Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (книги без регистрации TXT) 📗
Глава 24
Дэниел Рутерфорд Кортленд, посол на Ке-д’Орсе в Париже, молча уставился на страницы, читая и перечитывая их, пока не заболели глаза. В конце концов по щекам у него потекли слезы; он их смахнул и выпрямился на стуле напротив стола Уэсли Соренсона.
– Простите, господин посол, – сказал директор отдела консульских операций. – Мне бесконечно больно, но вы должны были знать.
– Понимаю.
– Если у вас есть хоть какие-то сомнения, Карл Шнейдер готов вылететь сюда и переговорить с вами частным образом.
– Я слышал беседу из пленки, чего же больше?
– Вы не хотели бы поговорить с ним по телефону? Его заявление, сделанное под присягой, может показаться сфальцифицированным, с использованием другого голоса. Его телефон есть в книге абонентов, вы можете узнать его у самой обычной телефонистки… Мы, конечно, могли и тут все подделать ради наших целей, но сомневаюсь, что нам бы удалось так быстро изменить систему телефонной информации.
– Вы, похоже, сами хотите, чтоб я позвонил.
– Честно говоря, да. – Соренсон взял телефон и поставил его перед Кортлендом. – Это моя частная линия, обычный телефон, и он не подключен к моей консоли. Вам придется поверить мне на слово. Вот код того района.
– Конечно, верю.
Кортленд подняв трубку, набрал код Сентралии, штат Иллинойс, по бумажке, положенной перед ним, и дал телефонистке данные. Затем нажал на рычаг, отпустил его и набрал номер снова.
– Да, алло, – раздался голос с немецким акцентом в Сентралии.
– Меня зовут Дэниел Кортленд…
– Да, он говорил, что вы можете позвонить! Я очень волнуюсь, понимаете?
– Да, понимаю, я тоже волнуюсь. Можно задать вам вопрос?
– Конечно, сэр.
– Какой любимый цвет моей жены?
– Красный, только красный. Или светлее – розовый.
– А какое блюдо она заказывает в ресторанах?
– Из телятины. Итальянское название… Как же это… Кажется, «пикката».
– У нее есть любимый шампунь, вы знаете какой?
– Mein Gott, мне приходилось заказывать его у нас в аптеке и посылать ей в университет. Жидкое мыло с ингредиентом, который называется «Кетонконзол».
– Спасибо, мистер Шнейдер. Нам обоим больно говорить об этом.
– Мне больнее, сэр. Она была таким прелестным ребенком, такой умницей. Что происходит с этим миром, я просто не понимаю.
– Я тоже, мистер Шнейдер. Спасибо вам и до свидания.
Кортленд повесил трубку и откинулся на спинку стула.
– Он мог предусмотреть первые два вопроса, но никак не третий.
– Что вы имеете в виду?
– Шампунь. Его можно заказать только по рецепту. Это профилактическое средство против себорейного дерматита, от которого она периодически страдает. Она не хотела, чтоб кто-нибудь узнал, и поэтому мне приходится покупать его самому… как мистеру Шнейдеру.
– Теперь вы убедились?
– Как бы я хотел крикнуть вам: «Какая мерзость!» – и вернуться в Париж с чистой репутацией, но ведь это невозможно?
– Нет.
– Бред какой-то. До Жанин, как мне казалось, у меня был отличный брак. Великолепная жена, замечательные дети, но Госдепартамент все время перебрасывал меня с места на место. Южная Африка, Куала-Лумпур, Марокко, Женева – везде главный атташе, потом Финляндия – тут уже посол.
– Вы прошли проверку. Бог ты мой, вас же вытащили из болота главного атташе и назначили послом во Францию, на пост, который обычно держат для тех, кто зарекомендовал себя в высших политических кругах.
– Только потому, что мне удавалось погасить локальные конфликты, – сказал Кортленд. – Ке-д’Орсе становилась все более антиамериканской, а я мог смягчить антифранцузские стереотипы Вашингтона. Наверно, у меня это неплохо получается.
– Так оно и есть.
– И это стоило мне моей семьи.
– Как в вашей жизни появилась Жанин Клунз?
