Мозг - Кук Робин (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Пользуясь небольшими ножницами и коттоноидными полосками, которые он вложил между оболочкой и мозгом для его защиты, Маннергейм прорезал оболочку по контуру окна в черепе. Указательным пальцем он мягко пальпировал височную долю. Благодаря своему опыту он мог обнаружить малейшее отклонение от нормы. Эта тонкая взаимосвязь с живым пульсирующим человеческим мозгом была апофеозом существования Маннергейма. Во время многих операций это вызывало у него сексуальное возбуждение.
— Теперь стимулятор и провода электроэнцефалографа, — потребовал он.
Доктора Ньюмен и Лоури принялись распутывать клубок тонких проводков. Нэнси Донован как непосредственно работающая с ним сестра брала у них соответствующие проводки и подключала к находящимся рядом электрическим пультам. Доктор Ньюмен аккуратно расположил миниатюрные электроды двумя параллельными рядами — один посредине височной доли, другой — над сильвиевой веной. Гибкие электроды с серебряными наконечниками ушли под мозг. Нэнси Донован щелкнула тумблером, и экран электроэнцефалографа рядом с кардиомонитором ожил, флуоресцирующие точки стали вычерчивать на нем беспорядочные линии.
В операционную вошли доктор Харата и доктор Нагамото. Маннергейм был доволен, и не потому что визитеры могли чему-нибудь научиться — просто он любил публику.
— Вот смотрите, — показал Маннергейм, — в литературе полно всякого дерьма по поводу того, следует ли удалять верхнюю часть височной доли при темпоральной лобэктомии. Некоторые боятся, что это скажется на речи пациента. Ответ прост — нужно проверить.
Держа электрический стимулятор, как дирижерскую палочку, он подозвал доктора Ранада, и тот наклонился и приподнял салфетку. — Лиза, — позвал он.
Лиза открыла глаза. В них отразилось замешательство, вызванное услышанным разговором.
— Лиза, — повторил доктор Ранад. — Я прошу тебя рассказывать все, какие помнишь, детские стишки.
Лиза повиновалась, полагая, что это поможет скорее закончить дело. Она начала говорить, но в этот момент доктор Маннергейм коснулся стимулятором поверхности ее мозга. Лиза остановилась на полуслове. Она знала, что хочет сказать, но не могла. В то же время в ее голове возник образ какого-то человека, проходящего в дверь.
Заметив, что речь Лизы прервалась, Маннергейм воскликнул:
— Вот вам и ответ! У этого пациента верхнюю височную извилину мы не берем.
Японские визитеры согласно закивали головами.
Теперь переходим к более интересной части задачи, — продолжал Маннергейм, взяв один из двух глубинных электродов, полученных из Гибсоновского мемориального госпиталя. Кстати, пусть кто-нибудь позвонит рентгенологам. Мне нужен снимок этих электродов, чтобы потом знать, где они были.
Жесткие игольчатые электроды служили как для регистрации, так и для стимуляции. Еще до их стерилизации Маннергейм сделал на них метки в четырех сантиметрах от острия. С помощью маленькой металлической линейки он отмерил четыре сантиметра от переднего края височной доли. Держа электрод перпендикулярно поверхности мозга, Маннергейм свободно и легко погрузил его до метки. Сопротивление ткани мозга было минимально. Он взял второй электрод и воткнул двумя сантиметрами дальше. Каждый из электродов выступал над поверхностью мозга сантиметра на четыре.
К счастью, в этот момент пришел Кеннет Роббинс, старший рентгенолаборант Нейрорадиологии. Стоило ему опоздать, Маннергейм устроил бы одну из своих знаменитых истерик. Поскольку операционная была оборудована для проведения рентгенографии, Роббинсу для получения двух снимков нужно было всего несколько минут.
— Так, — произнес Маннергейм, посмотрев на часы и поняв, что нужно поторапливаться. — Давайте начнем стимулировать глубинными электродами и посмотрим, можно ли генерировать в мозгу эпилептические сигналы. По опыту знаю: если это удастся, то почти со стопроцентной вероятностью можно считать, что лобэктомия устранит припадки.
