Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр (читать книги без TXT, FB2) 📗

Серо-белое лицо Бортновского снова быстро наливается нездоровой краской, и сн кричит:

— Заткнись ты! Я влетел почти на четыреста тысяч долларов! Что, дашь мне взаймы?

— Нет, не дам. Не сочти меня жадным, но после сегодняшней сиены в этом самом кабинете я тебе кошелька не доверю, а не то что… Кроме того, по ряду причин мне нужно срочно возвращаться в Москву. Пойдем-ка со мной, отметим мой отъезд.

— Пошел ты… Мне только пьянки не хватало!

Но несмотря на тяжелые финансовые потери способности соображать Бортновский не утратил. Когда я многозначительно киваю на дверь, он внимательно смотрит мне в глаза и встает. В приемной я, откашлявшись, обращаюсь к немногочисленным сотрудникам с прощальным словом:

— Всего доброго, друзья мои. Неотложные дела чрезвычайной важности ждут меня в Москве. Не теряю надежды встретить вас однажды на своем жизненом пути. Общение с вами легло теплым светом на дни моего пребывания в столице Франции.

Речь производит должное впечатление: обычно мрачный Андрей неожиданно хихикает, а пышная секретарша впадает в глубокую задумчивость, что в ее исполнении сродни летаргическому сну.

На улице немного оживший Бортновский недовольно брюзжит:

— Что ты еще за цирк устроил перед сотрудниками? У меня без тебя головной боли хватает. Ты что, действительно собрался уезжать?

— Погоди, не все сразу. Сейчас я тебе расскажу.

Я ловлю такси, и минут через десять мы добираемся до небольшого ресторанчика в переулке недалеко от рю Лафайет. Сделав заказ, я говорю:

— Так вот, уезжать я действительно никуда не собираюсь. Но думаю, твоя секретарша доносит твоим партнерам о каждом твоем шаге. Учитывая то, как ты обращаешься со своими подчиненными, она наверняка добавляет от себя и то, чего не было. Так что при ней откровенничать мы не станем. Но давай поговорим о твоих делах. Что у тебя произошло?

Поколебавшись секунду, Бортновский решает, что если и поделится со мной своими бедами, хуже от этого ему уже не будет.

— Мы проводили схему по отмыванию денег в России, и один из партнеров меня кинул. Счета в банке неожиданно заморозили, и он исчез. А теперь хозяева денег требуют от меня возмещения потерь.

Я с пониманием киваю:

— Еще бы не требовать. Этот твой партнер, что, такой же аферист как и ты?

— Знаешь что, иди ты…

— Ладно-ладно, не буду. Дело скверное. Насколько я понял твою богатую мимику и быструю смену цветов, источников для срочного получения необходимой суммы у тебя на примете нет. Так что придется уносить ноги, и чем дальше, тем лучше.

Подумав, Бортновский нерешительно говорит:

— Ну, это еще неизвестно.

— Известно-известно. Но только ведь для того, чтобы лечь на дно, опять-таки нужны хорошие деньги. Такой выходит замкнутый круг. Поэтому постарайся запомнить — сейчас кроме меня тебе никто не поможет.

Отчаянное положение не убило в Бортновском подозрительности.

— Каким это образом ты поможешь? Денег дашь взаймы? Я тебе не верю.

— Ты бы свою бдительность проявлял раньше, когда партнеров под схемы отмывания денег подбирал. Но подожди, пока поговорим о другом. Не хочу тебя травмировать, но твои нынешние проблемы создал я. Конечно, не без помощи своих коллег в Москве, которые блокировали вашу сделку.

Здесь мне приходится хватать за руки малиново-красного Бортновского, который начинает медленно подниматься с места.

— Сиди тихо, на нас люди смотрят. Я загнал тебя в угол и говорю об этом откровенно, не хвалясь, но надеясь на дальнейшее сотрудничество. Да сядь ты! Плох я или хорош, но только я могу дать тебе шанс спасти голову. Упрешься — я сдам тебя твоим кредиторам без малейших угрызений совести, ибо натворил ты предостаточно. Ты замешан в убийстве трех человек, и один из них сотрудник спецслужб. Да и за мной стали гоняться по твоей наводке. О контрабанде и незаконных валютных операциях я не упоминаю — человеку в последней стадии чахотки о мелких неприятностях вроде насморка напоминать просто бестактно. Так вот, вопрос первый: с кем ты здесь работаешь?

