«Пророк» оставляет следы - Фесенко Игорь Михайлович (книги бесплатно без онлайн .txt, .fb2) 📗

— Листовочки в Приднепровске? — Михайлов улыбнулся. — Подумайте. Ведь они могли быть отпечатаны как раз на таком же станочке, что изъят на квартире Волкова.

— Действительно, тут что-то есть. — Фомин с восхищением посмотрел на своего начальника. — А я ведь о них и не вспомнил.

— Некогда тебе было, Сергей. — Михайлов встал и пошел к двери. Потом обернулся. — Вот что, не вороши пока при допросах факт гибели Божкова. Так лучше. Я знаю, что ты устал, Сергей. Но ничего не поделаешь. На твоих плечах еще Попов. Не откладывай его очной ставки с Кисляком. Удалось кое-что выяснить о той поре, когда Попов был еще Горбачевым? Мне некогда было посмотреть справки, передал их сразу вам.

— Я уже посмотрел, Юрий Михайлович. В документах есть Горбачев Николай Николаевич, двадцатого года рождения, уроженец Мурома. В сорок втором году окончил Варшавскую разведывательно-диверсионную школу. Дважды, в сорок втором и сорок третьем, забрасывался в наш тыл. Награжден Железным крестом и бронзовой медалью «За храбрость». Служил в РОА^[21], имел звание лейтенанта. Потом его следы затерялись.

— Богатый послужной список. Про Кисляка у него не спрашивали?

— Знакомство с Кисляком начисто отрицает.

— Может быть, завтра и устроим встречу?

— Хорошо. Если не возражаете, с утра.

— Согласен. Знаете что, захватите меня, — сказал Михайлов, — может быть, и помогу вам…

2

Кисляка привели первым. Когда Фомин объявил, что сейчас будет проведена очная ставка между ним и Горбачевым-Поповым, Вадим Петрович заерзал на стуле, стал оглядываться на дверь, но в глазах его Фомин прочитал не испуг, а скорее всего нетерпение.

Попов вошел твердым шагом, безучастным взглядом оглядел присутствующих и, может быть, несколько дольше задержал взгляд на Кисляке. Сел.

Фомин, давая возможность арестованным присмотреться друг к другу, заполнял шапку протокола допроса.

— Итак, — начал он, — сейчас между вами будет проведена очная ставка. Что это такое, надеюсь, вы знаете. Вопрос к арестованному Кисляку-Меленхевичу: вам знаком мужчина, который сидит перед вами?

— Да. Это Горбачев Николай Николаевич, он же Попов Николай Васильевич.

— Где вы с ним встретились впервые?

— Я познакомился с ним в сорок третьем году в лагере военнопленных под Тарту. Он завербовал меня для работы на немецкую разведку.

— Вопрос к арестованному Попову Николаю Васильевичу. А вы знаете мужчину, сидящего перед вами? — продолжил Фомин.

Попов хмурым взглядом несколько секунд разглядывал Кисляка, затем, безразлично отвернувшись от него, сказал:

— Да, знаю. Это Меленхевич Петр Степанович, он же Кисляк Вадим Петрович. — После небольшой паузы добавил: — Я имею заявление: прекратите очную ставку. Я намерен давать чистосердечные показания…

Кисляка увели.

— Разрешите трубочку, гражданин майор, — попросил Попов.

Фомин достал из стола кисет и трубку, дождался, пока Попов набьет ее и раскурит. Потом предложил:

— Что ж, начинайте. Но учтите, нам известно то, что не знает Меленхевич. Он знает вас лишь как агента-вербовщика. Мы же знаем значительно больше. Мой совет — начать свои показания короткой довоенной биографией, а дальше — рассказом о своей деятельности в варшавской школе. Это — начало начал. Затем вам нужно будет подробно вспомнить ваши заброски в наш тыл: куда именно вы забрасывались и с какой целью?

Такого оборота Попов не ждал, и на лице его впервые проявилась растерянность.

— Удивлены? — Михайлов, тихо сидевший до этого в углу комнаты, встал и пододвинул стул ближе к столу. — На первом допросе вы назвали ваш арест недоразумением и попросили выяснить все получше. Вот мы и выяснили. Знаем и о наградах, которые в абвере за пустяки не давали, и о вашей службе в РОА.

Замечание Михайлова, видимо, окончательно доконало Попова. Отложив трубку, он согнулся на стуле, обхватив голову руками.

— Пора, пора начинать говорить, — напомнил Фомин.

