Маска резидента - Ильин Андрей (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗

Ночами я, превратив сотни затверженных днем цифр в линии на план-схеме, высчитывал свой путь, возможные действия и контрдействия противника и способной вмешаться в ход событий ближней милиции. Я передвигал фишки, обозначающие машины и людей, по бумаге, видя за этими короткими ломаными линиями вполне конкретные улицы, переулки, подъезды, двери, проходные дворы. К утру я сжигал весь тщательно вырисованный план, чтобы вечером вновь его восстанавливать. Возможно, я со своими тайными играми перебарщивал, но привычка есть привычка. Если бы вас десять лет учили самыми жестокими методами убирать за собой, вы бы тоже, сами не зная почему, потянулись бы за спичками.

К исходу третьей ночи я придумал шесть версий чужих смертей.

Последние перед работой сутки я посвятил покою. Я отдыхал столько, сколько хотел отдыхать. Это убийцам-бытовикам вроде Раскольникова плохо спится и естся перед преступлением, а у профессионала сон от настроения и угрызений совести не зависит. Единственное, что на него влияет, — внутренний приказ. Закрыл глаза, сказал себе «спать» — и через мгновение в отключке.

Если спец не умеет спать, когда надо и сколько надо, а только когда захочется, его можно смело списывать в тираж. Умение уснуть в любой обстановке и проснуться в строго определенное время — это азы спецобучения, это оборотная сторона умения не спать вовсе по трое-пятеро суток кряду. Не умеешь первое, в том числе выспаться, отключаясь на две-три минуты каждые четверть часа, значит, не умеешь и второе.

Не хитрость не смежать веки целую неделю подряд (задача при этом — не потерять сообразительности и работоспособности). Полную бессонницу, ее скорых и нередко катастрофических последствий одолеть невозможно даже с помощью-медикаментозных спецсредств. Таблетки способны помочь одномоментно, после чего необходима продолжительная реабилитация. Спать человек должен. Без этого не обойтись. Вопрос, как спать!

Спец может выспаться за минуты, причем, но это уже высший пилотаж, не закрывая глаз. Может, если в том будет необходимость и, главное, возможность, дрыхнуть без подъема на оправку, без зевоты и ворочаний с бока на бок трое суток подряд. Но через трое суток встанет и сможет шестеро суток без отдыха молотить ногами километры лесного бездорожья или кулаками спарринг-противников в учебном бою. Но и то, и другое инструкторы делом доказали. И если способность мгновенно засыпать вырабатывали, используя гуманные внушение и гипноз, то умение просыпаться в заданное время — драконовскими, но очень действенными методами болевого кнута. Проще говоря, если вам предложили проснуться в 03.17, то уж вы постарайтесь не проспать, потому что в 03.18 через ваше тело пропустят разряд электрического тока. Такой способ обучения очень доходчив и очень эффективен. Уверен, чтобы научиться считать во сне не то что минуты — секунды (!), даже хроническому засоне, до того недосыпавшему полгода, потребуется не более пяти уроков. Потому что с каждым новым уроком сила болевого удара нарастает. Если в первый день вы почувствуете сильный укол в районе висков, в третий — нестерпимую, словно по всей внутренней поверхности черепа у вас выросло сто пульпитных зубов, боль, то в пятый боль пронзит ваш мозг раскаленной на огне спицей и вы проснетесь лишь для того, чтобы тут же потерять сознание.

Говорят, десятое практическое занятие по хронометражу сна может если не убить, то оставить до конца жизни неизлечимым калекой.

Вот такой, очень хороший, потому что достигает результата, метод. Низкий поклон его изобретателю. Если бы меня щадили и, к примеру, будили мягкими уговорами и вручением после успешного пробуждения пряников, я бы давно уже был покойником, проспавшим собственную смерть. А так ранее испытанная, но очень хорошо запомнившаяся организму мука гарантирует мне запланированный подъем точнее швейцарского, громкого боя, будильника. И точно так же, и опять не без помощи спецов — «психов» и инструкторов, я умею отключать внутреннее реле времени и погружаться в глубокую, хоть на часы, хоть на дни (на недели не пробовал, но тоже смогу) спячку.

