Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр (читать книги без TXT, FB2) 📗

— Ну и что? Вряд ли кто из знакомых этой дамочки имеет представление о том, что ты сказал. Да и, в конце концов, какое ей дело, ведь все трое Кдодтов были баронами. А я ей и сказала, что автор барон Клодт. Остальное — ее дело. Меньше будет изображать специалиста.

— Тоже верно. А с Брюлловым что ты здесь плела о руке мастера? Это ведь не Карл Брюллов, который написал «Последний день Помпеи». Это либо его брат Александр, либо племянник Павел. Вопрос только в том, куда делся с подписи инициал. Вы его сами смыли, или вам кто помогал? И вообще, я вижу, вы специализируетесь на продаже работ однофамильцев великих. Дело хорошее. Пока вы тут охмуряли эту даму, я сделал некоторые прикидки. Получается, что чистая прибыль от таких операций может составлять от пятидесяти до ста процентов. Но это пока кто-то из клиентов не узнает, как вы его обманули. Тогда все кончится очень быстро. Клиентура-то у вас, я так понимаю, довольно нервная.

На что Глеб логично возражает:

— Сколько раз говорить — мы их не обманываем. Заключения экспертизы есть, картины подлинные. А если они чего не знают, так пусть читают литературу по искусствоведению.

— Справедливо. Но главное, я убедился в том, что вы оба могли бы с успехом променять карьеру торговцев антиквариатом на работу на сиене. Ладно, спасибо, я пойлу. Через пару дней для вас найдется дело.

В конце недели приходит сообщение от Янакиса о том, что коллекция отправлена. Бортновский едет на таможню оформлять получение груза и решать вопрос о его хранении. Поскольку платить за склад ему, возвращается он в крайне дурном расположении духа.

— Когда будем начинать? Я по миру пойду до того, как мы провернем всю эту, как-ты ее называешь, операцию!

— Mon cher[1], ты забываешь, что срок начала операции, как я ее действительно называю, зависел не от нас. Насколько я знаю, сегодня Хелле получит на свой счет деньги. Значит, завтра мы можем начинать. Если мы правильно оцениваем ситуацию, Хелле сам даст знать.

Когда до сознания моего партнера доходит, что уже завтра он отправится совать голову в пасть льву, его начинает бить мелкая дрожь. До сих пор он воспринимал операцию несколько отстраненно. Теперь же она становится пугающей реальностью. Ему надо помочь.

Подозвав официанта, прошу его принести два виски. Пока он выполняет заказ, Бортновский пребывает в глубокой задумчивости. Мне приходится толкнуть его локтем:

— Не задумывайся, не то с ума сойдешь. Давай лучше выпьем за успех нашего предприятия. Запомни — твое дело сторона и риск минимален. Если ты хорошо сыграешь, они вообще могут постараться тебя оттереть в сторону, чтобы не платить комиссионные.

Выпив еще и обсудив детали дела, расходимся. Следующий день проходит в нервном напряжении. Лишний раз звонить в офис Бортновскому не хочется, а моего телефона у него нет. Поэтому я слоняюсь по квартире, потом выхожу пройтись по улицам. Обедаю и только затем звоню Леониду.

Я оказываюсь прав: Бортновский победно сообщает:

— Есть новости! Приходи, встретимся.

Надо полагать, новости хорошие, иначе он не стал бы так радоваться. Действительно, едва завидев меня, Бортновский начинает рассказывать:

— Сегодня он мне позвонил. Сказал, чтобы приезжал и привез материалы по коллекции.

— Он что, дал новый адрес?

— Да, он поверил, что тебя нет в Париже.

— Ну хорошо. Он велел приехать. И что ты?

— Как договаривались, я сделал вид, что не помню, о чем идет речь. Потом вспомнил и сказал, что у меня материалов нет и что вообще я слышал об этом деле краем уха. Обещал в течение часа навести справки и стал тянуть время. Через два часа он сам перезвонил и обругал, потребовал быстрее добыть информацию. Еще через час я ему сообщил, что связался с агентом владелицы, и обешал их свести. Все.

На самом-то деле это еще далеко не все. На самом деле мы только погружаемся в дело, которое заварили. Заканчивается лишь активная часть роли, отведенная Портновскому.

