Красотки кабаре - Суворов Олег Валентинович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
– И что же вы сделали? – невозмутимо поинтересовался сэр Сильверстоун на следующий день, когда Вульф рассказал ему эту историю за обедом.
– Освободил этого жирного негодяя от цепей, а потом долго выслушивал его благодарности, – досадливо поморщившись, ответил Вульф.
– А вам бы хотелось познакомиться с его дамой? – вскользь заметил проницательный англичанин. Худой, высокий, смуглый и русоволосый, он не соответствовал традиционному типу британца, однако изысканные манеры, внимательно-вежливый взгляд и безукоризненное произношение выдавали в нем прирожденного лорда. Разговор, по предложению сэра Сильверстоуна, велся по-французски, поскольку Вульф плохо знал английский, а от немецкого, по его собственному признанию, «слегка устал».
– Конечно, тем более что она была так хороша собой! – откровенно признался Сергей.
– И вы не знаете, как ее найти?
– Не знаю, а расспрашивать этого Фальву, как вы сами понимаете, мне было неудобно…
– Понимаю. В таком случае сходите в театр.
– В театр? – изумился Вульф. – Но зачем?
Собеседники уже успели покончить с превосходным обедом, состоявшим из салата, омаров, жирного каплуна и пудинга в роме, и теперь, перейдя в гостиную, наслаждались трансильванским ликером и гаванскими сигарами.
– Неужели вы не слышали о происшествии в «Иоганн Штраус-театре»?
– А, вы имеете в виду историю фрейлейн Форкаи и князя Штритроттера? – Вульф регулярно читал венские газеты и, разумеется, не мог не знать об этом сенсационном убийстве.
– Совершенно верно. Если ваша незнакомка имеет какое-то отношение к театральному миру, а, судя по ее любовнику, это действительно так, то она обязательно объявится там, тем более что на следующий спектакль в этом театре соберется вся Вена. Толпа не может жить без скандалов – это ее главное развлечение. И если уж не удалось стать очевидцем, то надо обязательно побывать на месте знаменитого скандала, чтобы внушить себе чувство причастности к случившемуся. Так что мой вам совет – завтра же отправляйтесь в театр.
Сквозь легкое и ароматное облачко сигарного дыма англичанин смотрел на своего русского собеседника с доброжелательной иронией.
Вульф кивнул, всем своим видом показывая, что принял этот совет к сведению, после чего они сменили тему разговора, перейдя на политику и психологию. Сильверстоун развивал мысль о том, что недавно наступивший XX век станет веком толпы, а потому психоанализ должен не ограничиваться глубинами индивидуального человеческого «Я», а изучать психологию масс.
– Тем более, что, находясь в толпе, человек утрачивает свое «Я», его сознательная личность просто исчезает, растворяется, а с нею исчезает и способность к самоконтролю и критической оценке действительности, – чеканил фразы сэр Льюис. – Недаром же главная особенность толпы – это ее внушаемость. Толпа импульсивна и легковерна, испытывает ощущение своего всемогущества, а потому стремится к немедленному исполнению своих желаний, не смущаясь никакими крайностями. Если истина – это бог индивидуальности, то богиня толпы – иллюзия.
– Или идеология?
– Это одно и то же. Вы знаете, что любое стадо обезьян построено по иерархическому принципу, и у него обязательно есть вожак. Любой обезьяний самец обладает чувством собственного достоинства не благодаря своим внутренним, так сказать, духовным качествам, а благодаря занимаемой им ступеньке в этой иерархии, в результате чего он может доминировать над другими сородичами, в том числе и самками.
– Вы хотите сказать, что человеческое общество не слишком отличается от стада обезьян?
– А что же тут удивительного, если мы тоже приматы? Только в обществе высокий статус определяется не грубой физической силой, а политическим влиянием или богатством. Чтобы занять господствующее положение, надо навязать обществу определенную идеологию, которая бы объясняла и оправдывала, почему доминируют именно эти особи, а не другие, – а для этого и нужны деньги. Борьба идеологий – это не спор ради истины, это борьба за власть, и ничего больше. А чтобы облагородить эту борьбу в глазах толпы, идеологии придают форму иллюзии – каждый потенциальный лидер пытается убедить массы в том, что именно его идеология способна обеспечить «народное счастье». – Последние слова лорд Сильверстоун изрек с нескрываемой иронией, и Вульф не преминул это заметить.
