Убийца с крестом - Монтечино Марсель (книга регистрации TXT) 📗
– О Джек! Мне так жаль! Пожалуйста!
– Нэтти, я больше ничего не могу для нее сделать, – сказал Голд и спустил курок.
Голова Сэперстейна мотнулась, ударилась о стекло на левой двери. Коротенькие ножки конвульсивно задергались. Голд прижал дуло к затылку. Выстрела не было слышно. Только щелкнуло – и все. Ноги Нэтти перестали дергаться. В салоне пахло порохом, человеческими испражнениями и слабо, едва уловимо кровью. Голд подхватил упавшую шляпу Сэперстейна. Этой мягкой войлочной шляпой он решил воспользоваться как перчаткой. Протер ручки и замки. Вылез из машины. Посмотрел на часы. Они показывали 22.15. Достал из кармана баллончик с краской. И на ветровом стекле «роллса» нарисовал два больших темно-красных креста. Потом стал на колени и по всей длине машины с левой стороны написал огромными, корявыми буквами: УБИВАЙТЕ ЕВРЕЕВ! Мертвые глаза Нэтти смотрели на него. Голд направил струю краски ему в лицо, изобразил крестик и на нем. Поднялся, обошел машину, обтер заднее сиденье, капот, извлек из кармана рубашки ключи от «роллса», тщательно протер каждый ключ и бросил на сиденье рядом с трупом. Сделал надпись и на правой стороне: СМЕРТЬ ЕВРЕЯМ! Пульверизатор шипел, как ядовитая змея. Голд оглядел еще раз свою работу, засунул шляпу под машину и, не оборачиваясь, пошел через пустой гараж к лестнице.
«Форд», никем не замеченный, спокойно ждал его в переулке у японского ресторанчика. Ярлыка за неправильную парковку не было. Голд поехал на запад, в Олимпийский район, несколько миль ехал медленно, потом, после поворота на юг, к бульвару Вествуд, быстрее. Миновал светофор и выехал на скоростную автостраду, ведущую в Санта-Монику. Через девять минут он остановился на стоянке у пирса. Опять проверил часы. Было 22.36. Запер «форд» и вышел на причал.
Здесь, около океана, в субботний августовский вечер, казалось, никто и не слышал, что совсем недалеко, в Лос-Анджелесе, готовятся к войне. Люди настроились развлекаться. Не обращая внимания на запрещающие таблички, крепкие, в открытых до предела бикини молодые женщины скользили по пирсу на роликах. Черный мускулистый франт с укрепленным на плече приемником выделывал замысловатые вензеля под ритмичную механическую музыку. Фигура его – от оранжевых роликов до макушки – излучала здоровье и радость. Стайки мексиканских ребятишек собирались у киосков, покупали пиццу, бананы на палочках, поедали тающие в руках вафельные конусообразные стаканчики мороженого. В дальнем конце причала теснились серьезные рыбаки – старики, остаток жизни которых был не длиннее четырехметровой удочки, женщины-эмигрантки с суровыми лицами, латиноамериканки, азиатки, окруженные ордами толстеньких детишек. Они не отрывали глаз от подпрыгивающих на воде пробок, заменявших поплавки. Белый подросток сидел, прислонившись к облепленному ракушками столбу, и играл Баха на серебристой флейте.
Голд перегнулся через перила, посмотрел на море. В огромных ладонях он прятал револьвер. Минуты через две один из пожилых рыбаков вытащил рыбу и бросил на пирс. Странная, какая-то допотопная рыбина с синей чешуей и красными жабрами. Все повернулись к нему и стали разглядывать рыбу. Голд разжал руки, и револьвер со слабым плеском упал в залив Санта-Моника. Рыбак снял диковинную добычу с крючка и положил в пластмассовое, наполненное водой ведро. Остальные вновь погрузились в созерцание своих удочек. Голд пошел назад по причалу.
Вдали, на холмах, светились сквозь скрытую ночью завесу дыма огни домов, стоящих на обрыве. Было жарко.
Голд выбросил пакетик с баллончиком в мусорный ящик, переполненный промасленными обертками хот-догов и коробочками из-под воздушной кукурузы. Он добрел почти до края причала, почти до стоянки и остановился у захудалой шашлычной «Приют джазиста». На вывеске был изображен забавный толстый негр в фуфайке и котелке, а под ним надписи, приглашающие отведать рис с котлетами, цыпленка и сандвичи с ветчиной. Голд зашел в тесную комнатенку, настоящий сарай, в котором помещались шесть покрытых клеенкой столов и прилавок. Столики пустовали. Голд занял один, ближайший к двери. Коротко стриженная, маленького роста женщина в белой форме официантки, без макияжа и украшений, вышла из-за прилавка и подошла к нему с блокнотиком в руках принять заказ. Она была очень черная и простоватая на вид.
