Игра на вылет - Ильин Андрей (читать книги бесплатно .TXT) 📗

«ЗИЛ» Президента, продолжая наращивать скорость, уходил по центральной магистрали.

«ЗИЛ» Президента бестолково тыкался по сторонам в непроницаемо черных клубах дыма и пыли.

Технолог загнал в ствол предназначенный Президенту патрон.

Больше в этом колодце мне делать было нечего.

Я сбросил в резиновый мешок радиостанции, спиннинговую катушку, другие небезопасные для меня вещдоки, добавил туда самоликвидатор и зашвырнул все далеко в темноту канализационной трубы. Через пару десятков метров свободного плавания этот мешок должен был с тихим хлопком разлететься в мелкие дребезги.

Через сто сорок секунд мне надлежало быть совсем в Другом месте. Но мне не повезло. Я оказался в еще более Другом месте. Я оказался в следственном изоляторе Безопасности. Я так и не узнал, чем завершилась столь тщательно распланированная мною операция.

— Итак, тао вы делали в канализации?

Господи, ну когда им надоест задавать одни и те же вопросы?

— Допустим, какал. Захотелось очень. В подворотне как-то неудобно. Вот я и спустился.

— Сколько какали?

— Я не взвешивал.

— Мы имеем в виду как долго?

— Минут двадцать-двадцать пять.

— У вас запоры?

— У меня три запора, не считая замка на этой двери.

— В отстойниках канализационной сети нами обнаружены обрывки рыболовной лески и куски пластиковой детской игрушки «Кораблик». Они вам знакомы?

— А большой рыболовецкий сейнер вы не обнаружили? Я не знаю ни о каких детских корабликах. Я не знаю ни о какой леске. Я не рыболов. Я просто нужду справить зашел.

— Хорошо. Повторите ваш адрес.

— Мой адрес Советский Союз. Я уже говорил: я бомж. У меня нет ни места, ни жительства.

— Согласно запросу, полученному с места вашей последней прописки, по данному адресу ни вы, ни другие жильцы с похожей фамилией никогда не проживали.

— Я паспорт нашел.

— Когда? Где?

— На берегу реки. Точное место не помню. Когда — сказать затрудняюсь. Кажется, в прошлом году.

— Экспертиза утверждает, что фотография на паспорте была сделана не позднее чем два месяца назад.

— Значит, два месяца...

Они все более сужают круги. Опасно сужают. Следующая экспертиза выявит микронесовпадения оттиска печати с оригиналом. Еще одна — отсутствие регистрации выдачи паспорта на всей территории страны. Еще — отсутствие среди ее населения человека с моей фамилией. Я никогда не рождался, никогда не регистрировался и не оставил в течение своей жизни никаких дополнительных, позволяющих подтвердить мою личность документов. Конечно, на все эти проверки уйдет масса времени но рано или поздно истина восторжествует. Следователи подходят к опасному пределу — к выявлению моих, во много раз превосходящих обычного преступника, возможностей. Следователи выходят на Контору.

Раньше все было бы просто. Либо мои начальники под любым благовидным предлогом вырвали своего засветившегося работника из лап Безопасности, либо отказались от него. Я бы сыграл в несознанку, получил свой срок и отсидел его как самый обыкновенный гражданин. От звонка до звонка. Сбежать бы я не мог. Не имел права. Сбежать — значит, привлечь к своей серенькой личности внимание, значит, выказать свои неординарные возможности. От МВД в этом случае я, конечно бы, ушел. От Конторы, опасающейся дальнейшего разглашения тайны, — нет. Сорвавшихся, не умеющих держать себя в руках работников Контора ликвидирует, чего бы ей это ни стоило.

Так дело обстояло бы раньше. Сегодня оно обстоит по-другому. В Контору обратиться невозможно. Единственный канал, ведущий к людям, которым я могу доверять, оборван. Сидеть от звонка до звонка глупо. Очень скоро меня найдут и сотрут в мелкий порошок заговорщики. Удивляюсь, как они еще не напали на мой след. Бежать из следственного изолятора Безопасности, где я нахожусь под круглосуточным приглядом, — затруднительно. Вернее, не очень, но только используя преподанные в Учебках навыки. А это разглашение Тайны, за которое впоследствии с меня спросят вне зависимости от того, победил я или проиграл. Тайна — это та священная корова, которую задевать нельзя.

— Я устал. Можно на сегодня допрос прекратить?

— Хорошо, последний вопрос. Что вы делали в канализации...

— Собирал жидкий и твердый кал с целью его расфасовки и перепродажи садоводам в качестве удобрения... И все же следователь не солгал. Это был его последний вопрос. И последний допрос. Что настораживало гораздо больше, чем даже угрозы пристрелить меня при попытке к бегству.

День меня не вызывали. На второй огласили безрадостный приговор:

— Ваше дело передается в ведение следственных органов МВД.

— Но почему? Ведь начали его вы.

— В ходе следствия не выявлено состава преступления, относящегося к нашей компетенции. Максимум — злостное хулиганство. Политический умысел не доказан. Пострадавших нет. Есть только материальный ущерб. Подобные дела проходят по ведомству Министерства внутренних дел. Соответственно вас переводят в КПЗ горотдела милиции.

— Это решение окончательное?

— Странно. Другой бы на вашем месте радовался смене тяжелой статьи на легкую. А вы вроде как не удовлетворены. Или вам о лаврах революционера мечтаегся?

— Вы, кажется, тоже от счастья не светитесь, — не выдержав, огрызнулся я.

— Ничуть. Мы свою работу сделали. Хорошо сделали. В наш адрес замечаний нет. — И вдруг, резко наклонившись к самому моему уху, добавил: — А от себя лично скажу, что, если бы у тебя, сука, не было таких высоких защитников, гнить бы тебе в тюрьме до скончания века! — И громко: — Замечаний к ведению следствия нет?

— Нет. Наши беседы принесли мне чувство глубокого удовлетворения.

Свершилось! Переброс сырого следственного материала из ведомства Безопасности в милицию может обозначать только одно — заговорщики вычислили меня. Вычислили и попытаются тихо убрать. Сделать это в общей камере КПЗ гораздо легче, чем в одиночке изолятора Безопасности. Ссора сокамерников, драка или просто мертвое тело, обнаруженное при утренней поверке. Такое там случается. Такое подозрений не вызывает.

С другой стороны, из-под опеки милиции уйти гораздо легче. Особенно при перевозке.