На затонувшем корабле - Бадигин Константин Сергеевич (книги серии онлайн .txt) 📗
Посмотрев на часы, он включил приёмник: кенигсбергская станция работала. Передавалась Седьмая симфония Бетховена. Чем-чем, а классической музыкой горожан угощали вдоволь.
Как всегда, он с удовольствием слушал музыку. Дирижировал оркестром его приятель — государственный композитор Ройс. Раньше Ройс дирижировал в оперном театре. Хемпель представил себе чёрный фрак, прямую спину, белую властную руку. От театра теперь камня на камне не осталось.
Музыка закончилась. Стали передавать, в который уже раз, газетную статью Пауля Даргеля, заместителя имперского комиссара обороны, руководившего строительством укреплений. По его словам, длина противотанковых рвов, построенных в Восточной Пруссии, равнялась расстоянию от Кенигсберга до Мадрида. Даргель клялся, что город неприступен.
После статьи Пауля Даргеля для подъёма духа кенигсбержцев диктор с пафосом рассказал несколько историй о давних победах германской армии.
Захотелось курить. Профессор медленно и аккуратно срезал кончик чёрной эрзац-сигары и, прислушиваясь краем уха к назойливому голосу в приёмнике, стал просматривать списки музейных ценностей, спрятанных сегодня в подземелье.
Кто-то, заикаясь и неправильно выговаривая слова, перечислял фамилии горожан, отличившихся сегодня на оборонительных работах, объявил о наградах. Каждому был вручён ценный подарок: сигары, кофе, стандартный пакет с конфетами и печеньем или бесплатный билет в кино.
В эфире появился Эрнст Вагнер. Профессор положил ручку, насторожился… Когда лиса начинает проповедь, оберегай гусей. Грозный крейслейтер тоже без удержу похвалялся неприступностью Кенигсберга. Призывал немцев защищать город до последнего вздоха.
«Сказано очень много слов и ничего нового», — заключил профессор. Эту программу с успехом можно передать через десять дней. И никто даже не догадается об этом. Такой же она была и десять дней назад. А главное — ничего утешительного.
«Наш город обеспечен денежными банкнотами, — весело провозгласил под конец диктор. — Директор государственного банка Франц Зайдлер заявил представителю радио: денежные платежи будут производиться без всяких ограничений: жалованье чиновникам и пенсии выплачиваются, как всегда, неукоснительно в положенные сроки».
«Как не надоест повторять одно и то же», — с досадой подумал учёный, щёлкнув выключателем.
Нет, положительно профессор Хемпель был выведен из равновесия событиями сегодняшнего дня. Сначала такие открытия в подземелье, а потом этот наглый гаулейтер.
Трудно примириться с сознанием собственного бессилия. Все больше и больше сомнения терзали Хемпеля. Он был всерьёз обеспокоен излишним вниманием гитлеровского вельможи к сокровищам, его сокровищам. Опасность. Берегись, Альфред. Недаром говорится, что ночь — мать размышлений.
Сердце гулко билось. Пришлось принять успокоительные капли. Обернув шею тёплым шарфом и накрывшись двумя шерстяными пледами, он улёгся на узкий диванчик. Долго скрипели пружины.
В начале второго часа ночи профессора разбудил настойчивый телефонный звонок. Какой-то штурмбанфюрер Эйхнер сообщил, что выезжает в замок по срочному и секретному делу.
— Вы мне совершенно необходимы, профессор, — добавил грубый голос, — не отлучайтесь.
Хемпель разволновался. Он не любил гостей из гестапо.
«А вдруг там догадались, что я прячу сокровища не только в литерный бункер… Кто-нибудь донёс!» — профессора бросило в жар.
Перед глазами возникла чёрная дыра в стене…
«Проклятье, вход не замурован. Какая оплошность! Кто мне поверит, что прятал не для себя. Когда человек поступает честно, они не верят, они всегда подозревают только плохое. Для них я вор, государственный преступник».
Профессор лихорадочно придумывал оправдания. На всякий случай он позвонил сотруднику музея, своему племяннику Эрнсту Фрикке и просил его немедленно приехать.
…Ровно в два часа Эрнст Фрикке, худощавый блондин с приятным лицом и голубыми глазами, вошёл в комнату дяди. Электричество выключили в двенадцать, и сейчас комнату, похожую на кладовую театрального реквизита, освещал стеариновый огарок в деревянном подсвечнике.