Врачи перегруппировались вокруг пациентки. Доктор Ранад, — бросил Маннергейм, — попросите пациентку описать, что она чувствует и думает после стимулирования.
Доктор Ранад кивнул и лицо его скрылось под краем салфетки.
Вынырнув, он показал, что Маннергейм может продолжать. Лиза ощутила стимул, как взрыв бомбы, но без звука или боли. После периода отключения сознания, длившегося может быть долю секунды, а может быть и час, на лицо доктора Ранада в конце длинного тоннеля наложился калейдоскоп образов. Она не узнала Ранада, не знала и где находится. Она чувствовала только ужасный запах, предшествовавший ее припадкам.
— Что ты чувствуешь? — спросил доктор Ранад.
— Помогите мне, — закричала Лиза. Она попыталась пошевелиться, но ощутила действие захватов. Она чувствовала приближение приступа. — Помогите мне.
— Лиза, — произнес встревоженный Ранад, — Лиза, все в порядке.
Просто расслабься.
— Помогите мне, — выкрикнула Лиза, теряя над собой контроль.
Фиксатор головы удержался, уцелел и кожаный ремень на ее талии. Вся ее энергия сосредоточилась в правой руке, которую она потянула с колоссальной силой и внезапностью. Кистевой фиксатор лопнул, и освободившаяся рука описала дугу через салфетки.
Маннергейм, завороженно следивший за необычными показаниями электроэнцефалографа, краем глаза увидел лизину руку. Среагируй он быстрее, несчастья можно было бы избежать. Но он был настолько потрясен, что на какое-то время утратил способность двигаться. Рука Лизы в своем неистовом стремлении освободить захваченное операционным столом тело натолкнулась на выступающие электроды и всадила их прямо в мозг.
Филипс беседовал по телефону с педиатром Джорджем Ризом, когда Роббинс постучал и открыл дверь. Филипс, заканчивая разговор, жестом пригласил лаборанта в кабинет. Риз спрашивал о снимке черепа двухлетнего мальчика, который, как предполагалось, упал с лестницы. Мартин вынужден был высказать педиатру подозрение, что с ребенком жестоко обращаются — на снимке грудной клетки были видны следы старых переломов ребер. Разговор был неприятный и Филипс рад был его закончить.
— Что у вас? — спросил Филипс, разворачиваясь на стуле. Он сам нанимал Роббинса старшим рентгенолаборантом Нейрорадиологии, и между ними установились особые отношения.
— Локализационные снимки, которые вы просили меня сделать для Маннергейма.
Филипс кивнул, и Роббинс вставил их в смотровой аппарат. Обычно старший лаборант не делал снимков вне отделения, но Филипс просил его, во избежание всяческих неприятностей, лично обслужить Маннергейма.
На экране высветились операционные снимки Лизы Марино. На боковой проекции был виден светлый многоугольник на месте выреза. В этой четко очерченной области выделялись яркие белые силуэты многочисленных электродов. Наиболее ясно светились длинные иглообразные глубинные электроды, которые Маннергейм ввел в височную долю Лизы Марино, и Филипса интересовало именно их положение. Нажатием ступни Филипс включил мотор проектора. Пока педаль была нажата, изображения на экране менялись. В установку можно было вставлять любое количество снимков. Филипс подождал, пока на экране не появились прежние снимки Лизы Марино.
Сравнивая новые снимки со старыми, Филипс мог определить точное расположение глубинных электродов.
— Здорово! Вы делаете отличные снимки. Будь у меня побольше таких специалистов, половина моих проблем была бы решена.
Роббинс пожал плечами с безразличным видом, но похвалой был доволен. Филипс был строгим, но понимающим начальником.
С помощью точной линейки Филипс замерил на прежних снимках дистанции до мелких кровеносных сосудов. Пользуясь своим знанием анатомии мозга и обычного расположения этих сосудов, он мог в своем воображении воссоздать пространственную картину интересующего участка. По этой информации он определил положение кончиков электродов на новых снимках.
— Потрясающе, — произнес Филипс, откидываясь назад. — Электроды установлены идеально. Маннергейм — это фантастика. Если бы только его разум соответствовал его технике.
