Возвращение Борна - ван Ластбадер Эрик (книги бесплатно без txt) 📗
Его первым желанием было немедленно убить гада, но Хан все же сумел подавить этот порыв. В голову ему пришла идея получше. Покинув тень, он двинулся вслед за мужчиной, трусившим вниз по улице Фё.
Синагога Дохань была самой большой в Европе. Смотрящий на запад фасад этого массивного сооружения был украшен замысловатым византийским орнаментом, выполненным в синем, красном и желтом – геральдических цветах Будапешта. Над главным входом располагалось окно с витражами, по бокам высились две многоугольные башни в мавританском стиле, увенчанные медными позолоченными куполами.
– Я войду внутрь и приведу его, – сказала Аннака, когда они выбрались из «Шкоды».
Охранники Иштвана пытались не пустить ее внутрь, но ей удалось убедить их в том, что доктор Амбрус – старый друг их семьи, и через некоторое время они все же согласились проводить ее к доктору.
– Чем меньше людей увидят вас здесь, тем в большей безопасности вы будете, – напоследок сказала Борну Аннака. Тот согласно кивнул.
– Знаете, Аннака, я уже сбился со счета, пытаясь вспомнить, сколько раз вы спасали мне жизнь.
– В таком случае перестаньте считать, – улыбнувшись, ответила она.
– Тот мужчина, который напал на вас, а затем на меня…
– Кевин Макколл.
– …Он – специалист, работающий на агентство. – Борну не пришлось объяснять Аннаке, специалистом в какой области являлся Макколл. Сообразительность была еще одной чертой, нравившейся ему в этой женщине. – Вы хорошо разобрались с ним.
– Пока он не использовал меня в качестве живого щита, – с ноткой горечи проговорила Аннака. – Мне не следовало позволять ему….
– Мы выбрались из этой заварушки живыми, а все остальное не имеет значения.
– Но он все еще жив и представляет собой большую опасность.
– В следующий раз я буду готов оказать ему достойный прием.
Улыбка вернулась на лицо женщины. Она отвела его во двор синагоги и велела дожидаться ее возвращения там, не опасаясь нежелательных встреч.
Иштван Амбрус, знакомый врач Яноша Вадаса, находился на службе, проходившей в эти минуты в синагоге, но он оказался сговорчив и с готовностью откликнулся на просьбу о помощи после того, как Аннака, не вдаваясь в подробности, изложила ему суть проблемы.
– Разумеется, Аннака, я с радостью помогу вам всем, чем смогу, – сказал он, поднимаясь со скамьи и следуя за ней к выходу из зала синагоги, залитой светом великолепных люстр. Позади них остался знаменитый орган с пятью тысячами труб, на котором в свое время играли такие великие композиторы, как Ференц Лист и Камиль Сен-Санс.
– Смерть вашего отца стала для всех нас тяжелым ударом, – проговорил доктор, сочувственно пожав ее руку. У него были грубоватые и сильные пальцы, какие обычно бывают у хирургов и каменщиков. – Вы держитесь, моя дорогая?
– Настолько, насколько мне это удается, – ответила Аннака, выходя на улицу.
Борн сидел во дворе, ставшем кладбищем для пяти тысяч евреев, погибших жестокой зимой 1944/1945 года, когда Адольф Эйхман превратил синагогу в пересылочный пункт. Евреев сгоняли сюда перед отправкой в концентрационные лагеря для последующего уничтожения. Об этом напоминали светлые могильные камни, увитые темно-зеленым плющом. Холодный ветер шевелил листья, и их шуршание было похоже на тихий шелест далеких голосов.
Было сложно, сидя здесь, не думать о тысячах мертвых, о нечеловеческих страданиях, через которые пришлось пройти этим несчастным в те черные годы. И не собираются ли снова тучи над головами людей, чтобы накрыть землю покровом непроницаемого мрака? Отвлекшись от мрачных раздумий, Борн поднял голову и увидел Аннаку, приближающуюся в сопровождении круглолицего, щегольски одетого человечка, с усами, словно нарисованными карандашом, и щеками как яблоки. Он был одет в коричневый костюм-тройку, а ботинки на его маленьких ногах буквально сияли.
