Секретный пилигрим - ле Карре Джон (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
– Вот как? Конечно же, Сирил. Простите. За эту неделю вы у меня шестой, честно говоря. Сегодня все увлечены гласностью. Это модно. Мой возраст дает себя знать.
Он решил успокоить меня. Сел. Но не в кресло, а на его подлокотник. Он заговорил со мной вкрадчиво, в дружеской манере, напомнив мне моего учителя в подготовительной школе.
– Вы ведь по натуре либерал, не так ли, Нед? Во всяком случае, вы производите такое впечатление, хоть и выслуживаетесь перед Главным управлением.
– Да, пожалуй, свободомыслие во мне есть, – согласился я. – Хотя, естественно, мне о пенсии нельзя забывать.
– Конечно, есть! Вы ведь за смешанную экономику, верно? Ведь общественная собственность и частное богатство вам так же не по душе, как и мне. Человеческие ценности выше идеологии, вы в это верите? Остановить сошедший с рельсов поезд капитализма, пока он не разрушит все на своем пути? Конечно, верите! Вы проявляете определенное беспокойство об окружающей среде. Барсуки, киты, меховые манто, электростанции. Даже идея распределения, где она не посягает на права граждан. Братья и сестры шагают вперед к общей цели, культура и музыка для всех! Свобода передвижения и выбора гражданства! Мир! Ну, так что?
– По-моему, вполне разумно, – сказал я.
– Вам было мало лет в тридцатые годы, так же как и мне. Иначе бы я не стал иметь с ними дела. Мы – приличные люди, вот кто мы. Здравомыслящие. И Сергей такой же. Вы и Сергей – я по лицу вашему вижу, Нед. Не пытайтесь это скрыть, вы – одного поля ягоды. Так что не старайтесь меня чернить, а себя обеливать, потому что мы мыслим одинаково, так же как мы с Сергеем. Мы по одну сторону – против порока, бескультурья, пошлости. “Мы – непризнанные аристократы”, – вот как Сергей называет нас. Он прав. Вы – один из них, вот и все, что я хочу сказать. То есть кто еще достоин этого? Где альтернатива тому, что окружает нас в повседневной жизни: деградации, транжирству, неуважению? Кого нам слушать вечерами на чердаке, вращая ручки приемника? Не молодых же выскочек, это уж точно. И не сытых богачей – что нового они могут сказать? И не тех, кто проповедует: “больше заработаешь, больше потратишь, большего добьешься” – что от них проку? И уж, конечно, не свору этих развратников, млеющих от разговоров о женской груди да штанишках.
– Но мы и в объятия ислама не бросимся. Во всяком случае, пока они стравливают страны друг с другом и производят отравляющие газы. Так какой же выбор остается у деликатного человека, человека совестливого, теперь, когда русские и там, и тут отказываются от своих притязаний и натягивают на себя власяницы? Кому мы нужны? Где последние идеалы? Где найти утешение? Дружба? Кто-то должен заполнить пробел. Я не могу существовать в неопределенности. Я не могу остаться один. Особенно после Сергея, Нед. Я умру. Сергей был для меня самым дорогим на земле человеком. Плоть от плоти моей. Он был для меня всем. Что со мной будет? Вот то, что мне хочется знать. По-моему, полетят головы. У Сергея своя идеология. Я не вижу ее у вас – так мне кажется, по крайней мере. Я лишь слегка прикоснулся к ней, тоска то по одному, то по другому, и все же я не вполне уверен. Не знаю, подходите ли вы по своим качествам.
– Испытайте меня, – сказал я.
– Не знаю, хватит ли у вас остроумия. Живости. Я подумал об этом, как только вы вошли. Мысленно сравнил вас с Сергеем, и, боюсь, сравнение оказалось не в вашу пользу. Сергей не приковылял сюда, как загнанная лошадь, он взял меня штурмом. Раздается звонок, он врывается, будто купил этот дом, садится там, где сидите вы, но в отличие от вас не клюет носом – он вообще не мог подолгу оставаться на одном месте. Не такой Сергей человек, он ужасный непоседа, даже в опере. Так вот, он улыбается, как эльф, и поднимает рюмку своей водки. “Поздравляю, мистер Немо, – говорит, – позвольте называть вас Си? Вы победили в конкурсе, и я ваш первый приз”.
