Берлинские похороны - Дейтон Лен (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗

— Да, — ответил я.

— Вам все понятно, Берлин?

— Мне все понятно, Хэллам.

— Нечего дуться. Это дело официальное. Решение принято на самом верху, я не имею к нему никакого отношения.

— Конечно, не имеете.

— Мы закрываем все места прохода для переданных вам документов, так что если вы предпримете самостоятельную попытку, ни у вас, ни у Валкана ничего не получится. Это решение министра внутренних дел.

— А пошли вы на... Хэллам, — выдал я.

— Что за язык?!

— Мой родной.

— Я сожалею, что вы это так близко к сердцу принимаете. И запомните. Не кипятиться, не кипятиться. Я записал всю нашу беседу на магнитофон.

— Сами вы, Хэллам, не кипятитесь, — сказал я. — После ленча прослушайте внимательно еще раз все, что я вам сказал.

Глава 42

Берлин, понедельник, 4 ноября

Первое, что бросается в глаза, это знак «ПРОХОДА НЕТ». Он находится на углу Фридрихштрассе, а за ним уже все остальное. Посередине дороги стоит небольшой белый домик, на крыше которого крупными буквами написано «КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ АРМИИ США». Над домом развевается звездно-полосатый флаг, а вокруг всегда полно оливково-белых «таунусов» и джипов. Поблизости стоят западногерманские полицейские в длинных серых плащах и кепочках а-ля африканский корпус, а внутри домика двое молодых розоволицых американских солдат в накрахмаленных рубашках цвета хаки что-то пишут в большую тетрадь и время от времени говорят по телефону. Вокруг много объявлений самое большое гласит «Вы покидаете американский сектор», то же самое повторено по-французски и по-английски. За домиком по ступеням лестницы, ведущей в никуда, взбираются старые дамы-журналистки — очень похожие на королевскую ложу около эшафота.

Сама Стена выглядит неопрятной и непрочной, кажется, свались со ступеней одна из пожилых дам, и все строение окажется на Потсдамерплац. С западной стороны около стены дежурит западногерманский полицейский, он время от времени поднимает шлагбаум, пропуская машины. С восточной стороны поперек дороги, закрывая три четверти ее ширины, лежат три бетонных барьера. Поскольку отверстия для проезда оставлены в разных местах, машинам приходится лавировать между барьерами на очень малой скорости. Это и пришлось сделать катафалку, когда с него сгрузили гроб.

Чтобы нести гроб, срочно собрали шестерых служащих в униформе. Среди них были дорожные обычные и военные полицейские, а также солдаты, они с трудом несли тяжелый груз, помахивая для равновесия своими фуражками и пилотками. Полицейский спереди поскользнулся и чуть не упал, пожилой унтер-офицер начал по-армейски отсчитывать ритм. Они положили гроб на дощатый настил, лежащий на втором барьере. Полицейский, который перед этим чуть не упал, вытер внутреннюю поверхность своей пилотки и, чтобы не смотреть на других, стал поправлять кокарду.

Дело выглядело так, будто ГДР выбрала для этого скорбного дела представителей всех своих служб — они стояли, отряхивая пыль с плеч своих синих, зеленых или серых униформ. Подо мной на американской стороне барьера стояло тридцать мужчин, одетых в легкие плащи цвета хаки. У ног каждого лежал кожаный футляр странной формы. Там были футляры для флейт и кларнетов, французских рожков, тромбонов, скрипок и корнетов. Малые барабаны помещались в мягких черных вельветовых сумках. Среди мужчин стояли две женщины в тех же самых плащах, но в белых шерстяных чулках. С того места, где они находились, им было видно далеко не все.

— Там чего-то происходит, — сказала одна из них.

— Похоже, похоронная процессия.

— Ничего себе!

Двое музыкантов открыли футляры, заглянули внутрь и снова закрыли их. Контрабасист постучал по корпусу своего инструмента и сказал:

Черт, никогда бы не подумал, что мне придется нести эту игрушку, когда окажусь среди коммунистов.

