Достопочтенный Школяр - ле Карре Джон (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
То немногое, что они знали, было ужасна. Такие обычные вещи, как, например, кадровые перестановки, приобретали устрашающие масштабы. Смайли должен был уволить засвеченных сотрудников, ликвидировать засвеченные резидентуры: например, сеть агентов бедняги Тафти Тесинджера в Гонконге, хотя до Гонконга из-за его довольно большой удаленности от полей сражений с Советами руки дополи не скоро. Из Уайтхолла, к которому подчиненные Смайли да и он сам относились с глубочайшим недоверием, до них доходили слухи о том, что их начальник ведет не совсем понятные и довольно ожесточенные споры об условиях увольнения бывших сотрудников и их устройстве в новой жизни. Было немало случаев (и бедняга Тафти Тесинджер и тут служил подходящим примером), когда Билл Хейдон умышленно способствовал выдвижению на неоправданно высокие посты тех, кто уже на чем-то погорел, – про них с уверенностью можно было сказать, что они не проявят никакой личной инициативы. А выходное пособие? Дать ли им то, что заслуживают на самом деле, или то, на что они могут рассчитывать в соответствии с той завышенной шкалой, по которой, проявив дьявольскую хитрость, их расставил на должности Билл Хейдон? Были и другие случаи, когда Хейдон, ради своей собственной безопасности, под надуманными предлогами увольнял людей. Платить ли им пенсию в полном размере? Могут ли они претендовать на восстановление в должности? Растерявшись от всех этих проблем, неопытные министры, вступившие в должность после недавних выборов, давали весьма решительные и столь же противоречивые указания. В результате перед Смайли прошла невеселая вереница сотрудников Цирка, мужчин и женщин, обманутых в своих ожиданиях. «Домоправители» получили строгий приказ: чтобы ни в коем случае, из соображений безопасности и, возможно, этики, ни один из этих вернувшихся в штаб-квартире не появлялся. Смайли заявил, что не потерпит, чтобы хотя бы мимолетно встречались те, кто обречен, и те, кто возвращается из опалы. Поэтому при поддержке Министерства финансов, на которую скрепя сердце согласился уэльсец Хаммер, «домоправители», арендовав в Блумсберри дом, открыли временную приемную под видом курсов иностранного языка. На дверях висела табличка: «Извините. Прием посетителей только по предварительной договоренности». В приемной работали четверо сотрудников бухгалтерии и отдела кадров. Конечно же, эту четверку сразу окрестили «группой Блумсберри», и все знали, что иногда Смайли считает своим долгом, улучив свободный часок, заглянуть туда и поговорить с людьми, лица которых зачастую были ему совершенно незнакомы. Он выражал им сочувствие и утешал – совсем как посетители, навещающие родственников или знакомых, оказавшихся в больнице. Когда Джордж был не в настроении, он мог не вымолвить ни слова за все время визита, предпочитая сидеть в уголке пыльной комнаты, загадочный и похожий на Будду.
Что заставляло его так делать? Что он искал? Что хотел услышать? Если им двигал гнев, то все они в те дни разделяли его. Нередко сотрудники Цирка собирались после долгого рабочего дня в зале заседаний и развлекали друг друга байками и сплетнями; но если вдруг случалось, что у кого-то нечаянно вырывалось имя Карлы или его «крота» Хейдона, на них нисходило молчание ангелов, и даже хитрющая старушенция Конни Сейшес, главный эксперт по России, не могла вывести их из этого оцепенения.
Еще более трогательно в глазах подчиненных Смайли выглядели его попытки спасти от гибели хоть какую-то часть агентурной сети. Не прошло и дня после ареста Хейдона, как перестали подавать признаки жизни все девять линий связей Цирка в Советском Союзе и Восточной Европе. Прервалась радиосвязь, прекратилось движение курьеров, и были все основания полагать, что если и сохранились верные Цирку агенты, то их взяли сразу же. Но Смайли отчаянно сопротивлялся, не желая согласиться с этим простым объяснением, точно так же, как он отказывался признать, что Карла и Московский Центр работают так эффективно, что полностью застрахованы от ошибок, не оставляют следов и потому неуязвимы, и что логика их безупречна. Он не давал покоя Лейкону, надоедал Кузенам в их просторных кабинетах во Флигеле на Гроувенор-сквер (Большая площадь в центральной части Лондона, на которой находится здание американского посольства), настаивая на том, чтобы продолжалось наблюдение за радиочастотами агентов. Несмотря на яростные возражения Министерства иностранных дел и, в первую очередь, Родди Мартиндейла, он добился, чтобы в передачах Всемирной службы Би-би-си открытым текстом были переданы сообщения, содержащие условную фразу приказа всем оставшимся на свободе агентам немедленно вернуться в Англию. Как ни странно, постепенно, понемногу агенты начали подавать признаки жизни – и это было похоже на голоса с другой планеты, пробивавшиеся через огромные космические расстояния.
