависти. Ненависть ко мне и к себе. Мне не пришлось пережить то, что пережил ты. Сначала у меня было только удивление; жертвой, наверное, быть легче. Но потом удивление прошло, я всерьез разозлилась и тогда почувствовала примерно то же, что и ты. Я так тебя ненавидела и в то же время презирала себя за эту ненависть. Я не могла забыть твоей любви, потому что чувствовала ее искренность. Она не могла быть фальшивой, во всяком случае, не в такой степени, не целиком. Но на границе и потом на аэродроме Коль-де-Мулине, когда я решила, что ты явился, чтобы наконец расправиться со мной, я уже была в ярости. Я видела твою жестокость по отношению к той женщине на причале в Чивитавеккия. Я смотрела на тебя в иллюминатор самолета – если есть бог, то пусть он простит меня – как на врага. Мой любимый стал моим врагом.