Шпионский роман - Акунин Борис (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗

Не выдержал-таки, опозорился перед шефом.

– Я тебе уже говорил. Хорошо то, что годится на пользу дела. Подлость – всё, что делу во вред. А о каком Деле идет речь, сам знаешь. Критерий в нашей работе может быть только один: целесообразность. К тому же, повторяю, – тон старшего майора смягчился, – при правильном психологическом диагнозе прибегать к таким методам необходимости нет. Если мужик не испугался «глаз-яиц», а баба отрезанного носа, нечего тратить время и силы на пытку. Это потенциальные самоубийцы или, того хуже, мазохисты – люди, которые от боли и увечий только крепче духом становятся. Про святых великомучеников вас теперь в школе не учат, а то бы ты понял, что я имею в виду.

– И что же тогда делать?

– Если есть доступ к родственникам или к предмету любви, можно попробовать психдавление. Но с нашим клиентом Вассером это вариант маловероятный. Он наверняка немец и все его дорогие родственники живут в фатерлянде. Ничего, что-нибудь придумаем. Только взять бы.

Октябрьский все не мог успокоиться – то ли тема его разбередила, то ли выражение доринской физиономии.

– После ужасов империалистической войны, а особенно после Гражданки мерихлюндии невозможны, – сказал шеф убежденно. – Как зверствовали беляки, что творили наши – этого тебе в кинофильме «Чапаев» не покажут. В жестокое время живем. И если хотим выжить и победить, мы тоже должны быть жестокими… Ладно, всё об этом. Продолжаем работать.

Такую лекцию прочел Егору старший майор в самый первый день. Вот и спрашивается, какой он после этого – добрый или злой?

Думал про это Дорин, думал и пришел к следующему умозаключению. Для своих товарищей шеф добрый, а для врагов – зверь. И это правильно. Доброта – не всеобщий эквивалент. Она, как и все на свете, понятие классовое, политическое. Что плохо для врага, то хорошо для нас. И наоборот. Чего проще?

А впрочем, сильно много времени на то, чтоб предаваться отвлеченным рассуждениям, у младшего лейтенанта Дорина в эти дни не было.

Итак, первым местом службы нового сотрудника спецгруппы «Затея» стала запущенная коммуналка на Кузнецком Мосту. Квартиру немцы выбрали толково. Четырехэтажное строение располагалось в проходном дворе, из окон комнаты просматривались все подходы. В случае необходимости можно было уйти и по черному ходу, и крышами, через чердак.

Соседей агенты Абвера тоже подобрали с умом: комната, которая предназначалась радисту, числилась за дальневосточником, служившим на Камчатке, а в двух остальных жили глухонемой старик Демидыч и мороженщица Зинаида Кулькова с сыном Юшей, великовозрастным олигофреном.

Но что немцу хорошо, то и нам сгодится, перефразировал Октябрьский известную поговорку. Близко к Лубянке? Отлично. Убогие соседи? Замечательно.

В соседних домах, по периметру двора, старший майор разместил несколько групп, работавших посменно – на случай, если Вассер вздумает наведаться лично.

Соседей Октябрьский подменил – да так, что никто этого не заметил. Глухонемого отправили в дом ветеранов (он давно этого добивался), вместо него поселили лейтенанта Григоряна, внешне похожего на Демидыча, так что и гримировать сильно не пришлось.

Мороженщице с сыном выделили из фонда НКВД отдельную квартиру на другом конце Москвы, в Усачевском рабочем поселке. Зинаидой Кульковой стала Галя Валиулина из 2-го (контрразведывательного) управления НКГБ. Женщина она была молодая, собой видная и лицом на обрюзгшую мороженщицу не шибко похожая, но зато примерно той же комплекции. Навели Валиулиной алкоголический румянец, состарили кожу, одели в Зинкины платки-халаты – если смотреть издали, не отличишь, а вблизи любоваться на нее у посторонних возможности не было: сидела «Кулькова» дома, на больничном.

Сыном-идиотом, на потеху сослуживцам, назначили опытного волкодава Васю Ляхова, тоже из контрразведки. Роль у идиота до поры до времени была простая, но скучная: сидеть у окна с обмотанной щекой и пялиться во двор. Стекло, без того грязное, запылили еще больше. Да никто из соседей по двору на окна особо и не пялился – чего там интересного.

