Группа ликвидации - Гамильтон Дональд (библиотека книг .TXT) 📗
- Слушаю, мэм, - сказал я покорно и пошел наводить на себя лоск перед столь тяжким испытанием.
Глава 14
Это был большой симпатичный старомодный дом в два этажа и, как можно было догадаться, с просторным чердаком - не какой-нибудь коттедж на ранчо или бунгало на двух уровнях, уж будьте уверены. Мы обменялись рукопожатием с хозяином и хозяйкой, с их маленькими сыном и дочкой, которая мило нам поклонилась и сделала реверанс, а также с гостем дома - пожарником. Его нам представили как директора". Этим титулом также именовали и нашего хозяина - худощавого мужчину лет сорока с небольшим. В Швеции, как я уже успел понять, все носили какой-нибудь титул: допустим, если ваша фамилия Джонс и вы работаете сторожем на городской живодерне, то вас везде и всюду будут представлять как "главного собаколова города" Джонса. Женщины же, по большей части, избавлены от таких формальностей, поэтому Лу осталась миссис Тейлор, а я превратился в Журналиста Хелма.
- У нас в доме присутствует особа, которая мечтает с вами познакомиться, - сообщила мне хозяйка, худощавая седая женщина, с трудом изъяснявшаяся по-английски. - Гостья из Стокгольма. Она очень заинтересовалась, узнав, что мы принимаем джентльмена из Америки по фамилии Хелм. Ей кажется, что вы дальние родственники. А, вот и она!
Я оглянулся и увидел спускающуюся по лестнице молодую женщину в блестящем синем платье. Мне сразу подумалось, что она взяла поносить это платье у своей богатенькой тетушки. Платье отличалось великолепием и полнейшим отсутствием стиля и к тому же явно не соответствовало духу сегодняшнего вечера... Как я уже сказал, первое, что я заметил, так это безвкусное блестящее платье. Потом я увидел, что его обладательница была необычайно красива.
Я не люблю бросаться этим словом. В моем лексиконе оно по смыслу никак не связано ни с большим бюстом, ни с сексапильными линиями задней части женского тела, ни даже с симпатичными мордашками. Голливуд, к примеру, изобилует женщинами, на которых вы можете взирать без неприязни и с которыми не откажетесь отправиться в постель. Они даже на фотографиях выходят очень эффектно. Но они не красивы; те же из них, кто обладает красотой, оскверняют ее, прилагая слишком много усилий к тому, чтобы ее подчеркнуть.
А ей не надо было прилагать никаких усилий. Она и не прилагала. Спускаясь по лестнице, она просто шла по этой лестнице, перешагивая со ступеньки на ступеньку. Она не наложила на свое лицо нечего, что бы нельзя было заметить, не считая тонкого слоя помады на губах, причем помада - ужасающе бледно-розового цвета, более подходящего для морга - ей совершенно не шла, но и это не портило общей картины. Она была красива - вот и все. Только взглянув на нее, вы могли бы оплакать всех женщин мира, которые из кожи вон лезут, чтобы выглядеть так - и все понапрасну.
Ей было чуть за двадцать. Она была довольно высокого роста, но отнюдь не хрупкого сложения, с приятной и, так сказать, добротной внешностью. Она даже не принадлежала к когорте роскошных блондинок, которых нередко можно встретить в этой стране. У нее были прямые светло-каштановые волосы, которым она, по-видимому, не уделяла слишком много внимания - только расчесывала по утрам и перед сном. Волосы доходили ей до плеч. У нее были голубые глаза. Ну и что это меняет? Что тут можно еще сказать? Это просто есть - и все! Допускаю, что я немного предубежден. Я тащусь от подобной душераздирающей молодой-невинной внешности, в особенности если такое лицо дополняет худенькая стройная фигура, - а все потому, что я столько лет прожил в стране смуглых испано-американских красоток, которые, еще не родившись, уже все знают и умеют.
У меня была возможность чуть подольше изучить ее, потому что вначале ее представили Лу - та была на три-четыре года старше - и гостю-директору, напыщенному индюку средних лет. Я так и не понял, директором чего он был. Потом настала моя очередь.
- Элин, это журналист Хелм, из Америки, - сказала наша хозяйка. - Герр Хелм, фрекен фон Хоффман.
