Круг Матарезе - Ладлэм Роберт (полные книги .txt) 📗
– Ну! Мы-то уверены, что да. Они изучили мое досье и выслали сразу нескольких, чтобы разделаться со мной, полагая, что если не один, так другой сумеет от меня избавиться.
– А где они находят, из кого набирают этих своих солдат? – прервал Василия старый учитель. – Где найти таких убежденных и мужчин, и женщин, способных с готовностью расстаться с жизнью?
– В ответе на ваш вопрос лежит истина, которую нелегко принять. Принцип вербовки уходит корнями в века… Был такой мусульманский шейх Хасан ас-Сабах. Он первый начал «ковать кадры» политических убийц с целью упрочения собственной власти. Их называли фидаи.
Миковский резко поставил стакан на стол.
– Я знаком с теорией, которую вы излагаете. Но она гипотетична! Фидаи, то есть убийцы Сабаха, защищали свою веру. Они были стоики, фаустиане. Они работали над собой, тренировали душу, разум и тело, презрев все радости земные ради удовольствий и благ грядущей жизни, пусть даже в преисподней. Эти порывы в наше время не пользуются спросом.
– В наше время? – Василий был готов спорить всерьез. – Да теперь как раз самые подходящие времена! Миром правит алчность. За блага земные, за благополучие люди готовы на все и продадут ближнего. Девять из десяти – наследники Фауста. Этого-то Карл Маркс как раз и не понял, я думаю.
– Он все понимал, абсолютно все. И если даже у Маркса и было нечто подобное, критиковать Маркса надо совсем за другое.
Талейников улыбнулся:
– Звучит опасно и напоминает апологию марксизма.
– А как вы относитесь к утверждению, что управление людьми слишком сложная штука, чтобы предоставить это самим людям?
– Монархистские убеждения. Я их не приемлю. Так мог высказаться царь.
– Так нет же, не царь. Они принадлежат американцу Томасу Джефферсону. Обе наши державы прошли через революцию в поисках путей обновления. Слова и решения наделены практическим смыслом.
– Ваша эрудиция не повлияет на мои убеждения. Я многое видел, много пережил…
– Я ни на что не собираюсь влиять и менее всего хочу, чтобы изменились ваши убеждения и способность видеть окружающее. Но не исключено, что мы оба сейчас находимся в процессе пересмотра собственных взглядов и делаем выбор.
– Выбор чего?
Миковский поправил очки:
– Мы всегда стоим перед выбором: бог или дьявол. И вряд ли я сделаю этот выбор при жизни… Как вы доберетесь до Эссена?
– Очень просто. Я рассчитывал вернуться через Хельсинки.
– Это будет очень сложно?
– Нет. У меня есть человек из Выборга, который должен мне помочь.
– Когда вы уезжаете?
– Завтра утром.
– Я рад бы пригласить вас к себе, чтобы мы смогли скоротать эту ночь вместе, но, видимо…
– Нет, спасибо. Это может быть очень опасно для вас.
– А я рассчитывал, что мой звонок в Министерство культуры обезопасил меня…
– Сюда может нагрянуть милиция в связи с инцидентом. Помните одно: о теле, которое будет найдено без документов, вы ничего не знаете.
– Ну что же, Василий Васильевич, обнимите меня. Вы должны идти, и я больше вас не увижу. Я думаю, вы найдете ответ, который ищете.
– Спасибо. Я сожалею лишь, что подверг вас такому риску. Но я не мог иначе.
– Не жалейте. Вы умнее и взрослее меня в некоторых вещах. Вы правы.
Талейников молча пожал руку старику, которого видел в последний раз.
– Капитан Малеткин? – спросил Василий, хотя не сомневался, что нерешительный голос на другом конце провода принадлежит предателю из Выборга.
– Где ты?
– Я в телефонной будке здесь неподалеку. У тебя есть что-нибудь для меня?
– Да.
– Очень хорошо. У меня тоже есть кое-что для тебя.
– Я рад, – ответил тот. – Когда мы встречаемся?
– Сейчас. Выходи через главный вход, поверни направо и двигайся вперед, я перехвачу тебя.
Последовала пауза.
– Сейчас почти полночь.
– Я рад, что твои часы так точны. Что, швейцарские? Небось недешевы?
– Да при чем тут часы?.. У меня здесь женщина…
– Скажи, чтобы подождала. Прикажи ей, капитан! Ты же офицер КГБ.
