Вместе с Россией - Иванов Егор (книги без сокращений txt) 📗
Николай тягостно молчал, а потом сказал тоном обиженного ребенка:
— Вилли требует от меня невозможного. Он забыл или не хочет признать, что австрийская мобилизация была начата раньше русской, и теперь желает прекращения нашей, не упоминая ни словом австрийскую. Вы знаете, что я уже раз задержал указ о мобилизации и согласился лишь на частичную. Если бы я теперь выразил согласие на требования Германии, мы стояли бы безоружными против мобилизованной Австро-Венгрии. Это безумие!
Вслед за царем словно прозрел и генерал Татищев.
— Ваше величество, а ведь Вильгельм хочет оттянуть наши мобилизационные мероприятия, а сам, наверное, мобилизует армию…
Сазонов в душе торжествовал. Он понял, что царь вполне созрел для решения, нужного военным и ему. Сазонов понял также, что всему существу Николая Второго была противна сама мысль о войне с Германской империей, с Вильгельмом, да еще в союзе с республиканской Францией. Но сила обстоятельств была выше царя. И как ни жаль ему было рвать тесные узы дружбы, связывавшие его с Вильгельмом, как ни оттягивал он этот момент, приходилось принимать решение.
Царь молчал. Он только чертил что-то на бюваре вечным золотым пером. Крупные капли пота покрывали его лоб.
Сазонов вновь заговорил о том, что телеграмма Вильгельма лжива, что германский посол граф Пурталес только вчера был у министра, и стало понятно, что война неизбежна, что в Берлине требуют капитуляции России перед центральными державами, которой империя никогда не простила бы государю… Царь молчал, и мучительный процесс размышления отражался на его лице.
Наконец он отложил перо и голосом, глухим от волнения, сказал:
— Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением!..
Сазонов снова бросился в атаку. Он усилил нажим. Зная религиозность и даже мистицизм самодержца, он решил действовать с этой стороны.
— Ваше величество, — начал он с жаром, — с нами бог! Вам не придется отвечать ни перед ним, ни перед историей за все кровопролитие, которое принесет с собой страшная война. Ведь она навязана России и всей Европе злой волею врагов, сил сатанинских, решивших поработить нас и союзников наших. Они хотят обречь нас на жалкое существование, зависимое от Срединных империй… Мы зажаты в тупик, из которого можем выйти только с поднятым мечом…
Генерал Татищев сидел ни жив ни мертв. Он также осознал всю серьезность момента и не пытался даже рта раскрыть.
Николай вперил свои глаза в одну точку где-то на поверхности вод. Потом словно вздрогнул, вздохнул и, оборотясь к Сазонову, с трудом выговорил:
— Вы правы… Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения неприятеля. Передайте начальнику Генерального штаба мое повеление о мобилизации.
Сазонов тут же встал и без всяких церемоний пошел в соседнюю комнату, где у адъютанта он заметил телефонный аппарат. Петербург включился сразу.
— Николай Николаевич! — сказал Сазонов Янушкевичу. — Его величество милостиво повелеть соизволил об общей мобилизации! Как вы меня слышите?
— Спасибо, Сергей Дмитриевич! — отозвался генерал. — Мой телефон испортился!..
26. Лейпциг — Мюнхен — Карлсбад, июль 1914 года
Соколов много раз ездил в негласные командировки за границу, и всегда все проходило гладко. Но эта поездка началась с полупровала. В Эйдкунене, на германской пограничной станции, где происходила пересадка из вагонов широкой русской колеи «Норд-экспресса» в миниатюрные вагоны того же экспресса, но стоящие на европейской колее, начались первые неприятности.
Германский чиновник пограничной стражи, возвращая Алексею его паспорт, был особенно предупредителен и козырял совсем по-военному. Сразу после этого таможенник так тщательно перетряхивал небольшой багаж Соколова, словно искал в нем что-то особенное. Разумеется, он ничего не нашел, так как фальшивые документы Алексей должен был получить на перроне в Лейпциге от агента, кому они были пересланы особым путем еще вчера.
