Мозаика Парсифаля - Ладлэм Роберт (книги txt) 📗
– Как мы можем остановить ВКР?
– По возможности не давать им ни малейшего повода.
– В каком смысле?
– В смысле провокационных или подстрекательских акций, которые они могут использовать для давления на престарелых кремлевских маразматиков. То же самое и к вам относится. У вас есть свои шакалы, свои генералы – «вся-грудь-в-орденах» и ретивые полковники с голодным блеском в глазах, которые вьются вокруг ожиревших престарелых сенаторов и конгрессменов, не уставая повторять, что случится катастрофа, если вы не нанесете превентивный удар. Разум, к сожалению, не всегда торжествует, хотя у вас в этом смысле получше, чем у нас. У вас более действенная система контроля.
– Надеюсь, – произнес Хейвелок, вспомнив о капитан-лейтенанте Томасе Деккере и ему подобных. – Вы сказали, что Военная внедрилась в ваши ряды, непосредственно в службы самого КГБ.
– Это предположение.
– Но если так, значит, как минимум несколько из них разгуливают по коридорам посольства в Вашингтоне и консульства в Нью-Йорке?
– Я не уверен даже в своем непосредственном начальнике.
– И «памятливые» должны знать их, иметь возможность с ними связаться, передавать информацию.
– Вы полагаете, что мне что-то известно. Но вы ошибаетесь.
Хейвелок помолчал, ожидая, когда отпустит боль в висках.
– Допустим, я скажу, что тот «повод», о котором вы упомянули, прошлой ночью попал в руки «крота». Он закопался так глубоко, что имел доступ к информации, открываемой лишь по специальному президентскому приказу. Ему удалось скрыться.
– Даже понимая, что тем самым раскрывает свою «нору»?
– Его личность установили. Кстати, вы оказали в этом существенную помощь, сообщив о смерти Ростова и о ВКР. «Крот» – сотрудник Военной контрразведки. Он тот враг, о котором говорил Петр Ростов.
– В таком случае следите за внезапными отъездами дипломатов невысокого ранга, сотрудников внешней охраны и системы связи. Если есть агенты ВКР, то прежде всего среди них. Сделайте все, что в ваших силах. Задерживайте самолеты, выдвигайте обвинения в воровстве, шпионаже, в чем угодно. Этот «повод» не должен попасть через океан.
– Не исключено, что мы уже опоздали.
– Чем я могу помочь, не зная характера добытой информации?
– Там самое худшее из всего, что можно предположить.
– Вы можете просто все отрицать?
– Это неопровержимо. Часть материалов – самая жуткая фальшивка, но сделана так, что ее не отличишь от правды… Особенно с помощью орденоносных генералов и ретивых полковников.
Русский помолчал.
– Вам следует обратиться к более мудрым, к тем, кто занимает высокие посты, – негромко предложил он. – У нас для таких дел существует неписаное правило, или, как вы здесь говорите, «закон большого пальца». Обращайтесь к влиятельным партийным работникам в возрасте между пятьюдесятью и семьюдесятью, к тем, кто пережил план «Барбаросса» и Сталинград. Они хорошо помнят, что такое война. Допускаю, что эти люди могут вам помочь. А я, судя по всему, нет.
– Вы уже помогли. Мы теперь знаем, за кем следить в посольстве и консульстве… Вас еще подробно расспросят обо всем, как вы догадываетесь.
– Догадываюсь. Может, мне разрешат хотя бы смотреть американские фильмы по телевизору? После бесед, разумеется.
– Надеюсь, я смогу вам помочь.
– Я так люблю вестерны… Хейвелок, остановите его. Вы не знаете Военную.
– Боюсь, что знаю, – сказал Хейвелок, опускаясь в кресло. – И поэтому боюсь еще больше, – добавил он, кладя трубку.
За последующие три часа он не отдохнул ни минуты. Кофе, аспирин и холодные компрессы помогали не заснуть. В немалой степени этому содействовала и нестерпимая головная боль. Все отделы всех разведывательных и контрразведывательных служб, которые располагали информацией или имели доступ к советскому посольству в Вашингтоне и консульству в Нью-Йорке, получили строгое указание выполнять малейшую просьбу Пятого стерильного. Расписания «Аэрофлота», польской авиакомпании «ЛОТ», чехословацкой «ЧСА» и всех остальных рейсов в страны Восточного блока подвергались тщательному изучению. Списки пассажиров просматривались с целью выявления среди них дипломатов. Количество телекамер, направленных на здания посольства и консульства, удвоилось, за всеми, кто выходил из помещения, устанавливалось наружное наблюдение. Все было сделано для того, чтобы предотвратить контакт, обрезать пути отправки документов в Москву. «Наружке» было приказано ни в коем случае не упускать из виду свои объекты, даже под угрозой обнаружения. Это был самый эффективный способ дать понять связнику ВКР, что за ним следят и попытка встречи с агентом обречена на провал; это же должно быть ясно и Пирсу.