Профессор показался Эрнсту Фрикке взволнованным. Взглянув на дядю повнимательнее, он заметил дрожащие руки, покрасневшие глаза, седую щетину на как-то сразу постаревшем лице.
— Помоги отправить ценности, Эрнст, — с усилием сказал профессор. — Надо спешить, а я совсем болен, — добавил он едва слышно.
— Куда отправить? — с готовностью отозвался Эрнст Фрикке.
— Вас это не должно интересовать, молодой человек, — внезапно раздался грубый голос. — По приказу главного управления имперской безопасности транспортировкой ценностей займусь я, Эйхнер.
Эрнст Фрикке вздрогнул от неожиданности. Он только сейчас увидел человека в чёрной униформе с четырьмя звёздочками в петлице, знаками СС и нарукавной повязкой со свастикой. Лицо почти не различимо в тёмном углу.
— Хайль Гитлер! — поспешил поздороваться Эрнст.
— Хай… тлер! — бросил эсэсовец.
— Да, Эрнст, теперь это не наше дело, — услышал он грустный голос профессора. — Ты должен передать штурмбанфюреру все ящики, отмеченные зеленой буквой "М". На этом кончаются наши обязанности. Он погрузит их на машины и…
— Не совсем так, профессор, — вмешался опять эсэсовец. — Этот молодой человек нам не нужен. Вы должны сами сопровождать груз. Ваши советы пригодятся на месте
— Я не вижу необходимости ехать с вами, — Хемпель вскочил, вены на его висках вздулись. — Я все осмотрел раньше. Со мной согласованы все пункты.
— Вы напрасно пускаете в штаны, дорогой профессор, — пошутил эсэсовец, — уверяю, вам нечего бояться.
— Я ничего не боюсь, штурмбанфюрер, вы… позволяете себе разговаривать так, словно я русский. Если хотите знать, я больше вас имею право на доверие. Зарубите себе на носу… я…
Учёный покраснел от волнения, голос стал резким, крикливым. «То, что пришлось стерпеть от гаулейтера, я не намерен спускать этой мелюзге», — мысленно храбрился он.
— Ладно, профессор, — отмахнулся эсэсовец. — Я знаю ваши заслуги, и сейчас не время спорить.
— Меня беспокоит янтарь, — продолжал кипятиться Хемпель. — Да, янтарь, моя коллекция. Она насчитывает более семидесяти тысяч образцов. Уникальные собрания янтарной фауны: муравьи, мухи, комары, сотни образцов, их историческая и художественная ценность чрезвычайна. Среди уникумов — единственный в мире кусок янтаря с живой ящерицей…
— Живая ящерица? Это вы уж того, профессор, загибаете, — эсэсовец весело захохотал.
— Она как живая в своей прозрачной гробнице, моя маленькая мученица… Вам не понять этого, — профессор хрустнул суставами худых пальцев. — Пятьдесят миллионов лет прошло с тех пор. Янтарный кабинет! Вы представляете, штурмбанфюрер, что это такое? — волнуясь, он снял очки и замшевой тряпочкой стал протирать стекла.
— Действительно, что это за штука, янтарный кабинет, профессор? — спросил эсэсовец. — Когда приходится обрабатывать какое-нибудь дело, — добавил он, словно оправдываясь, — не грех узнать о нем подробнее.
— Неужели вы ничего не знаете о нем? — удивился учёный.
— К сожалению, профессор.
— Да ведь это чудесное произведение искусства! Представьте себе большую комнату, стены которой сплошь облицованы мозаикой из янтаря. — Профессор помолчал. Он успокоился и опять стал старательно расставлять знаки препинания. — Когда вы находитесь в ней, вам кажется, что светит яркое солнце, хотя на самом деле над городом туман.
— Понимаю, профессор, валяйте дальше.
— В янтарных стенах четыре рельефные картины, — все больше увлекаясь, продолжал Хемпель. — Это невозможно передать словами, это надо видеть. Картины в резных рамках: сказочный узор. Немецкие мастера создали неповторимое чудо!
— Я ничего не понимаю, профессор. Мне сказали, что этот кабинет трофейный и принадлежал русским. Выходит, русские хапнули его у нас?
— Янтарный кабинет подарил Фридрих-Вильгельм Первый русскому царю Петру, — с некоторой торжественностью пояснил учёный. — Русский царь гостил у нашего короля в Потсдаме и обратил внимание…
