Утро — еще не день - Райнов Богомил Николаев (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Я не знал, что вы собрали столько фактов, — признается Уильям.
— Вы, гражданские, если бы не задирали так высоко нос, могли бы многому научиться у нас, военных, — усмехается Добс.
— В самом деле, не знал… — бормочет Сеймур.
Он сидит на скамейке, понурив голову, но вдруг в какую-то долю секунды его тело вытягивается и, оттолкнувшись ногами от пола, в неожиданном прыжке летит на Добса. Рука с револьвером отброшена в сторону. Звучит негромкий выстрел, будто откупорили бутылку шампанского.
Билли машинально наводит пистолет на Сеймура. Очень удобный момент схватить его за руку, и пистолет падает на пол.
— Подержите его секунду, Майкл, — отзывается Уильям.
Не знаю, что он сделал с Добсом, но тот неподвижно лежит на полу фургона. Что Уильям с ним сделал? Наверное, то же самое, что делает и с Билли: маленькую пластиковую ампулку с длинным острием вкалывает в вену и сразу же вынимает.
— Заберите свой кошелек. Надо найти магнитофон, если он есть, — говорит Сеймур и трогается к ящикам в противоположный конец фургона.
Магнитофонов оказалось целых три — они запрограммированы для последовательных действий. Добс, очевидно, предвидел, что допрос будет продолжаться долго. Возможно, он предвидел и определенную реакцию с нашей стороны, но чего же тут было бояться? Двое с пистолетами против беззащитного профессора. Это породило самоуверенность. А когда ты слишком самоуверен…
— Магнитофоны соединены с кабиной шофера, — устанавливает американец, забирая кассеты.
— Возможно, еще что-то соединено с кабиной шофера.
— Какое это имеет значение, если оно пока что не действует, — отвечает Сеймур. — Готовьтесь к приземлению!
Машина едет не очень быстро. Не очень быстро, если ты не прыгаешь, а сидишь внутри. Но тянуть невозможно. Придется рисковать, хотя вывихнуть или сломать ногу сейчас было бы очень некстати.
Сеймур открывает дверь, и машина, как по заказу, еще сбавляет скорость и останавливается. Следовательно, дверь соединена с кабиной!
— Быстрей! Прыгайте! — кричит Уильям и исчезает в темноте.
Прыгаю вслед за ним и, уже стоя на асфальте, вижу, как шофер выходит из кабины и направляется в нашу сторону. Перепрыгиваю металлическую рейку, что отгораживает шоссе, и оглядываюсь. Шофер, видимо, замечает меня и решает посмотреть, что же произошло в фургоне. Это доброе намерение срывает американец, который выскакивает с противоположной стороны машины и ударом сзади сбивает шофера с ног.
— Кажется, мы где-то вблизи Базельбада, — говорит Сеймур, подходя ко мне. — Нас отделяет от города этот лес. Пройдем его пешком. Шофер быстро оправится.
— Неужели не можете и в него воткнуть ампулку?
— Кончились. Но оно без ампулок и лучше. Если фургон долго будет тут стоять, дорожная полиция непременно заинтересуется им. Пусть шофер себе едет.
Продвигаемся наугад в темноте между деревьями, пока выходим на какой-то проселок. Дождь почти утих, совсем тихонько постукивает по листьям.
— Вы когда-нибудь были в Базельбаде? — тихо спрашивает американец.
— Проездом.
— Удобная граница. По одной стороне Базельбад, а по другой — Базель. Это, собственно, один город, граница разделяет улицы, дворы, даже дома. Я собирался переправить вас через один такой дом.
— Но канал закупорился…
— Не закупорился. Боюсь, что он ненадежный. После того как те типы зашевелились, я не могу доверять никому. Это был очень близкий мне человек. Но я уже говорил вам: часто дружба лишь промежуточное звено между двумя предательствами.
Идем медленно, немного покачиваясь. Пахнет влагою и мокрыми листьями, как в моей спальне на той вилле.
— Чувствуете этот острый запах? — спрашивает Сеймур.
— Запах свежести.
— Запах кладбища, — возражает американец.
— Вы никогда не ходили кладбищем?
— Приходилось. Мои сестры вообще не были на могиле матери, ведь надо же хоть мне навещать ее.
