Устрашители - Гамильтон Дональд (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Разумею.
Она поднялась, оглядела собственную беспорядочную персону, состроила гримаску. Подтянула святотатственно расстегнутую мною «змейку», поправила брюки, одернула джемпер.
— Я... Я вернусь. Непременно. Завтра... — сказала Китти и выпорхнула, подобрав по пути верхние одеяния.
Хмуро и огорченно созерцал я закрывавшуюся дверь. Я чувствовал себя просчитавшимся идиотом. Вдобавок, идиотом, не удовлетворившим естественных, простейших, отнюдь не позорных потребностей. Человек благородный сдержал бы, разумеется, звериные свои позывы, но я человеком благородным не числился. Я состоял пациентом, которому тщательно забинтовали черепную коробку, дабы остатки памяти не улетучились окончательно. Я означался в больничных реестрах как существо беспросветно убогое, пострадавшее умственно и физически, подлежащее всяческой заботе и уходу.
Тем не менее, остатки разумения встревожились.
Изумительная моя невеста заставила всех окружающих без исключения поверить, будто мы не раз и не два переносили и откладывали на грядущий неопределенный день давно обдуманную свадьбу. Кажется даже, не единожды репетировали оную. И все-таки девица вела себя возмутительным образом. Пускай память изменяла мне — и все же простейшая сообразительность подсказывала: двое существ, предположительно забавлявшихся друг с другом на протяжении долгих месяцев, не приходят в растерянность, пытаясь угнездиться перед нежным поцелуем...
Затрезвонил телефон.
Страждущий пациент едва не взвился от неожиданности, но потом резонно рассудил: Китти вызывает больничную палату, обуреваемая угрызениями постельной совести. Я облегченно вздохнул, поднял трубку.
И услыхал мужской голос.
— Хелм? — осведомился голос. Я не мог признать говорящего. Равно как и прозвучавшего слова.
— Хелм? — переспросил я. — Что такое Хелм?
— Это ты, — ехидно сказал голос. И линия смолкла.
Глава 2
Я медленно положил трубку. Немного посидел, пытаясь опять поставить на ноги маленький, безопасный, уютный, покачнувшийся мир. Больничное существование, в коем не было ничего из ряда вон выходящего — лежи и поправляйся, — устраивало донельзя. Пускай даже наличествовала амнезия. С амнезией можно сжиться. Рано или поздно память вернется. А не вернется — Аллах с нею, никто еще не умирал от потери памяти. Особо сожалеть о ней даже не следовало: подумаешь — бесценная биография! Всесветный фотограф, промышлявший ради блага паскудных журналов! Невовлеченный в бои наблюдатель вьетнамской эпопеи... Пускай истинный мой опыт и превосходил рассказы окружающих многажды — навряд ли в нем наличествовало что-либо, не подлежащее прочному забвению.
Пациент уцелел; это было главным. За мною на совесть ухаживали, я располагал очень славной невестой, готовой разделить страдания; где-то имелся дом, и оставались в небрежении заброшенные дела... Чиновники, правда, задавали вопросы, превосходившие наглостью и дотошностью любые мерки приличия — но это считалось обычной процедурой, положенной после всякой и всяческой воздушной катастрофы. Жаловаться не следовало.
Обычнейший субъект, нарицаемый Полем Мэдденом, по чистому чуду избежал гибели, а сейчас ему надлежало только поправляться и возобновлять бытие с того самого шага, на котором запнулся...
Так оно и было.
До проклятущего звонка.
Теперь же карточный домик рухнул, сметенный несостоявшимся совокуплением и нераспознаваемым голосом в телефонной трубке. Славная невеста оказалась умелой притворщицей. А неблагозвучная фамилия Мэдден подверглась внезапному сомнению.
Глубоко вздохнув, я строго приказал себе не валять взбесившегося дурака. В конце концов, человек, утративший половину разумения, вовсе не являет окружающим выдающийся пример вопиющего здоровья — ни физического, ни душевного. И вполне способен возвести замок ужасов на зыбком песке двух незначащих происшествий. Весьма возможно, что Китти Дэвидсон взаправду и впрямь уродилась привередливой молодой особой, не способной отважно сражаться в постели — тем паче больничной — с оглашенным представителем противоположного пола, ежели наличествует хоть самомалейшая вероятность мимолетного и вполне безобидного постороннего присутствия. Даже с собственным женихом. А по телефону вполне мог позвонить паршивый шутник, вознамерившийся развлечься за счет беспомощного психопата...
Но в Богом забытом госпитале, на Богом забытом Принце Руперте — кто мог измыслить эдакое? И зачем?..