В довершение столь пристального внимания Соколов, открыв свой паспорт, увидел под описанием собственных примет еле заметную надпись тоненьким карандашом «Полковник русского Генерального штаба».
Что это? Тот общеизвестный факт, что Соколов «стоит» на картотеке германских пограничных властей? Или о нем поступило специальное сообщение в Эйдкунен от германской агентуры из Петербурга? И случайно ли осталась надпись в паспорте нестертой? Может быть, ему хотели дать понять таким образом, что бесполезно что-либо предпринимать в Германии? Обо всем этом следовало поразмыслить.
Ведь намеченная встреча в Лейпциге грозила смертельной опасностью человеку, который до сих пор не был на подозрении у контрразведчиков Германии. Но если не будет встречи, то с какими документами отправится Соколов дальше, в Карлсбад и Прагу, а может быть, и Вену, если потребуется встретиться с Гавличеком, не создавая ему неудобств отъезда из столицы Австрии? Ведь из-за срочности командировки не было возможности подготовить запасной вариант. Стоя у окна своего купе и погасив в нем свет, чтобы даже в сумерках и ночью видеть военные приготовления на хорошо освещенных германских станциях, Алексей решил дать коллегам в Петербург шифрованную телеграмму через военного агента в Берлине о том, чтобы ему выслали новые документы в Штутгарт, в русскую миссию при дворе вюртембергского короля Вильгельма.
Германская империя состояла из союзных государств и княжеств, во многих из которых оставались еще традиционные посольства и миссии, как до объединения Бисмарком германского государства под владычеством Пруссии. Такие дипломатические представительства России существовали, помимо Штутгарта, в Мюнхене, Дармштадте, Дрездене, Карлсруэ, Веймаре и Гамбурге. Соколов остановился на столице Вюртемберга потому, что был хорошо знаком с тамошним российским посланником Сергеем Александровичем Лермонтовым, переведенным туда из Мадрида, где он был первым секретарем посольства. В Мадриде у Соколова бывали кое-какие встречи, и Сергей Александрович всегда отправлял его почту в Петербург экстренно, со своим курьером.
Теперь Алексей надеялся, что сможет получить в миссии документы, а затем уйти от наружного наблюдения, которое, безусловно, немцы поставили за ним из Эйдкунена. Оторвавшись от филеров в Германии, можно через нейтральную Швейцарию въехать в Австро-Венгрию под видом коммерсанта и провести нужные встречи в Карлсбаде, Праге и Вене, если Гавличек не сможет выехать из столицы.
Составляя мысленно новый план, Алексей внимательно наблюдал за дорогами и станциями, опытным глазом генштабиста подмечая малейшие детали мобилизации. Кое-что, особенно любопытное, он заносил особым своим шифром, похожим на перечень сделанных расходов, в блокнотик. Через Берлин он намеревался передать эти сведения в той же телеграмме в Генштаб.
Выходя в Берлине из поезда под высокие своды Силезского вокзала, Алексей без труда обнаружил за собой слежку, но дразнить контрразведку не стал, поскольку ничем предосудительным в столице империи не собирался заниматься. Он взял такси и отправился на Унтер-ден-Линден, где в великолепном здании российского императорского посольства военный агент полковник Базаров располагал конторским помещением.
С Базаровым полковник засиделся до вечера. Сначала они подготовили и отправили телеграмму с наблюдениями Соколова по дороге. Запрашивать новые документы Соколову не потребовалось, так как в сейфе русского разведчика в Берлине хранился фальшивый паспорт, приготовленный для одного из агентов, внешне похожих на Алексея. Встреча с этим агентом предстояла лишь через месяц. Спокойный и внешне флегматичный Павел Александрович рассудил, что за это время он истребует из Петербурга новый документ, а паспорт швейцарца — торговца хронометрами Ланга — вручил Соколову.
Обедать Базаров повел своего старого знакомца и приятеля в пивную «Флюгге» на Лейпцигерштрассе, где подавали настоящее первоклассное баварское пиво и мясные деликатесы из Тюрингии. Обед превратился в ужин. Только за полночь военный агент проводил своего друга к отелю «Бристоль», извинившись, что не сможет прийти проводить его на вокзал.