– Чертовски, знаете ли, интересный вопрос! Я даже сам не знаю. Пребывал в типичном для разведенных состоянии, жил один в квартире, а не в собственном доме, жена с детьми вернулась в Айову, я был сам по себе и пытался хоть как-то отвлечься. Однако чувствовал себя словно в заточении. Время от времени мне звонили из Госдепартамента, говорили, что нужно появиться на таком-то банкете или приеме. И как-то раз вечером в Британском посольстве эта очаровательная женщина, такая живая, такая умница, похоже, обратила на меня внимание. Она держала меня под руку, когда мы переходили от группы к группе, и обо мне говорили много приятного. Но это все были знакомые дипломаты, и я не воспринимал их серьезно. А она восприняла и стала усердно разжигать мое тщеславие… Ну, об остальном, я думаю, догадаться не трудно.
– Нет.
– Правильно. Трудно мне сейчас. Что мне делать? Я, наверно, должен быть зол, взбешен ее предательством, вести себя как дикий зверь, жаждущий крови, но я ничего такого не испытываю. Я просто чувствую себя опустошенным, сгоревшим дотла. Я, конечно, подам в отставку. Продолжать было бы глупо. Высокопоставленному чиновнику, которого так легко обдурить, срочно надо переквалифицироваться в какого-нибудь слесаря.
– Мне кажется, вы можете гораздо плодотворнее послужить и себе, и своей стране.
– Как? Вернуться на родину и чинить трубы?
– Нет. Сделать самое сложное – возвратиться в Париж, как будто мы не встречались и разговора этого не было.
Ошеломленный Кортленд молча уставился на директора отдела консульских операций.
– Мало того, что это невозможно, – сказал он наконец, – это еще и бесчеловечно. У меня ничего не выйдет.
– Вы дипломат до мозга костей, господин посол. Иначе б никогда не оказались в Париже.
– Но то, о чем вы просите, выходит за рамки дипломатии. Тут глубоко субъективное восприятие, а оно отнюдь не союзник дипломата. Я бы не смог скрыть своего презрения. Все те отрицательные эмоции, которых у меня сейчас вроде бы нет, тут же проявятся, стоит мне ее увидеть. Ваша просьба просто в голове не укладывается.
– Я вам скажу то, что и в самом деле в голове не укладывается, господин посол, – прервал его Соренсон самым решительным тоном. – Человека вашего ума и огромного опыта, чиновника министерства иностранных дел, прекрасно ориентирующегося в мировой дипломатии, постоянно сознающего угрозу внутреннего и внешнего шпионажа, смогли обманом женить на убежденном зонненкинде, на нацистке. И позвольте объяснить, что еще сложнее укладывается в голове. Эти люди сидели по своим норам по тридцать-пятьдесят лет. Пришло их время, и они выползают из всех щелей. Но мы не знаем, кто они и где, знаем только, что они есть. Они распространяли список сотен занимающих самые высокие посты мужчин и женщин, которые якобы принадлежат к этому всемирному движению. Возможно, это и не так, однако разве нужно рассказывать вам об атмосфере страха и смятения, которая душит и нашу страну, и ближайших союзников? Сами все видите. Еще чуть-чуть – и начнется истерия: кто нацист, а кто нет?
– Мне нечего вам возразить, но что даст мое возвращение в Париж в качестве ни о чем не подозревающего мужа?
– Многое, господин посол. Нам нужно узнать, как действуют эти зонненкинды, с кем выходят на связь, как вступают в контакт с новым поколением нацистов. Понимаете, должна быть какая-то инфраструктура, цепочка связных, ведущая на самый верх. А нынешняя миссис Кортленд, умница-жена американского посла во Франции, отнюдь не мелкая сошка.
– Вы действительно считаете, что Жанин может невольно помочь в этом?
– Она наш лучший шанс – честно говоря, единственный. Даже если б нашелся еще один зонненкинд, она – главный кандидат в силу своего положения, обстоятельств и поскольку ей на самолете до Германии всего несколько минут лету. Если она выйдет на связь с верхушкой или они вступят с ней в контакт, она может вывести нас прямо на тайных руководителей движения. Мы обязаны найти их и разоблачить. Это единственный способ вырвать рак с корнем, как кто-то выразился… Помогите нам, Дэниел, пожалуйста.
