Предупреждение Эмблера - Ладлэм Роберт (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Центр политических исследований собирается провести здесь конференцию. «Валютные регуляции: Восток – Запад». Как вы объяснили свою поездку?
– Конференция в нашем плане мероприятий, так что не беспокойтесь.
– Мы не должны забывать о мерах предосторожности.
– Понимаю. – Заместитель госсекретаря села за позолоченный столик. Профессор присоединился к ней.
– Помню вашу первую лекцию, – глядя в окно, заговорила она. – Я была студенткой колледжа Рэдклифф, а вы вели обзорный курс по «глобальному господству» в театре Сандерса. Вы написали на доске три немецких слова: Machtpolitik, Geopolitik и Realpolitik. Кто-то из задних рядов крикнул: «Мы что, будем говорить на немецком?» – и вы ответили, нет, не будем, но есть язык, который нам придется выучить, и что лишь немногие научатся говорить на нем достаточно бегло, – это язык политики.
Палмер кивнул.
– Я считал своим долгом предупредить вас.
– Верно. Вы сказали, что у большинства из нас просто нет необходимых способностей. Что только некоторые освоят этот язык на высшем уровне, тогда как остальные собьются на вялые клише исторической ничтожности, приняв точку провинциального олдермена. Я не ошиблась? Вы нас не жалели.
– Вы и тогда отличались ментальной выносливостью. Это дано не многим.
– Помню, говоря о Чингисхане, вы сказали, что он, выражаясь современным языком, был ярым сторонником либерализации торговли и свободы религии, потому что именно с этих позиций управлял империей.
– Именно потому он был так опасен. – Профессор провел ладонью по украшавшей столик инкрустации.
– Да. Потом вы показали нам карту империи Чингисхана в ее границах 1241 года, когда его сын и наследник, Огадай, взяв Киев, разгромив германскую армию на востоке и пройдя через Венгрию, подошел к воротам Вены. Орда остановилась там. Монгольская империя почти полностью совпала с границами Восточного блока. Нас это ошеломило. Вы показали нам две территории – Монгольской и Советской империй – от Северной Кореи и Китая до Восточной Европы. «Подошва истории» – так вы это назвали. И то, что монголы остановились у ворот Вены, было чистой случайностью.
– Чистой случайностью, – повторил Палмер. – Огадай умер, и армия решила вернуться, чтобы помочь в избрании преемника.
– Вы показали нам, что великие империи строятся по единой модели. В шестнадцатом веке во главе Оттоманской империи стоял величайший из султанов, Сулейман Великолепный, человек, приверженный базовым принципам справедливости, равенства перед законом и свободной торговли. Вы доказывали, что восточные империи всегда представляли особую угрозу для Запада, когда шли по пути внутренней либерализации.
– Очень многие оказались не способны разобрать письмена на стенах. Особенно когда это китайские письмена.
– И еще вы объясняли тем полусонным мальчишкам, что на протяжении последних столетий Китай, Срединное Царство, никогда не угрожал западной гегемонии, хотя, в принципе, мог быть его величайшим противником. Председатель Мао оказался на деле бумажным тигром. Чем тоталитарнее режим в Китае, тем более он осторожен, тем менее агрессивен вовне. Сильный материал. И подан он был сильно. Кто поумнее, те уже больше не спали. Помню, у меня самой мурашки побежали по спине, когда я поняла, что за этим стоит.
– И тем не менее кое-что не меняется. Ваши коллеги в Государственном департаменте до сих пор отказываются признавать очевидное: что Китай, восприняв западные методы управления, превратился в серьезную угрозу, как экономическую, так и военную. У китайского Председателя приятное лицо, и оно мешает нашим правителям видеть реальность: что он, как никто другой, способен разбудить спящего дракона. – Профессор взглянул на часы, тонкий, элегантный шедевр «Филип Патэ». Уитфилд заметила, что они показывают не только парижское, но также пекинское и восточное поясное время.
– Даже в те годы, когда я была студенткой, вы понимали то, чего не понимал никто другой. Семинар по международным отношениям на первом курсе… я словно прозрела.
