Город пустых. Побег из Дома странных детей - Риггз Ренсом (электронная книга txt) 📗

Ренсом Риггз

Город пустых

Побег из Дома странных детей

Странные персонажи:

Джейкоб Портман — наш герой, который видит и чувствует пустоты.

Абрахам Портман (покойный) — дедушка Джейкоба, убитый пустотой.

Эмма Блум — девушка, которая умеет вызывать руками огонь, в прошлом подруга дедушки Джейкоба.

Бронвин Брантли — необычайно сильная девушка.

Миллард Наллингс — невидимый юноша, знаток всего экстраординарного.

Гораций Сомнассон — мальчик, которого посещают пророческие видения и сны.

Оливия Аброхолос Элефанта — девочка, которая легче воздуха.

Енох О'Коннор — мальчик, способный на краткое время оживлять мертвых.

Хью Апистон — мальчик, способный управлять пчелиным роем, обитающим у него в животе.

Фиона Фрауэнфельд — молчаливая девочка, обладающая очень необычной способностью ускорять рост растений.

Клэр Денсмор — девочка с дополнительным ртом на затылке. Самая младшая из странных детей мисс Сапсан.

Алма ЛеФэй Сапсан — имбрина, оборотень, умеет манипулировать временем, заведует Кэрнхолмской петлей времени. Превратилась в птицу и не может снова стать человеком.

Эсмерельда Зарянка — имбрина, петля времени которой была взломана силами Зла. Похищена тварями.

Обычные персонажи

Франклин Портман — отец Джейкоба, орнитолог-любитель, мечтающий стать писателем.

Марианна Портман — мать Джейкоба, наследница второй по величине сети аптек Флориды.

Рики Пикеринг — единственный нормальный друг Джейкоба.

Доктор Голан (покойный) — тварь, принявшая облик психотерапевта, чтобы обмануть Джейкоба и его родителей. Позднее убита Джейкобом.

Ральф Уолдо Эмерсон (покойный) — эссеист, лектор, поэт.

Часть первая

Глава первая

Мы гребли к выходу из бухты мимо качающихся на волнах лодок с ржавчиной на бортах, мимо колоний молчаливых морских птиц, гнездящихся на остатках затопленных доков, обросших ракушками, мимо рыбаков, опускающих в воду свои сети. Рыбаки смотрели на нас широко раскрытыми глазами, как будто сомневались в том, что перед ними живые люди. Видимо, десять молчаливых детей и птица в трех утлых лодчонках и в самом деле напоминали вынырнувших из воды призраков. Мы так упорно гребли в открытое море, стремясь к выходу из единственной укромной гавани на многие мили вокруг, как будто хотели как можно скорее покинуть не только бухту, но и мир живых людей. Зыбкие очертания угрюмых утесов, подернутых дымкой голубовато-золотистого рассвета, стремительно исчезали вдали. Где-то перед нами находилась наша цель — скалистый берег континентального Уэльса, но пока он представлял собой лишь мутное чернильное пятно на бесконечно далеком горизонте.

Над волнами возвышался старый маяк. Он сохранял такое невозмутимое спокойствие, как будто точно знал — вчерашние бурные события ему всего лишь пригрезились. Именно здесь, ежесекундно рискуя погибнуть под градом пуль и разрывами бомб, мы чуть было не утонули. Именно здесь я взял в руки пистолет и нажал на спусковой крючок, хотя мне до сих пор не удавалось осмыслить тот факт, что я убил человека. Именно здесь мы потеряли и снова обрели мисс Сапсан, вырвав ее из стальных челюстей подлодки. К несчастью, мисс Сапсан очень пострадала и нуждалась в помощи, которую мы были не в состоянии ей оказать. И сейчас она тихонько сидела на корме нашей лодки, глядя, как исчезает вдали созданное ею убежище, и с каждым взмахом весел выглядела все более растерянной.

Наконец мы миновали волнорез и оказались в открытом море. Зеркальная гладь бухты тут же сменилась небольшими волнами, которые легко ударяли в борта наших лодок. Где-то высоко в облаках у нас над головой раздался гул самолета, и я перестал грести, запрокинув голову и представив себе, как с такой высоты выглядит наша небольшая флотилия, и этот мир, в котором я решил остаться, и все, что у меня в нем есть, и наши драгоценные странные жизни, заключенные в трех щепках, колышущихся в огромном немигающем глазу моря.

Боже милосердный, сжалься над нами!

Наши лодки шли рядом, легко скользя по волнам, и попутное течение быстро несло нас к берегу. Мы гребли по очереди, сменяя друг друга на веслах, чтобы получить хоть небольшую передышку и восстановить силы. Впрочем, сил у меня было столько, что почти час я отказывался уступить кому-либо свое место. Я задумчиво греб, ритмично описывая руками вытянутые эллипсы, как будто подтягивая к себе что-то невидимое и неосязаемое. Хью греб, сидя на скамье напротив, а у него за спиной на носу лодки сидела Эмма, скрывая лицо под широкими полями панамы и уткнувшись в разложенную на коленях карту. Время от времени она отрывалась от карты, чтобы, подняв голову, всмотреться в горизонт. От одного взгляда на ее освещенное солнцем лицо меня переполняла энергия, о существовании которой в собственном теле я и не подозревал.

Мне казалось, я способен грести вечно. Но в какой-то момент Гораций, сидевший в соседней лодке, поинтересовался, какое расстояние отделяет нас от берега. Эмма прищурилась, глядя на остров, затем снова перевела взгляд на карту, что-то измерила пальцами и с сомнением в голосе произнесла:

— Семь километров?

Миллард, который тоже сидел в нашей лодке, что-то прошептал ей на ухо. Эмма нахмурилась, повернула карту боком, нахмурилась еще сильнее и уточнила:

— То есть я хочу сказать… восемь с половиной.

Не успела она договорить, как я ощутил, что силы меня покидают. Все остальные тоже заметно приуныли.

Восемь с половиной километров. Тошнотворное плавание на пароме, который несколько недель назад доставил меня на Кэрнхолм, заняло бы не больше часа. Любая моторная лодка легко преодолела бы это расстояние, ведь оно было на полтора километра меньше, чем дистанция, которую мои далеко не спортивные дядья изредка пробегали во время благотворительных состязаний. Это было лишь немногим больше, чем, если верить утверждениям мамы, она преодолевала на гребном тренажере в своем модном спортзале. Но паром между островом и континентальным Уэльсом пустят не раньше чем через тридцать лет, а гребные тренажеры никто не нагружает людьми и их вещами. Они также не рискуют сбиться с курса, а следовательно, не нуждаются в постоянной его коррекции. Хуже того, участок моря, который мы пытались пересечь, был печально известен кораблекрушениями. Нас ожидало восемь с половиной километров изменчивых и капризных волн над дном, усеянным обломками судов и костями их экипажей. Кроме того, где-то в этой непостижимой и непроницаемой глубине притаились наши враги.