— Хорошо, я звоню этой парочке и предупреждаю, что мы начинаем.

Чтобы показать Хелле принесенные картины, Бортновский расставляет их на полу вдоль стены и сам старается вылезти на передний план, оттесняя Татьяну и Глеба. В принципе, это аксиома торговли любого рода — уболтать покупателя всеми возможными способами, создать ему атмосферу, в которой ему захочется купить вешь или даже просто станет неудобно отказаться от покупки.

Было и еще одно соображение: не стоило особенно полагаться на Татьяну и Глеба, у которых могли в решающий момент подвести нервы. Но в данном случае и это было еще не все. Бортновский отчетливо чувствовал потребность говорить без остановки, чтобы подавить в себе страх и не дать Хелле возможность уловить хотя бы малейшую фальшь в его поведении. При мысли о том, что Хелле может разгадать его игру, у Бортновского сводило гортань и останавливалось дыхание. Поток слов должен утопить Хелле, увлечь и рассеять внимание.

— Что еще, Отто? Да, вот каталоги. Это с выставок. Япония, Австралия, Англия, Бельгия. Америка — музей Ме-трополитен.

Хелле молча кивал, просматривая каталоги и бумаги, взятые у Бортновского, пока тот продолжал непрерывно говорить:

— Вот картины, Огто. Это Айвазовский. В прошлом году подобная вешь была продана на Сотбис за триста двадцать пять тысяч долларов. В России за нее можно просить до чслырехсот тысяч. А хозяйка хочет двести пятьдесят. Если надавить — может опуститься до двухсот тысяч.

Хелле прервал его подозрительным вопросом:

— С чего вдруг?

Бортновский, не переводя дыхания, незаметно вытер платком потные ладони и выдал ответ:

— Она хочет перебираться в Америку, важно быстро продать коллекцию. И потом, нетак npocYo найти серьезного покупателя. Серьезного и надежного.

Хелле солидно кивнул. Ему нравилось быть серьезным и надежным покупателем. Однако его не покидало чувство бросившегося в воду неумелого пловца. Необходимость принимать решение по вопросу, о котором он не имел практически никакого представления, вызывало состояние, близкое к панике.

Словно понимая это, Бортновский без умолку трещал, понижая голос до уровня полной доверительности:

— Учти — у хозяйки есть предложение от одного американского музея. Они берут всю коллекцию за хорошие деньги. Ведь это — классика русского искусства. Но с музеем все будет делаться слишком официально. Ты понимаешь? Налоги… Но завтра она встречается с их представителем.

Прервав его жестом, Хелле обратился к Татьяне:

— Я все понимаю. Ну, хорошо, мне надо подумать. И цену надо понижать.

Пересиливая себя при словах о понижении цены, Бортновский показал на Татьяну:

— Все это вполне возможно. Но подобные вопросы — к хозяйке.

Не двигаясь с места, Татьяна дождалась, пока Хелле подойдет к ней и только тогда сказала:

— К сожалению, не думаю, что смогу пойти вам навстречу. Я и так опустила цену до предела. Ваш человек сказал, что я вынуждена была это сделать в силу обстоятельств. Но если вы отказываетесь…

Пауза была почти незаметной, но ее хватило, чтобы заставить Хелле поторопиться:

— Что вы, я не имел ввиду отказываться. Но надо же было поторговаться. Я вам позвоню завтра утром.

Дождавшись, пока Бортновский и Глеб соберут картины и вместе с Татьяной покинут офис, Хелле снял трубку и вызвал бухгалтера. Едва тот появился на пороге кабинета, Хелле спросил:

— Когда у нас могут быть поступления?

Бухгалтер спокойно ответил:

— Ты знаешь ситуацию — у нас полный провал. Единственное поступление в ближайшее время — за космический проект. Но мы должны эти деньги тут же перевести дальше.

Подумав мгновение, Хелле сказал, как в воду нырнул:

— Сам знаю. Собери все, что есть. Используем космические деньги тоже. Обернутся быстро.

С этого момента события резко ускоряют ход. На следующий день происходит встреча клиентов с Глебом. Судя по рассказу Бортновского, переговоры проходят вполне нормально. Далее следует встреча с Татьяной.