Частное расследование - Келлерман Джонатан (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗

Майло еще раз поблагодарил Эндруса. Священник казался расстроенным.

— Пожалуйста, не рассчитывайте на меня, мистер Стерджис. Я сказал вам все, что мог.

Когда мы возвращались к машине, я заметил:

— "Я сказал вам все, что могу",а не "все, что знаю".

Держу пари, Макклоски излил ему душу — либо в виде официальной исповеди, либо на чем-то вроде консультации. Но ни в том, ни в другом случае ты этого никогда из него не вытянешь.

— Знаю, — ответил Майло. — Я когда-то тоже советовался со своим священником.

Мы прошли остаток пути до машины в молчании. На обратном пути в Сан-Лабрадор я спросил Майло:

— Кто такой Гонзалес?

— А?

— Ты сказал о нем Льюису. Мне показалось, это произвело на него впечатление.

— Ах это, — сказал он, хмурясь. — Давняя история. Гонсалвес. Льюис работал в Западном Лос-Анджелесе — он тогда носил еще форму. Мальчик с высшим образованием, со склонностью считать себя умней других. Гонсалвес — это дело, которое он запорол. Случай бытового насилия, к которому он отнесся с недостаточной серьезностью. Жена настаивала, чтобы мужа заперли, но Льюис решил, что степень бакалавра, причем по психологии, поможет ему решить проблему и без этого. Провел с ним душеспасительную беседу и ушел, довольный собой. А через час после его ухода муж порезал жену опасной бритвой. Льюис был тогда совсем мягкотелый — никакой позиции. Я мог бы погубить его, но предпочел смягчить краски в письменных рапортах и много говорил с ним, чтобы поддержать в это трудное время. Потом он стал жестче, осторожнее в поступках, больше не портачил — во всяком случае, заметно. Несколько лет назад стал детективом и перевелся в Центральный.

— Не похоже, чтобы он испытывал большую благодарность.

— Да. — Он крепче сжал баранку. — Выветриваются даже горы.

Немного погодя он продолжал:

— Когда я первый раз позвонил ему — позондировать почву относительно Макклоски и миссии, — он был холоден, но вежлив. Принимая во внимание историю с Фриском, на лучшее рассчитывать я и не могу. А сегодня это был любительский спектакль — он играл его из-за того занудного засранца, в паре с которым работает.

— Мы и они, — сказал я.

Он не ответил. Я пожалел, что напомнил об этом. Чтобы разрядить напряженность, я переменил тему.

— Клевые у тебя визитки. Когда успел обзавестись?

— Пару дней назад — моментальная печать на Ла-Сьенега, при выезде на шоссе. Купил коробку — пятьсот штук — по оптовой цене. Вот и толкуй о разумных капиталовложениях.

— Дай-ка посмотреть.

— Зачем это?

— Сувенир на память — не исключено, что она станет коллекционной вещью.

Он скорчил гримасу, полез в карман пиджака и извлек одну карточку.

Я взял ее, щелкнул тонкой, упругой бумагой и сказал:

— Класс.

— Мне нравится веленевая бумага, — откликнулся Майло. — Годится вместо зубочистки.

— Или вместо книжной закладки.

— Я знаю кое-что даже более конструктивное. Из них можно строить домики. А потом дуть на них и ломать.

32

У дома в Сассекс-Ноул он затормозил рядом с «севилем».

— Что у тебя дальше по программе?

— Сон, плотный завтрак, потом — финансовые подонки. — Майло поставил «порше» на нейтралку и газанул.

— А что насчет Макклоски?

— Не собираюсь идти на похороны.

Он опять газанул. Побарабанил по баранке.

Я спросил:

— Какие соображения насчет того, кто и за что его убил?

— Ты все их слышал, когда мы были в миссии.

— Ладно, — сказал я.

— Ладно. — Он уехал.

Мой дом показался мне миниатюрным и приветливым. Таймер отключил освещение пруда, и в темноте нельзя было увидеть, как поживает моя икра. Я взобрался наверх, проспал десять часов и проснулся в понедельник, думая о Джине Рэмп и Джоэле Макклоски, которые вновь оказались связанными друг с другом болью и ужасом.