Сначала Кузены в лице своего всегда подозрительно бодро настроенного главы представительства Мартелло сообщили, что американская служба эвакуации по своим каналам переправляет двух английских агентов, мужчину и женщину, в известный курортный город Сочи на Черном море, а тихие и неприметные люди Мартелло готовят небольшую лодку для операции, которую они упорно называли не иначе, как «операцией по эксфильтрации». Судя по описанию, речь шла о Чураевых, ключевых фигурах агентурной сети под кодовым названием " С о з е р ц а н и е ", охватывавшей Грузию и Украину. Не дожидаясь разрешения Министерства финансов, Смайли извлек из пенсионного небытия некоего Роя Бланда – дородного, пышущего здоровьем мужчину, бывшего марксиста-диалектика, который когда-то был рядовым агентом, а потом куратором этой агентурной сети. Он передал под команду Бланда, сильно пострадавшего во время «краха», двух людей из службы охраны – «цепных псов», специалистов по России – де Силски и Каспара, которые тоже были «законсервированы» и которым тоже в свое время покровительствовал Билл Хейдон. Транспортный самолет Королевских ВВС был наготове, когда пришло донесение, что лодка обстреляна при выходе из залива, а двое агентов убиты. Операция по тайной эвакуации провалилась, сообщили Кузены. Чтобы выразить свое сочувствие, Мартелло лично сообщил об этом Смайли по телефону. Он был по-своему добрым человеком и, как и Смайли, принадлежал к людям старой школы. Была ночь, шел проливной дождь.
«Не принимай все слишком близко к сердцу, Джордж, – посоветовал он тоном доброго дядюшки. – Ты слышишь? Есть рядовые агенты, а есть руководители, место которых – в кабинете, за письменным столом. И мы с тобой должны сохранять эту дистанцию. Иначе сойдем с ума. Мы не можем впадать в отчаяние из-за каждого агента. Такова уж „генеральская доля“. Не забивай об этом».
Питер Гиллем, который во время этого телефонного разговора стоял рядом со Смайли, впоследствии клятвенно заверял, что Смайли никак особенно на сообщение не прореагировал, а уж Гиллем-то знал Смайли. Однако десять минут спустя обнаружилось, что тот ушел, и никто не заметил, как это произошло, просто его необъятный плащ исчез с гвоздя, на котором обычно висел. Джордж, насквозь промокший, вернулся, когда уже рассвело, а плащ по-прежнему был переброшен у него через руку. Переодевшись, он снова вернулся к письменному столу, но когда Гиллем, хоть его и не просили, на цыпочках подошел и принес чаю, он, к своему величайшему смущению, обнаружил, что начальник сидит за столом в неестественно-напряженной позе, перед ним старый томик немецкой поэзии; руки со сжатыми кулаками лежат по обе стороны от книги, а сам он молча плачет.
Бланд, Каспар и де Силски умоляли, чтобы их снова взяли в Цирк. Они ссылались на пример с малышом Тоби Эстерхейзи – венгром, которому каким-то образом разрешили вернуться, – и требовали, чтобы к ним отнеслись так же, – но безуспешно. От их услуг отказались, и больше о них никто и никогда не слышал. Одна несправедливость порождает другую. Хотя репутация «ветеранов» была подмочена, они могли бы еще пригодиться. Но Смайли об этом и слышать не хотел – ни тогда, ни потом; никогда. Именно в те дни они пережили самую низшую точку кризиса – первый период сразу же после «краха». Тогда и в самом Цирке, и вне его многие всерьез считали, что они стали свидетелями того, как перестало биться сердце британских секретных служб: они отдали Богу душу.