Бортновский молчит, уставившись в красно-белую клетчатую скатерть.

— Ну молчи-молчи. Знаешь, что тебя ждет? Я тебе скажу: постоянный выматывающий душу страх. У тебя нет денег, чтобы хорошо укрыться, и ты будешь все время думать о том, кто пойдет по следу и, поверь мне, очень скоро отыщет тебя. Так чем занимаются те люди, с которыми ты связан в Париже?

Бортновский через силу хрипло отвечает:

— Контрабандой антиквариата.

После этого он надолго замирает, как лягушка в анабиозе. Молчание становится тягостным.

— Можешь считать, что я уже выбрался из-под того вороха информации, которым ты меня только что завалил. Продолжай.

— Еще они вывозят камни из России. Алмазы. Последнее время было решено гранить камни в Таиланде и продавать уже в изделиях, в том числе и в России. Часть камней гранят под старину и сбывают как антиквариат.

— Для этого вам и понадобился Лоран с его связями в Европе и Москве?

Бортновский кивает. Он сказал правду и теперь постарается разбавить ее ложью. Поэтому его надо поторопить, не давая времени на размышления.

— На кого ты работаешь? Отвечай быстро, ничего не придумывай.

Шумно выдохнув, Бортновский медленно говорит:

— Его зовут Трезиньш. Но это ненастоящая фамилия. Настоящая — Гутманис.

Старый араб, громыхнув железом, поправил жаровню. Ветер дохнул на угли, они засветились малиновым сквозь серый пепел. Дым от жаровни стал прозрачным и, стелясь, потянул по бульвару. Сладковатый запах печеных каштанов остановил парня лет шестнадцати в клетчатой рубашке, легкой куртке и джинсах. Он свернул к жаровне, протянул арабу несколько монет. Тот быстро свернул кулек из старой газеты, насыпал в него рукой пригоршню каштанов и склонился над жаровней, подсыпая углей. Парень пошел дальше, нетерпеливо очищая каштаны от треснувшей скорлупы и откусывая суховатую мякоть. Каштаны сквозь газету грели ему руки.

Гутманис терпеливо прогуливался у входа в здание телевизионного канала. Он специально оставил машину на соседней улице, чтобы водитель не наблюдал шефа меряющим шагами тротуар. Еще глупее было бы ждать в машине. Конечно, водитель не посмел бы не только улыбнуться, но даже вида подать, что его забавляет эта ситуация. Но достаточно, что он увидел бы начальника в необычной для него роли.

Гутманис был почти уверен, что Вера намеренно заставляет его каждый раз ждать — пунктуальность была обязательным атрибутом ее профессии тележурналиста. Странно, но это его не раздражало и, тем более, не обижало. Наоборот, эти минуты ожидания позволяли ему снова почувствовать себя молодым, ждущим, неуверенным в счастливой встрече с той, которую так хотел видеть. Другой возможности для этого его положение, состояние и возраст не давали.

Он помнил, как в детстве его мать вполголоса осуждающе говорила об одном или другом знакомом: «И представляете, он ведь на десять лет старше ее. Каково?» И обязательно при этом с неуловимым удовлетворением осуждающе поджимала губы. Вполуха слушая эти разговоры, Йозас мимолетно соглашался с матерью. Десять лет — это вечность, это пропасть, разделяющая людей.

Вера была моложе его на семнадцать лет, и Гутманис не слишком часто вспоминал об этом. Он чувствовал в себе столько сил, что разница в возрасте казалась смешным недоразумением, но никак не препятствием.

Вера вышла из подъезда с небольшим свертком в руке. Идя ей навстречу, Гутманис еще издали начал улыбаться.

— Вера, хотите, я угадаю, что у вас в руках? Я рад, что у нас есть повод для встречи. Вы прекрасно выглядите.

Поцеловав Вере руку и взяв перетянутый лентой сверток, Гутманис развернул его. В руках у него оказался небольшой деревянный божок, сверкающий полированным круглым ЖИВОТОМ и бодрой улыбкой.

Вера со смехом покачала головой:

— Отец в своем репертуаре. В отличие от бизнеса, в медицине он бог. Эти штуки, зная его пристрастие, ему приносят благодарные пациенты. У меня таких — на небольшую африканскую деревню.