– Ага, значит, вы и есть та самая катастрофа, которой я должен заняться? – сказал врач после того, как Аннака представила их друг другу и сообщила ему, что Борн может разговаривать на их родном языке. – Нет, нет, не вставайте, – проговорил врач, сел рядом с Борном и начал обследование. – Ну что ж, любезный, поначалу я не поверил рассказу Аннаки о ваших увечьях, поскольку с ними нормальный человек просто не смог бы передвигаться, но вы и впрямь выглядите так, будто вас пропустили через камнедробилку.
– Именно так я себя и чувствую, доктор, – сказал Борн и сморщился, когда врач надавил на самое больное место.
– Когда мы с Аннакой вошли во двор, вы находились в глубокой задумчивости, – беззаботным тоном тараторил доктор Амбрус. – В известном смысле этот двор – ужасное место, напоминающее нам о тех, кого мы потеряли, и – в более широком плане – о том, что потеряло человечество во время холокоста. – Его легкие, умелые пальцы буквально порхали по телу Борна. – Но история тех лет состоит не только из ужасов фашистского террора, но и наполнена примерами героизма и сострадания. Перед тем как тут объявился Эйхман со своей сворой, несколько местных священников помогли здешнему раввину спрятать двадцать семь свитков Торы, хранившихся в священном ковчеге. Они взяли их и закопали на христианском кладбище, где свитки и находились, недосягаемые для нацистов, до самого конца войны. – Врач улыбнулся. – Чему это учит нас? Тому, что даже в самых тяжелых ситуациях всегда есть место для высокого и светлого. Сострадание и помощь могут прийти оттуда, откуда их не ждешь. А еще у вас сломано два ребра.
Врач поднялся.
– Пойдемте. У меня дома имеется все необходимое, чтобы сделать вам перевязку. Примерно через неделю боль утихнет и вы будете как новенький. Но до того времени – обещайте мне! – вы должны отдыхать. Никаких головоломных трюков, а лучше всего – вообще не вставать с постели.
– Вот этого, доктор, я вам обещать не могу.
Доктор Амбрус вздохнул и, посмотрев на Аннаку, сказал:
– Почему-то меня это не удивляет.
Борн тоже встал на ноги.
– Честно говоря, я боюсь, что в ближайшие дни мне как раз и придется заниматься всем тем, от чего вы меня предостерегали. Поэтому я прошу вас сделать все, чтобы максимально обезопасить мои сломанные ребра.
– Как насчет того, чтобы надеть на вас рыцарские латы? – Доктор Амбрус закудахтал, довольный собственной шуткой, но от его веселья не осталось и следа, когда он увидел выражение лица Борна.
– Боже праведный, во что еще вы собираетесь ввязаться, любезнейший?
– Если бы только я мог вам об этом рассказать, доктор, – с кислой миной ответил Борн. – Но, по-моему, будет лучше, если мы двинемся в путь.
Хотя доктора Амбруса и застали врасплох, он продемонстрировал, что и впрямь является врачом экстра-класса. В его доме, на холмах Буды, имелась небольшая смотровая комната. За окном росли вьющиеся розы, но ящики для герани пока что пустовали. Погода была еще слишком холодной для этих цветов. Стены были кремового цвета, с белыми накладками на углах, на шкафах были расставлены взятые в рамки фотографии жены доктора Амбруса и двух его сыновей.
Доктор Амбрус велел Борну сесть на смотровой стол, а сам, мурлыкая что-то себе под нос, стал шарить в ящиках шкафов, вытаскивая что-то из одного, что-то из другого и третьего. Вернувшись к своему пациенту, который уже успел раздеться до пояса, он включил хирургическую лампу и направил ее свет на тело Борна, а затем принялся за работу. Он наложил ему тугую повязку, бинтуя в трех разных направлениях и используя три различных перевязочных материала: хлопчатобумажный бинт, резиновый бинт и еще какую-то ткань с добавлением, как заметил Борн, кевлара.
– Превратить вас в мумию с б?ольшим успехом не удалось бы никому! – заявил Амбрус, закончив бинтовать.
– Я не могу дышать, доктор, – пожаловался Борн.
– Вот и хорошо, значит, и болеть будет меньше. – Доктор задумчиво подбросил на ладони маленький коричневый пузырек. – Я мог бы дать вам обезболивающее, но для мужчины… гм… вашей профессии это, боюсь, не подойдет. Лекарство притупит ваши чувства, замедлит реакцию, и может случиться так, что следующий раз я увижу вас уже под могильным камнем.