Главная же роль – так требовало дело – досталась Егору Дорину, самому неопытному из всех.

Когда он обучался в Школе Особого Назначения, там проводился эксперимент по подготовке разведчиков-универсалов, которые могли бы существовать в одиночку, без связников и радистов. Считалось, что это сделает агента менее уязвимым. Поэтому курсанта Дорина учили работать на передатчике, чинить рацию и даже собирать ее из подручных материалов. Потом, после провала нескольких ценных агентов, идею признали вредительской: лично выходя на сеансы радиосвязи, нелегал рисковал гораздо больше, чем при контакте с радистом. Однако Егору полученные в Школе знания пригодились.

Он в два счета научился обращаться с хитрой немецкой рацией, которая оказалась не только компактной, но и удивительно удобной в обращении. Ломать голову над кодами не пришлось – Карпенко сказал, что таковых не имеет и должен работать вслепую. Шифровка и расшифровка в его обязанности не входят. Оставалось научиться подделывать почерк Карпенки – была у Октябрьского идея подготовить украинцу замену на случай продолжительной радиоигры.

Этим Егор в основном и занимался. Сидел и смотрел, как Карпенко работает на ключе. Пробовал повторить. Сначала не получалось – не успевал по скорости, все-таки уровень подготовки у Дорина был не тот, да и не практиковался давно. Просиживал у не подключенного к антенне передатчика часами. Пока пленный отдыхал, долбил ключом под магнитную запись. На третий день упорных тренировок наметился прогресс, а на пятый день выходило уже довольно похоже.

Когда не работали с рацией, Егор изучал биографию изменника родины: детство, контакты и, особенно подробно, немецкий период жизни.

Был Степан Карпенко деревенский, родом из-под Чернигова. Врал, что сын бедняка, но Егор был уверен – кулацкого рода-племени, иначе не пошел бы против своей родины. Про детство в колхозе плел такое, что оторопь брала.

Он вообще оказался брехун, причем самого подлого типа – из тех, что брешут правдоподобно, с деталями. Несколько раз Егор хотел на него прикрикнуть, чтоб перестал клеветать на советскую власть, но сдерживался. Важно было знать не правду, а то, что Карпенко натрепал своим немецким хозяевам.

Якобы у них в деревне была голодуха, люди мерли, и Степанов батька украл со склада мешок картошки. Был пойман, осужден. Ну как в такое поверить? Чтоб за паршивый мешок картошки целую семью сослали в Сибирь, в битком набитом вагоне для скота? И насчет голода, конечно, тоже вранье. Не может в советском колхозе быть голод. У дедушки Михеля в деревне лучше, чем в городе, живут – уж Егору ли не знать?

Правда, колонисты и при царе хозяйствовали крепко. Потому что непьющие и скопидомистые – типичные Deutsche Bauern. [7] И колхоз построили зажиточный, со всего Союза приезжают передовой опыт перенимать. Так ведь и хохлы пьют несильно, куркули они почище немцев, а земля у них, говорят, чистый чернозем. С чего это им голодать?

Однако не спорил с гадом – молча слушал, записывал.

По карпенкиной брехне, то есть легенде, выходило, что в первый же день после высылки он, еще пацаненок, выпрыгнул из теплушки и сбежал в лес, где прибился к каким-то «лесным» – то ли недобиткам с гражданской, то ли к сбежавшему кулачью, Егор толком не разобрал. От «лесных» попал на Волынь, к националистам-ОУНовцам. У тех были закордонные связи, и Карпенко несколько раз доставлял записки на ту сторону. Парень он был расторопный, бойкий, послали его учиться – сначала в Австрию, потом в Германию.

Спецподготовку Карпенко проходил в главном учебном центре Абвера, в Квенцгуте, где таких, как он, набирали в «Украинскую роту».

Вот про Квенцгут слушать было интересно. Судя по рассказу радиста, подготовка там во многом была похожа на ШОНовскую. Те же предметы, такие же занятия на полигонах, штурмовых полосах, учебных объектах, в тирах. Только в Квенцгуте размах был пошире. На территории имелись шоссейные и железные дороги, мосты в натуральную величину, даже макеты заводов и буровых вышек – для диверсионной практики. Курсантов учили водить все виды транспорта: и самолет, и планер, даже паровоз. Особенно впечатлило Егора, что в заливе Квенцгутского озера устроен аквариум для аквалангистов.