Геликоптеры носились над границей с Мексикой, преследуя легкомоторные самолеты. Их пилотов допрашивали по радио и при малейшем подозрении заставляли приземляться для досмотра. Побережье Флориды, Джорджии и обеих Каролин на бреющем полете патрулировали реактивные самолеты военно-морских сил, выискивая катера, отклонившиеся слишком далеко к юго-западу. Здесь тоже использовалось радио. И здесь в случае неудовлетворительного объяснения следовал приказ изменить курс. Самолеты и суда береговой охраны из Корпус-Кристи и других баз на побережье Мексиканского залива разыскивали и перехватывали рыбацкие и прогулочные катера, идущие в направлении мексиканских территориальных вод. К счастью, из-за скверных погодных условий таких катеров оказалось немного; ни один из них не проводил рандеву с другим плавсредством и не заходил дальше Порт-Изабель или острова Бразос.
Без четверти четыре Хейвелок, совершенно обессилевший, позволил себе присесть на софу.
– Ситуация пока в наших руках, – сказал он. – Если мы не проморгали где-то, ситуация в наших руках. Но не исключено… – Он упал на подушки. – Я должен еще раз прокрутить все имена. Он среди них. Парсифаль – среди них, и я должен его найти. Беркуист сказал, что мы не можем ждать дольше этой ночи, он не имеет права рисковать. Человечество не имеет права рисковать.
– Но Пирс так и не попал в ту комнату, – возразила Дженна. – Он не видел договоров.
– Заключения психиатров, которое у него на руках, вполне достаточно. В каком-то смысле это даже хуже. Внешней политикой самой могущественной, самой грозной страны в мире руководит клинический безумец. Мы – прокаженные… Беркуист сказал, что мы станем прокаженными. Если останемся в живых.
Зазвонил телефон. Майкл зарылся головой в подушки. На него вновь начал опускаться темный туман. Он обволакивал его, не давал дышать.
– Да, благодарю вас, – произнесла Дженна в трубку.
– Что там? – спросил Хейвелок, открыв глаза и глядя в пол.
– ЦРУ откопало еще пять фотографий. Осталось раздобыть всего лишь одну. Но они уверены, что этот человек умер. Другие тоже могли уже скончаться.
– Фотографии? Кого? Чего?
– Стариков из моего списка.
– О… – Майкл перевернулся на спину. Теперь он пялился в потолок. – Стариков… – прошептал он. – Зачем?
– Спи, Михаил. Ты должен поспать. Сейчас ты ни для чего не пригоден. Никому не способен помочь. Ни себе, ни другим. – Дженна подошла к софе, опустилась на колени, нежно прикоснулась губами к его щеке и прошептала: – Спи, дорогой.
Дженна сидела за столом. Как только начинал звонить телефон, она хватала трубку с быстротой кошки, спасающей свое потомство от когтей хищника. Звонки шли отовсюду. Люди, слепо выполняющие приказы, докладывали о ходе своих действий.
Похоже, что ситуация все еще была в их руках.
Симпатичная пара всадников в бриджах, сапогах и красных клубных пиджаках на охотничьих лошадях мчалась галопом по полю. Разгоряченные кони неслись изо всех сил. Перестук копыт далеко разносился в округе. Вдруг справа показалась высокая изгородь из деревянных жердей, обозначавшая границу чьей-то собственности. Дальше простиралось такое же поле, и лишь вдалеке оно упиралось в стену высоких дубов и кленов. Мужчина со смехом махнул рукой в сторону изгороди. На лице его спутницы вначале промелькнуло удивление и чисто женская неуверенность; потом она неожиданно опустила хлыст на круп скакуна и понеслась впереди своего компаньона. Приближаясь к изгороди, она приподнялась в седле и уверенно послала лошадь вперед. Ее спутник преодолел препятствие чуть левее. Не снижая скорости, она поскакала дальше и остановилась только у опушки леса. Женщина спрыгнула и тут же скривилась от боли.