Он останавливается перевести дух и добавляет:
— Мать не очень любила меня. Я вам рассказывал, что появился на этот свет нежеланным. Но я хожу на ее могилу. Наверное, человеку все-таки надо кого-то любить. Хоть одного-единственного. Хотя бы свою мать.
Наконец мы взбираемся на взгорье. Тут лес кончается. Противоположный склон холма почти голый. Внизу сквозь пелену мелкого дождя виднеются светлые ленты улиц, обозначенные лимонно-желтыми пунктирами на черной доске ночи.
— Да, Базельбад, — говорил Сеймур. — Там, слева, есть пропускной пункт. С права — второй. Мы перейдем посредине.
Он показывает на какое-то темное место между яркими линиями улиц.
— Там наш частный пропускной пункт, Майкл.
— Разве и вы пойдете со мной?
— Должен. Вы сами не сориентируетесь.
— А как сориентируетесь вы после того, как зашевелятся друзья Райена?
— Их действия — это уже последняя конвульсия. С Райеном покончено раз и навсегда. Его место за решеткой. А с вашим исчезновением дверь его камеры закроется.
Он вынимает из кармана пачку сигарет, смотрит на нее, потом заталкивает назад в карман.
— Мы будем переходить границу на строительной площадке. Котлован, бетонные фундаменты, колонны и балки — вообще впечатляющая обстановка. Линия границы — символическая. Если нас не заметят, придется бежать — вперед или назад в зависимости от обстановки. Граница, какая она ни есть, все-таки граница.
Спускаемся с холма, поросшего густой травой, притормаживаем наш спуск. В трехстах метрах впереди в мокрой темноте белый ореол первого городского фонаря.
Сеймур неслышно шагает вдоль забора. Я иду вслед за ним, чувствую, что мой мокрый пиджак стал тяжелым, а вода стекает струйками за воротник рубашки. Пройдя метров пятьдесят, американец отодвигает на заборе доску и скрывается. Я проскальзываю с ним.
По другую сторону забора совсем темно. Настолько темно, что тебя охватывает ложное чувство, будто ты наконец попал в безопасное место.
— Немного посидим, пока глаза привыкнут к темноте, — шепчет Сеймур. — Вон видите, напротив уже Швейцария.
Не вижу. Ничегошеньки не вижу. Передо мной мрак, словно огромная яма, будто мертвое болото, будто бездонная пустота. Потом постепенно различаю сквозь сетку дождя очертания какого-то огромного здания.
— Вы готовы, Майкл? — чуть слышно спрашивает Сеймур.
— Настолько готов, что дальше некуда.
— Тогда идите за мной. И не надо торопиться. Нас никто не ждет.
Он осторожно продвигается между двумя ямами, шаг за шагом, словно идет по трясине или по тонкому льду. Я шагаю вслед за ним, глядя себе под ноги, насколько это возможно. Так лучше — шаг за шагом. Ни о чем не думаешь, сосредоточен только на следующем шаге.
Не знаю, как там на льду, а тут, на мокрой куче раскопанной земли, очень скользко. Я убеждаюсь в этом уже на десятом шаге, когда неожиданно оказываюсь в яме. Она не очень глубокая, но наполнена водой.
— Что случилось? Где вы? — слышится тихий голос Уильяма.
— Только на метр от поверхности земли. Думаю, что для могилы нужна большая глубина.
— Ошибаетесь, как раз достаточно, — уверяет меня американец.
Как-то выбираюсь, хотя и измазан грязью по уши. Немного погодя наступает очередь Сеймура.
— Моя могила значительно глубже, чем ваша, — слышен его голос.
Шутливое настроение исчезло после третьего инцидента. На этот раз, попав в яму, я чувствую, что нога под водой за что-то зацепилась.
Это проволока. Условная граница не такая уж и условная. Где-то справа ярко вспыхнул прожектор.
Прожектор медленно и неумолимо ощупывает темноту. Внезапно глаза мне ослепляет белое сияние — так бывает в кинозале, когда внезапно обрывается лента. Хорошо, что эта яма глубже могилы. Потом сияние исчезает, наверное, переместилось дальше.
— Где вы, Майкл?
— Снова в яме.
— Немедленно трогайтесь. Вот так прямо и прямо. На той стороне есть два желтых дома. Идите как раз между ними.
— А вы?
Он отвечает не сразу.
— Со мной все…
— Что случилось?