Он провел тыльной стороной руки по рту, и я понял, что он стирает таким образом улыбку.
– Да, этот Сергей – лихой парень.
Он рассмеялся, и я рассмеялся с ним. Модриян, подумал я, давал ему ложное ощущение свободы. Как Салли – мне.
– Он даже не снял пальто, – продолжал он. – Сразу приступил к делу. “Прежде всего нам надо обсудить церемонию, – говорит. – Ничего сногсшибательного, мистер Немо, всего лишь пара моих друзей – между прочим, это Борис и Ольга – и один-два важных деятеля из Совета; небольшой прием для некоторых из ваших многочисленных поклонников в Москве”.
“В вашем посольстве? – спросил я. – Туда я не пойду. На работе меня уничтожат – вы не знаете Горста”.
“Нет, нет, мистер Немо, – говорит. – Нет, нет, мистер Си. Не о посольстве идет речь – кому оно нужно, это посольство? Речь идет о языковых курсах Московского государственного университета и об официальном провозглашении вас почетным студентом со всеми гражданскими почестями”.
Вначале мне показалось, что я оглох. Мое сердце перестало биться. Я это ощущал. Никогда в жизни я не ездил дальше Дувра, не говоря уж о России, хоть и работал в министерстве иностранных дел. “Поехать в Москву? – сказал я. – Да вы спятили. Я – шифровальщик, а не профсоюзный босс с язвой желудка. Я не могу ехать в Москву вот так сразу, – сказал я. – Даже если там меня ждет приз, и Ольга с Борисом жаждут пожать мне руку, и прием в Университете, и всякое такое. Похоже, вы не представляете себе мое положение. Я занимаюсь весьма деликатным делом, – сказал я. – Только вот люди у нас не очень деликатные в отличие от работы. У меня постоянный и регулярный допуск к весьма секретным и сверхсекретным материалам. Я не из тех, кого можно тайком усадить в самолет – и в Москву. Кажется, я писал об этом в своих сочинениях, в некоторых из них”.
“Тогда приезжайте в Зальцбург, – предложил он. – Какая разница? Прилетите в Зальцбург, скажите, что послушать музыку, затем потихоньку в Вену. У меня будут наготове билеты – правда, ничего не поделаешь, “Аэрофлот”, но всего два часа лета, в аэропорту никакой возни с паспортами, церемонию проведем в семейном кругу, никто и ухом не поведет”. Затем он вручает мне документ в виде свитка с обожженными краями – официальное приглашение, подписанное всеми членами Совета: на английском, с одной стороны, на русском – с другой. Не стану скрывать, я прочел по-английски. Не мог же я сидеть перед ним со словарем битый час, верно? Я показался бы им полным идиотом, это я-то, лучший их студент. – Он замолк, немного, как мне показалось, смутившись. – Затем я назвал свое настоящее имя, – сказал он. – Я знаю, что не должен был этого делать, но мне надоело быть Немо. Я хотел быть самим собой.
Вот тут вы ненадолго потеряете нить моего рассказа, как я потерял Сирила. До сих пор я поспевал за его воспоминаниями. А где было можно, я даже опережал его. И вдруг его понесло вперед, и я с трудом мог угнаться за ним. Он уже был в России, а я еще не был. Он не предупредил меня, когда мы туда перебрались. Он рассказывал о Борисе и Ольге, но уже не о том, как звучали их голоса, а о том, как они выглядели: как Борис обнял его и как Ольга застенчиво, но крепко, по-русски поцеловала его – он в общем-то против поцелуев, Нед, но у русских это все получается по-другому, не то что поцелуи, о которых твердит Горст, поэтому он не возражал. Более того, Нед, к этому привыкаешь, потому что у русских это – проявление дружеских чувств. Фревин помолодел лет на двадцать и рассказывал, как все хлопотали вокруг него, будто то был день его рождения, который прежде никто не отмечал. Ольга и Борис во плоти, Нед, точно такие, какими они были во время уроков.
“Поздравляю, Сирил, – говорит мне Ольга, – с совершенно феноменальным успехом в изучении русского языка”. Естественно, через переводчика, потому как я ей сказал, что не так уж сильно преуспел. Затем меня обнял Борис. “Мы гордимся, что пригодились вам, Сирил, – сказал он. – Сказать по правде, не все наши студенты дотягивают до конца, но те, кто дотягивает, компенсируют эти потери”.
