Обретение ада - Абдуллаев Чингиз Акифович (онлайн книга без .TXT) 📗

– Если хочешь, – вдруг сказала она, – я полечу с тобой в Европу.

Он стиснул зубы. Если сейчас он что-нибудь скажет, все будет кончено. Он должен будет что-то объяснять. А ничего объяснить невозможно. И не нужно.

– Ты не хочешь, – поняла женщина, убирая наконец свои руки. Потом спросила: – Когда ты должен лететь?

– Наверное, завтра, – это он сумел произнести каким-то чужим голосом.

– Я не знаю, что с тобой происходит, – начала торопливо говорить она, словно опасаясь, что может не успеть, – и даже боюсь гадать на эту тему. Но я знаю одно, Кемаль, я не смогу без тебя жить. Понимаешь, не смогу. Я тебя очень люблю.

Она впервые говорила такие слова. Словно своим долгим молчанием он сломал ее гордость, и теперь рядом с ним была не известный адвокат, не бывший вице-губернатор штата, не конгрессмен Соединенных Штатов, а просто женщина, ждущая его ответа. А он снова молчал. И ломал ее сильнее, словно задавшись целью причинить ей в этот вечер максимальную дозу боли. И он, чувствуя, как зашкаливает этот чудовищный дозиметр боли, просто протянул руку и, обняв ее, осторожно привлек к себе. Поцелуй был долгим. И прощальным. Она снова это почувствовала. Но предел унижения ее гордости был уже пройден. И она не стала спрашивать почему. Словно предчувствуя, что и на этот вопрос не получит ответа.

– Поедем куда-нибудь, – вдруг попросила она, – я не хочу возвращаться в отель. Сегодняшнюю ночь ты можешь мне подарить?

Вместо ответа он развернул автомобиль.

А потом была такая длинная и такая короткая ночь. В эту ночь они любили друг друга, как могут любить еще немногие, оставшиеся в этом технократическом мире люди. Ибо, став венцом Вселенной, человек не сделал лучше среду своего обитания. И сам не сделался лучше. В эту ночь они были вдвоем. Больше они не говорили. Им это было просто не нужно. На одну-единственную ночь в своей жизни они стали телепатами. Всеобъемлющая любовь и ужас расставания стали мощными катализаторами, обострившими все чувства до предела.

Они гуляли по улицам города, меняли кафе, говорили о чем-то с официантами и барменами. Но все это была лишь мишура. На самом деле они говорили в эту ночь только друг с другом. Это было пиршество любви и похороны любви. Под утро они, забравшись в какой-то кемпинг, неистово отдались любви, словно сбросив с себя груз своих сорока с лишним лет.

Это была ночь вдохновения и любви, горя и расставания. Ночь, смешавшая все их прежние представления. Даже более чем раскованная, в постели Сандра Лурье стала демоном. Даже более чем опытный, Кемаль Аслан стал волшебником. Они доводили друг друга до экстаза и замирали в тревожном ожидании предвкушения удовольствия, которое доставляли друг другу. Ибо высшее наслаждение в постели – это дарить радость своему партнеру. Чувствовать, как его тело бурно содрогается от наслаждения и восторга перед тем неведомым животным инстинктом, который так прочно сидит в каждом из людей.

В эту ночь они любили друг друга. Он целовал каждый сантиметр ее тела, словно прощаясь с этой жизнью, отдавая последнее «прости» любимой женщине. Она целовала каждый сантиметр его тела, словно пытаясь понять эту неведомую силу, спрятанную в любимом человеке и заставлявшую его идти на такие страдания. В какой-то момент Кемаль даже решил остаться. Но даже во время яростного противостояния он понимал – это нереально. Разум и чувства отказывались сливаться в одно целое. И это сильнее всего чувствовала сама Сандра.

Но все равно в эту ночь они любили друг друга. Это было их вызовом и их расставанием. Это было их прощанием и последним свиданием. Эту ночь им словно подарили небожители, и они были благодарны судьбе за этот подарок. В конце концов, не так уж много людей на Земле, переживших подобную ночь.