– Что вам угодно, сэр? – спросила она, улыбаясь.
– Привет, Глэдис. Как поживаешь?
Она взглянула на него повнимательней, перестала улыбаться.
– Чего вы хотите? Мы ничего не сделали дурного. Нечего вам сюда шляться.
– Спокойно, Глэдис. Я просто зашел проведать Реда.
– Его нет.
– Он здесь, Глэдис. Ты ведь десять лет его ни на шаг от себя не отпускаешь.
– Говорю вам, его нет.
– Он в кухне. Пойди и скажи, что я жду.
– Чего вам надо от Реда? Он ничего не сможет вам рассказать. Он со своими дружками-наркоманами больше не якшается. И я тоже.
Голд улыбнулся.
– Знаю, Глэдис, – кротко сказал ан. – Просто хочу немного поболтать с ним.
Но кроткий тон не смягчил женщину.
– Его нет.
Голд встал и пошел за прилавок, к служебному входу.
– Эй, Ред! – крикнул он, не заходя.
– Ну чего там? – откликнулись из кухни.
– Иди сюда. Один приятель хочет тебя видеть.
Голд вернулся и сел за столик. Посмотрел на Глэдис.
– Чашку кофе, пожалуйста.
Она бросила на него уничтожающий взгляд и круто повернулась на каблуках.
– Чертовы копы воображают, что они – пуп земли, – ворчала она, возясь за прилавком.
Дверь открылась, и вошел невысокий жилистый белый, с огненно-рыжими волосами и в поварском переднике. Его веснушчатое, бледное, изборожденное морщинами лицо носило следы усталости и страдания. Ему можно было дать и сорок и шестьдесят лет. Он увидел Голда и захохотал.
– Лейтенант, какими судьбами? Как поживаешь? Детка, почему ты мне не сказала, что пришел лейтенант?
Глэдис готовила кофе и даже не подняла глаза.
– Мы скоро закрываемся.
– Детка! Не будь такой с лейтенантом, – сказал Ред, усаживаясь напротив Голда. – Он хороший парень.
Вместо ответа она раздраженно перелила пенящийся кофе в кружку.
– Извиняюсь, но чашек нет. Мы закрываемся.
– Детка!
– Пойду в кухню, нужно закончить уборку, – мрачно заявила Глэдис. – Потому что пора закрывать. – И хлопнула дверью.
– Не обращай внимания, лейтенант. Она ничего такого не имеет в виду. Она так по-идиотски встречает всех, кто связан с моей прежней жизнью, включая копов. Она просто свирепеет. Наверное, не может забыть те дни. Слушай, пару лет назад зашел к нам на квартиру один парень, мы с ним вместе ширялись. Не знаю, как он узнал адрес. Так я опомниться не успел, как Глэдис схватила кочергу и спустила бедолагу с лестницы. Самое смешное, что парень чист как стеклышко. А Глэдис и дела нет. Она не желает, чтоб эти люди крутились вокруг меня, не желает, и все тут. Верно, боится, мол, мы сядем да начнем вспоминать старые деньки, толковать о наркоте. Ну и слово за слово... Так ей кажется. Так что не обижайся на Глэдис, намерения-то у нее хорошие.
Голд прихлебывал кофе.
– Как вообще делишки, Ред?
– Отлично, лейтенант. Просто превосходно. Девятнадцатого декабря исполнится десять лет, как я завязал. Мы устроим вечеринку. Печенье, пирожные, мороженое. Глэдис покончила с этим дерьмом тремя годами раньше.
– Здорово, Ред. Я всегда знал, что ты осилишь.
– М-да. Ты-то знал. Раньше, чем узнал я. – Ред кашлянул и придвинулся поближе. – Слушай, лейтенант, я до сих пор не поблагодарил тебя хорошенько. Ты тогда выступил перед комиссией по досрочке...
Голд махнул рукой.
– Ерунда.
– Нет, – возразил Ред, – не ерунда. Это чертовски важно. Благодаря твоей рекомендации мне дали шанс, выпустили. Больше никто за меня не заступился. Только ты. Вот что ты для меня сделал. Ты настоящий друг.
Голд пожал плечами.
– Я чувствовал, рано или поздно ты справишься, все" будет нормально. – Он глотнул кофе. – И я гордился тобой.