"Фрекен", как поспешила объяснить мне Лу, по-шведски означало "мисс".
Девушка протянула руку.
- Я очень ждала этой встречи с вами, герр Хелм, узнав еще в Стокгольме, что вы приехали. Мы же родственники. Очень дальние кузены, как я думаю.
Мои родители вечно талдычили, что мне необходимо сюда приехать и повидать родственников. Где-то здесь у меня, конечно, кто-то есть. Возможно, эта девушка одна из них. Я не собирался отказываться от нее - это уж точно.
- Я и не знал. Но, разумеется, ни в коем случае не буду оспаривать вашу догадку, кузина Эллен.
- Элин, - поправила она с улыбкой. - Элин. Англичане и американцы всегда с трудом запоминают мое имя. Они называют меня то Эллен, то Эйлин, но я - Элин.
Вошли еще новые люди, и ее увели с кем-то знакомить. Тут не было, как это принято у нас, никакого предзастольного занудства. Все пришли точно в назначенный час, и наша хозяйка не дала нам даже распробовать поданные так называемые коктейли - полагаю, они были задуманы как "манхэттен". Ну, да Бог им судья! Потом распахнулись двери столовой и нам предложили заняться главным делом сегодняшнего вечера. В целом вся эта процедура показалась мне гораздо более цивилизованным способом приема гостей - нам не пришлось изнывать два часа, дожидаясь до посинения запоздавших, которые, запыхавшись, вбегают в дом и расточают наспех придуманные оправдания.
Как и предупреждала меня Лу, досадный недолив спиртного в преддверии ужина с лихвой был восполнен в процессе трапезы. Подали пиво и два сорта вина, пообещав позднее дать коньяк. Стол был накрыт с таким расчетом, чтобы сразить наповал простецкого нью-мексиканского фотографа, и я некоторое время украдкой посматривал по сторонам, чтобы понять, кто что ест - и чем. Передо мной развернулась такая панорама, в которой сориентироваться без сопроводительной инструкции мне было не под силу. Посему все мое участие в застольной беседе свелось к тому, что я с интересом внимал хозяйке, вызвавшейся разъяснять мне шведское искусство провозглашения тостов: вы должны смотреть прямо в глаза человеку, за которого поднимаете рюмку, а после того как вы выпиваете, вам надо вновь устремить свой взор на него и только потом поставить пустую рюмку на стол. Вам нельзя "тостовать" хозяина или хозяйку, но следует дождаться, пока самый старший и важный гость проявит инициативу, после чего вам надлежит вскоре удостоить его тостом; в то же время любая дама за столом, исключая хозяйку, может стать объектом вашего внимания. Раньше, как мне объяснили, дама не могла провозгласить тост - "сколь": это можно было счесть за недопустимую развязность поведения; также порицалась пьющая женщина, которая не имела для этого веского социального оправдания - так что какая-нибудь маловыразительная девица могла бы умереть от жажды, взирая на стоящий перед ней полный бокал вина.
Изучив всю эту премудрость, я решил тут же воспользоваться плодами просвещения. Я поднял свой бокал и отсалютовал девушке напротив меня.
- Сколь, кузина Элин!
Она посмотрела мне прямо в глаза, как того и требовал обычай, и с улыбкой сказала:
- Сколь, кузен... Мэттью? Это то же самое, что наше Матиас, да? Вы говорите хоть немного по-шведски?
Я покачал головой.
- В детстве я знал несколько слов, но с тех пор уж все забыл.
- Жаль, - сказала она. - Я говорю по-английски очень плохо.
- Ну что вы! - воскликнул я. - Хотел бы я, чтобы половина населения Америки говорила так же плохо по-английски, как вы. А как вы узнали о моем приезде в Стокгольм?
- Это очень просто. Вы же любите охоту, не так ли? В Стокгольме есть человек, который обычно устраивает выезды на охоту для иностранцев. Он позвонил старому "overste" Стьернхьелму в Торсетере - "overste" значит "полковник". Через неделю-другую в Торсетере будет Ale - охота. Торсетер - имение неподалеку от Упсалы - это один из двух наших университетских городов, в шестидесяти километрах к северу от Стокгольма, это около сорока английских миль. "Ale" - это наш шведский лось, не такой, правда, большой, как ваша канадская разновидность...