А утром он отвез ее в аэропорт. Она попрощалась с ним привычно сухо, как часто это делала на людях. И попросила позвонить, когда он вернется из Европы, словно между ними ничего не произошло. И ушла. Ушла не оглядываясь, заставляя себя идти привычно прямо, гордо подняв голову. Уже у самой стойки она все-таки обернулась. И, обернувшись, увидела слезы в его глазах. Или это ей показалось? Она этого так никогда и не узнает.

В это утро в Софию позвонил сам Милт Берден [5] , легендарный руководитель советского отдела ЦРУ. В Лэнгли говорили, что он знал жизнь советских людей гораздо лучше, чем все последние генеральные секретари коммунистической партии. Берден позвонил на квартиру, где Тернер и Райт остановились.

– Что у вас происходит, ребята? – спросил Берден своим характерным глуховатым голосом. – Может, вы мне объясните? Какого загулявшего типа вы опять ищете? Мы целыми днями сидим над записками нашим шефам по поводу ситуации с этим арабом, а вы гуляете по Болгарии.

У Бердена наверняка был подключен к телефону специальный шифратор, искажающий его голос. Но, даже несмотря на это, Милт говорил так, словно его прослушивали все контрразведки мира. Тернер понял, что имел в виду руководитель отдела. Арабом он, конечно, называл Саддама Хусейна, записками – аналитические материалы, а загулявшим типом – советского агента-нелегала.

– Пытаемся что-то сделать, – пробормотал Тернер.

– У меня сидит рядом Арт Бэннон. По-моему, вы валяете дурака, ребята.

– Но, сэр...

– Никаких возражений. Сегодня вылетаете обратно. Я сам доложу нашему шефу о своем решении.

Он имел в виду Эшби.

– Хорошо, – к достоинствам Тернера относилось некоторое понимание того момента, что с Берденом лучше не спорить. Это был не Бэннон и даже не Эшби.

– Я думаю, мы сумеем решить все наши проблемы на месте, – подчеркнуто добродушным тоном выговорил Берден. – А ты как думаешь?

– Кажется, я вообще перестал думать, – пробормотал Тернер.

– Ты что-нибудь сказал или мне послышалось?

– Вам послышалось.

– Я так и подумал. Вылетите завтра. Мы обстоятельно займемся вашей проблемой.

«Этот тип как танк», – раздраженно подумал Тернер. Интересно только, как он убедит Эшби в своем решении? Хотя убеждать уже не придется. Формально Берден прав. Они ничего не нашли в Болгарии и не могли найти. Здесь слишком долго была бесконтрольная вотчина советского КГБ. Было бы наивно и глупо полагать, что они найдут что-нибудь. Могло помочь только чудо, а его не случилось. Берден понимал это гораздо лучше Эшби, не знающего всю систему методов работы Комитета государственной безопасности.

– Я все понял, сэр, – сказал Тернер, – завтра мы вылетаем.

«Чудес не бывает», – хотел добавить он от себя, но сдержался.

Райт с интересом следил за его разговором.

– Берден звонил? – спросил он.

– Да, – сказал Тернер, положив трубку, – чудес не бывает.

– Тогда все понятно, – уныло пробормотал Райт, – кажется, нам придется возвращаться.

В этот день они бесцельно бродили по городу в сопровождении сотрудников КГБ, словно приклеившихся к обоим американцам. Отрываться от них почему-то не хотелось. Это было как-то особенно неприятно и глупо.

– Никогда не думал, что София такой унылый и скучный город, – все время бормотал Тернер.

Райт не возражал. Хотя, бывая раньше в Софии, он никогда так не считал. И вообще Болгария до этой поездки ему очень нравилась. Особенно приморские курорты, на которых всегда много красивых женщин из Восточной Европы и Советского Союза, никогда не отказывающих заокеанскому гостю. Правда, он предусмотрительно не сказал этого Тернеру, считая, что не нужно раздражать и без того огорченного очевидной неудачей своего спутника.

«Где еще мог быть этот Кемаль Аслан? – думал Тернер. – Дома, школа, институт, больница. На работе у него мы, конечно, тоже ничего не найдем. И еще КГБ сидит у нас на хвосте. Может, его документы остались в турецком посольстве, куда он выезжал после болезни? Нет, это не подходит. Во-первых, выезжал тот самый Кемаль Аслан, который потом добрался и до Америки. А во-вторых, по прошествии стольких лет никто не будет хранить архивные материалы. Это нереально«.