Была ли связь между водохранилищем и тем, что случилось в грязном закоулке, или же Макклоски просто настигла судьба, уготованная всем человеческим отбросам?

Убийство с использованием автомобиля. Я невольно стал думать о Ноэле Друкере. Он имел доступ к большому числу машин и достаточно свободного времени — «Кружка» была закрыта на неопределенный срок. Были ли его чувства к Мелиссе достаточно сильны, чтобы настолько сбить с прямой дорожки? И если да, то чья была инициатива — его или Мелиссы?

А Мелисса? Мне делалось дурно при мысли, что она может быть вовсе не той беззащитной сиротой, портрет которой Майло изобразил перед детективами. Но ведь я сам видел, каков ее нрав в действии. Сам наблюдал, как она трансформировала свое горе в мстительные фантазии, направленные против Энгера и Дауса.

Я вспомнил картину: она и Ноэль лежат обнявшись на ее кровати. Что, если план сведения счетов с Макклоски родился у них в один из таких моментов?

Я переключился на другой канал.

Рэмп. Если он не был виновен в исчезновении Джины, то, может быть, отомстилза него.

У него была масса причин ненавидеть Макклоски. Сидел ли он сам за рулем машины смерти или кого-то нанял? Такая идеальная справедливость должна была бы ему импонировать.

Тодд Никвист отлично подошел бы для этого дела — кому придет в голову связать серфингиста, подвизающегося на западе, со смертью сумасшедшего бродяги в центре города?

А может, эту машину вел Ноэль, но по поручению Рэмпа,а не Мелиссы.

Или это не был ни один из них.

Я сел на край кровати.

Перед глазами всплыл образ.

Шрамы, покрывающие лицо Джины.

Я подумал о той тюрьме, в которую отправил ее Макклоски на пожизненный срок.

Зачем я трачу время, ломая голову над причиной его смерти? Его жизнь была классическим образцом гнусности. Кто будет жалеть о нем, кроме отца Эндруса? Да и чувства священника, по всей вероятности, вытекают скорее из теологической абстракции, чем из человеческой привязанности.

Майло был прав, отмахнувшись от всего этого.

А я тут играю в умственные игры, вместо того чтобы делать что-то полезное.

Я встал, потянулся и вслух произнес:

— Туда ему и дорога.

Потом, одевшись в брюки цвета хаки, рубашку с галстуком и легкий твидовый пиджак, я поехал в Западный Голливуд.

Адрес на Хиллдейл-авеню, который мне дала сестра Кэти Мориарти, находился между бульварами Санта-Моника и Сансет. Дом оказался непривлекательного вида коробкой цвета старых газет, которая почти по самую крышу пряталась за неухоженной, разросшейся миртовой изгородью. Плоская крыша была выложена выкрашенной в черный цвет испанской черепицей. Краска была тускло-черная; похоже, что работу делал дилетант — кое-где из-под черного проглядывала терракота, оттенок которой напоминал плохо прокрашенный коричневый ботинок.

Миртовая изгородь кончалась у короткой, приходящей в негодность подъездной дорожки — было видно, как асфальт борется с сорной травой на том небольшом, меньше метра, участке, который оставил незанятым старый желтый «олдсмобиль», весь закапанный птичьим пометом. Я припарковался на противоположной стороне улицы и пересек сухую, подстриженную лужайку, спекшуюся тверже асфальта. Ко входной двери вели три цементные ступени. Три металлические таблички с черными буквами адресов были прибиты слева от серой деревянной двери. Ручка дверного звонка была заклеена куском скотча, потемневшего в тон общей цветовой гамме дома. Каталожная карточка с написанным на ней красной шариковой ручкой словом «СТУЧИТЕ» была подсунута под рамку звонка. Я сделал так, как было сказано, и был вознагражден много секунд спустя звуками сонного мужского голоса, который произнес:

— Сейчас иду!

Потом из-за серой двери послышалось:

— Да?

— Меня зовут Алекс Делавэр, и я ищу Кэти Мориарти.

— А в чем дело?

Я подумал о предложенных Майло легендах, почувствовал отсутствие всякого желания воспользоваться ими и решил остановиться на том, что формально являлось правдой.