— Пора так пора, — Попов поднял голову, потер лоб кулаком и снова повторил, — пора…

Взял трубку, снова раскурил и, сделав несколько затяжек, сказал:

— Записывайте, начальник. Да, я Горбачев Николай Николаевич, двадцатого года рождения. Родился в Муроме. Отец погиб где-то в Туркестане. В тридцать втором умерла мать. Жил несколько лет у тетки. Связался с воровской компанией. В тридцать восьмом в Ростове попался на вагонной краже. Получил два года. Это вам — мое детство. Подробнее или как?..

— Продолжайте, — сказал Фомин.

— Дальше, значит, так. В сороковом меня освободили. Нашел старых дружков, махнули во Львов. Весной сорок первого завалились. Тут как раз началась война, и так получилось, что из «клетки» нас выпустило гестапо. Мною заинтересовались в СС: к ним попало мое тюремное дело. Предложили учиться в разведывательной школе. Дескать, для цивильной жизни я не гожусь. Свои, мол, мне прошлое не простят, Я согласился, оказался в Сулеювеке, под Варшавой, в центральной разведывательно-диверсионной школе абвера. Изучал там множество разных наук: радио, шифр, подрывное дело, стрелковое оружие. В июле сорок второго выбросили у Малоярославца. Приказали осесть на Московско-Рязанской железной дороге. Она тогда оставалась главной на связи с промышленными районами тыла.

— Какими вас снабдили документами? — спросил Фомин.

— Документы сделали «железные». Выписан из госпиталя по болезни, с месячным отпуском на долечивание. Нужна была только крыша над головой.

— И как же быстро вы нашли такую крышу?

— Очень быстро. На Казанском вокзале прихватил бабенку с легким характером. Она меня — в Раменское, себе под бочок. Устроился и стал ездить: Москва-Сортировочная — Люберцы — Раменское. А в пути, конечно, все видать: какие где передвижения войск, техники, грузов. Раз в неделю выходил в эфир, передавал данные. Вот, собственно, и все мои грехи тогда…

— Были, как говорится, фланером^[22]. Ну а как вернулись к немцам?

— Документы кончились. И установленное время задания. Велели вернуться. У Кратова в лесу «похоронил» рацию. Явился в военкомат. Оттуда без задержки на фронт. Попал удачно — на Смоленское направление. Перешел линию фронта. Назвал немцам пароль «Смоленск, подполковник Шиммель». Меня — в Псков. Знаете, кто такой Шиммель?

— Знаем, — сказал Михайлов, — деятель абвера. Продолжайте.

— Шиммеля я знал лично, оказывается, его перевели начальником абверкоманды-104, обеспечивающей немецкие армии группы «Норд». Из штаба «Валли» последовал приказ доставить меня в центр. Там и наградили бронзовой медалью. Потом был я принят подполковником Бауном^[23], начальником отдела «Валли-I». — Рассказать о школе и абверовских организациях, действующих при армии групп «Центр» и «Норд»?

— Нет. О них мы все знаем, — сказал Михайлов. — Перейдем к вашей деятельности агента-вербовщика.

— Это было уже после второй моей выброски в советский тыл, прошел дополнительную подготовку. В отличие от обычных вербовщиков, отбирающих кандидатов для школы путем официальных бесед, я переводился из лагеря в лагерь как военнопленный. Изучал людей, так сказать, «изнутри».

— Значит, так «изнутри» вы нашли и Меленхевича? — спросил Фомин.

— Да. Весной сорок третьего, В рабочем лагере под Тарту. Мне удалось подобрать трех человек. Двоих направили в разведшколу в городе Валга. Меленхевича я отвез в местечко Тапа. Там готовили агентов-одиночек, радистов. Потом с Меленхевичем, он носил кличку «Купец», я столкнулся под Кенигсбергом уже в сорок четвертом. Центральная школа перебралась тогда в Нойгоф.

— Все ясно. Теперь вернемся к вашей вторичной выброске в наш тыл, — сказал Михайлов.

— Меня поставили в группу красноармейцев. Среди них был Попов, попавший на фронт после госпиталя, из Тамбова. Я его расспросил, как он там лежал, что за медицинский персонал, распорядок и так далее. На него потом мне и сделали документы, мол, с обострением болезни. Родни у него, как я выяснил, не было. А когда выбросили меня, на правах старого знакомого приехал в Раменское. Хозяйка обрадовалась. Появился я не солдатом, а уже офицером с наградами. И главное, с деньгами.