Шестое чувство предупреждало: стерегись. И, черт возьми, не обращай дела шуткой! Возможно, я и приписывал неповинной Китти слишком уж много, но звонок! Звонок! Зачем вызывать простертого страдальца и швыряться загадочными именами, ежели не желаешь извлечь из этого ни малейшей корысти? Бессмысленно. Хелм... Хм... Ничего не значащее словцо. Хелм?.. Холм? Небольшая возвышенность округлой или овальной формы, с пологими склонами и слабо выраженной подошвой? Холмс?.. Великий английский сыщик, сотворенный и от души ненавидимый впоследствии сэром Артуром Конан Дойлом? Или всего-навсего старая добрая скандинавская фамилия, означающая «шлем»? Средневековое черепозащитное приспособление, дожившее доныне? Будь оно при мне в минуту воздушного крушения, память, возможно, и не отлетела бы...
Хелм.
Ежели Хелм — это я (так недвусмысленно сказал голос), то кто же тогда Мэдден?
Невзирая на клятвенные заверения Китти, королевская конная как пить дать навела справки в городе Вашингтоне, округ Колумбия, Соединенные Штаты Америки. Любое несоответствие либо противоречие было бы обнаружено тотчас. Получается, Мэдден имелся в природе. Следовало полагать.
А вдруг наличествовал субъект, именуемый Хелмом, который нанял жилище, учинил в нем фотолабораторию, работал, направо и налево раздаривал визитные карточки, снабженные чужим именем? Если так — то зачем? Если так — то зачем целомудреннейшая Китти Дэвидсон поддерживала маскарад, сыпля неимоверными подробностями касаемо нашей воображаемой предбрачной жизни? Шарахаясь при этом от малейшего поползновения возобновить былые утехи?
Хм1 Хелм... Загадочная личность, упорно считающая себя фотографом Полем Мэдденом. Частный детектив, прилежно следивший за преступниками? Уголовник, бежавший от частного либо правительственного сыска? Шпион? Контрразведчик? Бандюга закоренелый или доблестный страж порядка? В любом случае, загадочный Мэдден (Хелм), похоже, нанял самолет, чтобы добраться до канадской глуши, а очутился едва ли не в открытом океане, за сотни миль от предполагаемой цели без аэроплана, без пилота, без памяти... Потом вынырнула, и весьма кстати — привлекательная молодая особа и назвала этого паяца своим благоверным, суженым, богоданным... Тьфу! Такого и в кретиноскопе не показывают, напомнил я себе. Строишь паскудную мыльную оперу на голом, по сути, месте. Лишь оттого, что сдержанная леди не уступила твоим скотским и достомерзостным вожделениям...
Голова начинала болеть. Я потянулся к лежащей в изголовье газете и буквально силой исторг из черепной коробки неподобающие раздумья. Лечащий психиатр заметил ранее, что я не должен предаваться мыслям тревожным, тем паче мятежным... Ха!
Газетенка уведомляла: проливные дожди затянутся. Слава Тебе, Господи, признали: в этом глухом уголке Вселенной и впрямь не стоит засуха... Близ Ванкувера затопило несколько магистральных шоссе. Начисто смыло небольшой городок... А вот и главное угощение дня:
«ВЗРЫВ НА ПАРОМЕ: ТРИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВЫ. Среди погибших — руководитель Reformo...»
Н-да. Но следовало благодарить хотя бы за что-то, способное развлечь и развеять невеселые мысли. Я тщательно прочитал заметку. Сдавалось, мину замедленного действия оставили в багажнике старенького форда, перевозившегося на автомобильной палубе. Часовой механизм отладили так, чтобы рвануло ровно пятьдесят миль спустя после отплытия, когда паром, пересекший пролив, причалит в гавани с непроизносимым для цивилизованного человека индейским названием. По счастью, форд запарковали при погрузке ближе к форштевню, отнюдь не в уязвимой середине битком набитого судна. Гром грянул, но большинство пассажиров находилось в это время на верхних палубах, не успев разгнездиться по своим, стоявшим внизу колымагам. Но даже при этом полтора десятка человек пострадали, а трое отправились к праотцам. Среди этих невезучих оказался известный канадский политик, имя которого не говорило мне ровным счетом ничего. Бедолага обосновался в автомобильном салоне, готовя предвыборную речь и справедливо желая относительной тишины. Звали era Эндрью Мак-Нэр, и верховодил он Движением реформы (что бы сие ни означало), известным среди репортерских межеумков как Reformo.