— В твоих руках его убойная сила не уступает танку, — отозвался флейтист и, вынув флейту из футляра, сыграл пассаж. В тишине, вызванной суетой у гроба, эта музыка была единственным здравым деянием на добрую сотню метров в каждом направлении, не успели утихнуть последние отзвуки, как заорал американский военный полицейский:

— Вы что, хотите, чтобы вас смыло водяной пушкой? Уберите эту штуковину, пока они не догадались, что это телескоп.

— Я же говорил тебе, не направляй ее на людей, — сказал скрипач, чтобы как-то разрядить обстановку.

— Она же на предохранителе, — ответил флейтист.

— А вот и он, — сказал кто-то.

Гроб снова поставили на длинный черный катафалк, напоминавший времена Аль Капоне, особенно со Стоком на подножке. Сток был одет в форму капрала, видимо, не хотел привлекать внимание газетчиков, которые через границу, от контрольно-пропускного пункта «Чарли», наблюдали за происходящим у пропускного пункта «Фридрихштрассе».

У гроба стояло два венка; это были еловые ветки, переплетенные цветами и широкими шелковыми лентами с надписями «От старых друзей» и датой. Водитель вел машину очень медленно, время от времени кивая Стоку. Катафалк снова остановился, водитель вытащил карту и пристроил ее на рулевом колесе. На ничейной земле два человека в катафалке изучали карту и решали, куда податься.

Сток что-то энергично говорил водителю, видимо, солдату Советской Армии, а тот в ответ послушно кивал. Боковые стекла катафалка и большой гроб, выбранный, чтобы Семица мог там размять члены, были украшены сложным пальмовым узором. Катафалк снова медленно поехал, впереди шел гэдээровский полицейский, размахивая документами, словно королевским вымпелом. Восточногерманские солдаты, стоявшие неподалеку у клумб, рассмеялись какой-то шутке и, одернув кителя, ушли. Над головой вдоль стены летел американский вертолет; заметив катафалк, он начал кружить над ним. Катафалк пересек границу. Один из американских солдат вышел из застекленной будки отдать рапорт капитану, только что подъехавшему на «таунусе» с мигалкой и надписью «Военная полиция».

Солдат махнул рукой, разрешая катафалку проехать, и западный шлагбаум взмыл вверх, капитан наклонился и прокричал мне в чрево будки:

— Поехали, парень.

Я отвернулся от окна, бросив последний взгляд на Стока. Он ухмыльнулся и поднял вверх сжатый кулак — приветствие рабочего рабочему через последнюю границу мира. Я тоже ухмыльнулся и ответил тем же приветствием.

— Поехали, — повторил капитан.

Я спустился по старой дребезжащей лестнице и нырнул в «таунус». Катафалк был уже далеко впереди у канала. Капитан нажал на газ и включил сирену. Ее печальный вой расталкивал машины на обочины.

— Это вам не военный парад в день святого Патрика, — раздраженно заметил я капитану. — Отключите эту чертову игрушку. Вас что, не предупредили о секретности задания? — Предупредили.

— Тогда зачем эти карнавальные штучки?

Он отключил сирену, и она, вздохнув, замолкла.

— Так-то лучше, — сказал я.

— Это твои похороны, приятель, — сказал офицер. Он замолчал, катафалк мы догнали в Тиргартене, здесь он уже не привлекал к себе никакого внимания.

Джонни ждал меня по условленному адресу в Виттенау. «Виттенау», — подумал я; для берлинца это слово было намертво связано с сумасшедшим домом в этом районе. Машина остановилась на невзрачной улице.

Возможно, раньше здесь была фабрика или склад, а теперь помещался гараж. Деревянные двойные ворота были достаточно большими, чтобы через них проехал грузовик... или катафалк. В глубине стоял массивный верстак с тисками и несколькими заржавевшими инструментами, оставленными предыдущим хозяином. Когда я открыл одну половину ворот, тонкий сноп света, словно ковровая дорожка, пролег между мной и Валканом, склонившимся над верстаком. Единственная голая электрическая лампочка, практически не видимая при дневном свете, в темноте становилась очень заметной. Закрывая засовы, я обратил внимание на то, как легко входили они в смазанные пазы. Под ногами лежала жирная грязь, как в любой ремонтной мастерской пахло мазутом и разлитым бензином.