Через семь минут Малеткин выскочил на тротуар перед главным входом в гостиницу. Василий понаблюдал за ним с минуту и оценил обстановку вокруг. Ничего подозрительного он не заметил.
Малеткин медленно пошел по улице. Прохожих в этот час было мало, только редкие парочки или группы солдат, возвращавшихся после увольнения в казармы. Талейников выжидал, наблюдая за улицей, высматривая того, кто не вписался бы в мирную картину городской ночи.
Но такого персонажа не было. Тогда Василий выскользнул из двери подъезда и через шесть секунд нагнал Малеткина, напевая «Янки дудл денди».
– Вот твое сообщение! – заторопился предатель, протягивая Василию копию шифровки. – Это единственный контрольный экземпляр. А теперь скажи мне, кто является агентом в Выборге.
– Ты хочешь сказать, вторым агентом, не так ли?
Талейников достал зажигалку и при свете мигавшего пламени просмотрел копию своего шифрованного сообщения в Хельсинки. Все в порядке, решил он.
– Ты получишь от меня это имя через несколько часов.
– А мне надо сейчас! Мне кажется, что кто-то постоянно проверяет Выборг. Я хочу обезопасить себя, ты обещал мне это! Утром я отсюда немедленно исчезаю, но перед этим я должен проверить…
– Мы исчезаем вместе, – прервал его Василий. – Скорее всего, на рассвете.
– Нет!
– Да, мой дорогой! Ты должен будешь выполнить этот последний наряд вне очереди.
– Я не хочу иметь с тобой никаких дел. Твоя фотография печатается в каждом бюллетене КГБ. Две из них я только что видел в главном управлении. Меня аж пот прошиб!
– Я не хочу сейчас обсуждать это. Ты – запомни это – должен отвезти меня назад к озеру и обеспечить мне контакт с финнами. Мои дела в Ленинграде закончены.
– Почему опять я? Ведь я и так сделал предостаточно!
– Потому что, если ты не сделаешь это, я могу не вспомнить имя того, кто так необходим тебе в Выборге. – Талейников потрепал предателя по щеке. – Возвращайся к своей женщине, товарищ, и постарайся хорошо провести оставшееся время, но не задерживайся. Я хочу, чтобы ты вышел из гостиницы в половине четвертого.
– В половине четвертого?
– Да. Подъезжай на машине к Аничкову мосту не позднее четырех утра. Постарайся проехать по мосту два раза – в обе стороны. Я встречу тебя либо на той, либо на другой стороне.
– Но ты забываешь про милицию. Они останавливают все подозрительные машины, а автомобиль, который будет разъезжать взад-вперед по мосту в четыре утра, вызовет у них явный интерес.
– Верно. Я как раз хочу знать, будут ли они там.
– Но если, предположим, они меня остановят!
– Сколько раз я должен напоминать тебе, что ты сотрудник КГБ? Ты находишься здесь по служебным делам, по весьма секретным делам… – С этими словами Талейников пошел прочь вдоль улицы, но внезапно вернулся. – Я хотел напомнить, что если у тебя вдруг появится желание пристрелить меня и выдать этот случай за мою попытку к бегству при задержании, то тебя ждет очень неприятный сюрприз. Ты не успеешь получить за меня никакой награды, так как с тех пор, как мы находимся в Ленинграде, за каждым нашим шагом ведется наблюдение. И кроме того, у тебя не будет фамилии того, кто, как и ты, работает на американцев.
– Уверяю тебя, такая мысль никогда не приходила мне в голову!
– Тогда до утра, приятель, – подвел итоги Талейников. Вот уж поистине круглый дурак, добавил он про себя.
Некоторое время спустя он подошел к ряду домов, соединенных общим подвальным помещением. В одном из этих домов жила Зося. Он нашел ее окна и убедился, что она дома – свет горел во всей квартире.
Он пошел подвалами. Пройдя половину подземных коридоров, он заглянул в тот отсек, где оставил мертвого англичанина, влив ему в рот изрядное количество водки и подрезав вены на запястьях. Подсвечивая себе зажигалкой, он открыл дверь и заглянул внутрь. Мерцающий свет пламени осветил цементный пол и стены. Помещение оказалось пустым. Никаких следов присутствия англичанина не было заметно, исчезли даже пятна крови на полу, все было тщательно убрано.