Вот этим восстанавливающим силы «отсыпом» я и занимался в последний перед делом день. Последующие мне отдыха не обещали. Я набирал энергию покоя, как аккумуляторная батарея электричество. Я заряжался, чтобы потом, когда придет время, выплеснуть ее без остатка. Отдых для спеца — это тоже работа, создание предпосылок для последующего активного действия. И исполнять он ее должен самым тщательным образом. Только так! Если бы я отправился на операцию сразу, я бы, возможно, сдох на полпути. А этого я позволить себе не могу. Полдистанции для меня не существует. Или все, или то же самое, что ничего. Выполнить намеченное на 99 процентов — значит не выполнить вовсе. Даже единственный ушедший от кары авторитет угрожает Тайне и, значит, лично мне в той же мере, в какой угрожали пятеро уже отошедших в мир иной. Возможно, даже больше, такая цепочка странных и профессионально исполненных смертей заставит конторских ревизоров копать в данном направлении еще ожесточенней, а запуганный гибелью сотоварищей счастливчик за гарантии безопасности расскажет кому угодно и что угодно. Он же не знает, что причиной повального мора служит не пересчет прибылей, не раздел сфер влияния, не плановая месть, а несколько случайно узнанных им фактов. И что даже косвенное упоминание о них равнозначно смертному приговору. Нет у меня 99 процентов. Только сто!

Наибольшая сложность предстоящей операции заключалась в том, что каждая акция могла занимать у меня лишь несколько часов. Все вместе — максимум двое суток. Если дело затянется, заподозрившие неладное приговоренные жертвы, спасая жизнь, разбегутся кто куда по стране и на то, чтобы их вычислить и отловить, понадобятся уже недели.

Только маскировка убийств под несчастный случай и быстрота действий могли обещать мне успех. И еще мне мог помочь случай. Счастливый случай. В конце концов, я занимаюсь не самой бесполезной для человечества работой. Я убираю мешающий жизни мусор. Я чистильщик. Я имею право на толику везения.

Ровно тогда, когда мне надо было проснуться, я проснулся. И именно тогда, когда надо было быть на месте, — был там.

Если бы мой первый клиент каким-нибудь образом узнал, что его выбор был обусловлен только затянувшимся ремонтом фасада здания, он бы очень удивился и очень расстроился. Не облупись штукатурка, не выцвети краска, и он, возможно, прожил бы на несколько часов дольше. Не затяни штукатуры работу — и его смерть не была бы столь ужасна. Но ремонт шел ни шатко ни валко, и поэтому первым предстояло умереть именно ему. Странные в нашем деле случаются иногда причинно-следственные связи. Кто-то вовремя раствор не подвез, а кто-то от этого раньше положенного умер.

Я встретился с бригадиром, отвечающим за ремонт дома, и, представившись одним из жильцов, попросил отложить окраску подъезда, где я живу, на несколько дней.

— У меня, понимаешь, важное событие. Помолвка. Невеста будет, родители, друзья. А тут краска, штукатурка, окна заляпанные. Можно одежду попортить и настроение. Хорошо бы перенести работы на пару дней. А связанные с этим затраты, я же понимаю, я возмещу...

Моя просьба, а вернее, размер предложенной, о какой мастер и мечтать не мог, компенсации возымели действие.

— Конечно, конечно. Мы же понимаем. Мы для того и поставлены, чтобы людям облегчение было. Это дело святое. Я сам женился, — бубнил ополоумевший от свалившегося на него счастья мастер, рассовывая деньги по карманам. — Я счас сразу и распоряжусь. Вы не беспокойтесь...

А я и не беспокоился. Я не беспокоился даже насчет возможной утечки информации при разборке случившегося на участке ЧП. Вряд ли мастер будет объяснять истинную причину своего странного приказа — пропустить ближний подъезд, начав ремонт сразу с дальнего — получением крупной суммы наличных денег. Взятка, особенно если ею не поделился с начальством, а он, конечно, не поделится, — штука подсудная. Если мастер не дурак, а дурак в среднем производственном звене, постоянно находящемся между наковальней — рабочими и молотом — начальством, долго не продержится, то он придумает кучу своих вполне правдоподобных объяснений странных производственных перемещений. За тактические просчеты в строительном деле в отличие от мздоимства с него не спросят. Подозрения, связывающие факт получения денег с трагическим происшествием, и вовсе заставят его умолкнуть. Ведь он, если имело место убийство, становится его прямым соучастником. Никому и ничего мастер не скажет. Будет вести себя на разборе в СМУ, как подпольщик на полицейском допросе: божиться, ломать дурочку, стучать кулаком в грудь, напирать на роковое стечение обстоятельств, каяться, а если совсем прижмут, крыть всех по матери. Шуму-гаму напустит, но правду, равно как и деньги, сохранит свято. Наверное, его даже не уволят: где они другого человека на такую собачью должность найдут? А потерю премии я ему, как и обещал, компенсировал. В итоге он останется мастером, а я невидимкой. По рукам?