– Так что же, любая идеология – это блеф, а в психологии толпы нет ничего положительного? – задумчиво спросил он после небольшой паузы.
– Есть, – с готовностью откликнулся англичанин. – Толпа не способна иронизировать, зато лишена страха смерти. Страх смерти – это удел индивидуального сознания…
– Которое может обрести мужество именно в иронии! – неожиданно воскликнул Вульф, и Сильверстоун посмотрел на него с любопытством.
– А, так вам тоже приходила в голову эта мысль?
– Более того, я в данный момент заканчиваю одно эссе, посвященное Гейне. Этот ироничный поэт много лет подряд был прикован к постели неизлечимым недугом, однако сумел сохранить определенное мужество именно благодаря своему остроумию.
– Вы собираетесь где-то публиковать это эссе?
– Да, но оно написано по-русски, поскольку я писал его для одного петербургского журнала.
– Жаль. Мне было бы интересно с ним ознакомиться.
Какая-то нотка в тоне хозяина подсказала Вульфу, что настал момент прощаться. Он поднялся с кресла, и они обменялись рукопожатием. Англичанин учтиво поблагодарил его за визит и «приятную беседу» и выразил надежду, что скоро они встретятся вновь. И Вульф обещал это вполне искренне.
Выходя из дома, он столкнулся в дверях с молодой дамой – и на мгновение у него замерло сердце. Она была в шляпке с тонкой темной вуалью, поэтому сначала ему показалось, что это та самая незнакомка… Но нет, у той были черные волосы, а волосы этой дамы отливали золотисто-каштановым оттенком. Но и она была весьма эффектна, и ее запоминающийся взгляд развращенного ребенка, без сомнения, способен свести с ума множество мужчин.
Интересно, к кому она шла, – неужели невозмутимый лондонский психиатр завел себе в Вене такую пикантную любовницу?
Глава 3
Дуэльные страсти
Лейтенант лейб-гвардии гусарского полка имени императрицы Марии Терезии Стефан Фихтер был рожден и воспитан в самую спокойную и солидную эпоху, которую только можно себе представить. Императорская Вена начала двадцатого века – это мир упорядоченный и неспешный, уютный и лишенный неожиданностей. Все было надежно застраховано, предусмотрено, регламентировано. Старое государство, старый император и его старое правительство задавали тон в почтенности, тучности и солидности – и подобная манера поведения являлась общепринятой. Никакой спешки, жестикуляции, порывистых движений – только спокойная, размеренная речь, сопровождаемая поглаживанием холеных бород да доброжелательными взглядами из-за позолоченных пенсне.
Именно такими бородами и пенсне немедленно по выходе из университета обзаводились молодые венские врачи и адвокаты, нотариусы и учителя. В геронтократическом государстве молодость подпадала под подозрение, считаясь «недостаточно устойчивой». Иметь за плечами шестьдесят лет было лучше, чем сорок, а иметь сорок – несравненно лучше, чем «ребяческие» двадцать. Смешно, но, когда Густава Малера назначили директором Королевской оперы, вся Вена была в испуге: столь важный пост – и такому «молодому человеку» (Малеру было «всего» тридцать восемь), напрочь забыв о том, что самый великий музыкальный гений Австрии – Моцарт – закончил свой жизненный путь всего в тридцать шесть.
Однако самое удивительное состояло в том, что, несмотря на все свое почтение к старости, Вена была веселым, музыкальным и жизнерадостным городом, влюбленным в жизнь и искусство и нисколько не напоминавшим приют для престарелых горожан. Два миллиона жителей, в жилах которых текла немецкая, славянская, еврейская, итальянская, венгерская кровь, ощущали себя не просто австрийцами, но космополитами – недаром же в Вене блистали все таланты Европы.