– Да, ко мне записалось пятьдесят человек, но я принял только двенадцать.
– Я, наверно, даже не была самой умной.
– Нет, не были, – согласился он. – Но вы были самой… способной.
Эллен Уитфилд вспомнила первый день семинара. Профессор Палмер говорил о том, каким представлялся мир британскому премьер-министру Бенджамину Дизраэли в конце девятнадцатого века. Дизраэли считал Британскую империю несокрушимой силой, а ее военно-морской флот основой наступающего Pax Britannica. Наступающий век должен был стать веком английского господства. Но прошло всего лишь несколько десятилетий, и Англия опустилась в разряд второстепенных держав. Профессор Палмер сравнивал произошедшую на глазах одного поколения трансформацию с превращением Римской империи в Италию.
Двадцатый век стал веком Америки. Ее промышленное и экономическое превосходство после Второй мировой войны не вызывало сомнений и никем не оспаривалось, а созданный через размещение военных баз сложный механизм военного влияния позволял держать под контролем самые удаленные уголки земного шара. Но, предупредил Палмер, было бы ошибкой полагать, что и следующее столетие по праву принадлежит Америке. В действительности, указал он, если Срединное Царство пробудится от спячки и поднимется в полный рост, двадцать первый век останется за ним; центр глобального превосходства может сместиться на восток. А инструментом укрепления Китая и ускорения его возвышения может стать именно политика «конструктивного сотрудничества».
Подобно Марксу, который, наблюдая французских социалистов, заявил, что не считает себя «марксистом», Палмер однажды тоже признался, что не является «пальмеритом». Он неодобрительно относился к тем, кто, вульгарно интерпретируя его идеи, пропагандировал историческую неизбежность. Метод Палмера позволял совместить долгосрочную историю – историю протянувшихся на столетия эпох – с микроисторией. Его учение не могло быть сведено к лозунгам, формулам и призывам. Но главное – в истории нет ничего неизбежного. Принять исторический детерминизм означало бы обречь себя на пассивное созерцание. Мировая история, всегда говорил он, это история человеческих деяний. Именно поступки людей и делают историю, наполняют историческое пространство.
Появившийся у двери слуга негромко откашлялся.
– Профессор Палмер, для вас сообщение.
Палмер повернулся к гостье.
– Извините, но я вынужден ненадолго вас оставить.
Он исчез в конце длинного коридора, а когда вернулся несколько минут спустя, глаза его возбужденно блестели.
– Все становится на свои места. Давление поднимается.
– Понимаю.
– Как насчет Таркина?
– С ним никаких проблем.
– А его спутница… на этом фронте все в порядке?
– Ни малейших причин для беспокойства. Мы все держим под контролем.
– Хочу лишь напомнить, что у нас остается семьдесят два часа. Каждый должен четко сыграть свою роль.
– Пока, – заверила Уитфилд, – никаких сбоев нет. Все играют по плану.
– Включая Таркина? – уточнил Палмер.
Заместитель госсекретаря кивнула и позволила себе улыбнуться.
– Включая Таркина.
Глядя прямо перед собой, как и полагается человеку, у которого на счету каждая минута, Эмблер торопливо вышел из дома № 2 по улице Сен-Флорентен. Впрочем, особенно притворяться не пришлось – у него действительно не было времени. Выйдя из консульства, он сбавил шаг, принял вид беззаботного прохожего и, оставив позади элегантные особняки с сияющими витринами, повернул от площади Согласия на улицу Сен-Оноре.
Опытный оперативник полагается не только на глаза, но и на уши. Меняя скорость движения, он вслушивается в шаги за спиной, улавливая малейшие отступления от привычного ритма.
Не пройдя и сотни ярдов, Эмблер понял – у него появился «хвост». Кто-то шел за ним. Смущал лишь ритм шагов – преследователь, похоже, даже не пытался замаскироваться. Оперативник прислушался: шаги, быстрые и мелкие, сопровождались легким посапыванием, свидетельствовавшим о незавидном физическом состоянии.
