Последняя тайна храма - Сассман Пол (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

Лагерь беженцев в Каландии, между Иерусалимом и Рамаллой

Лайла аль-Мадани провела рукой по коротко стриженным черным волосам и посмотрела на сидевшего перед ней молодого человека в узких брюках и футболке с изображением храма Скалы.

– Вас не смущает, что от ваших рук могут погибнуть женщины и дети?

Молодой человек спокойно выдержал ее взгляд:

– А израильтян это смущает? Что, они не убивают наших женщин и детей? Вспомните ДейрЯссин, Сабру, Рафах… Это война, госпожа Мадани, а на войне приходится невесело.

– Выходит, если бы аль-Мулатхам обратился к вам…

– Я был бы счастлив стать шахидом и пожертвовать собой ради блага моего народа.

Юноша был хорош собой, с большими карими глазами и длинными, изящными как у пианиста, пальцами. Он интересовал Лайлу в связи со статьей о похитителях древностей, которую она готовила. В условиях экономической блокады со стороны Израиля расхищение и продажа древностей остались для палестинской молодежи фактически единственным источником дохода. Как обычно при интервью с палестинцами, зашел разговор об израильском гнете, а затем и о террористах-смертниках.

– Посмотрите на меня, – сказал парень, качая головой. – Посмотрите на все это. – Он обвел взглядом убогие комнаты глинобитного дома со сдвоенными лежанками вместо кроватей и маленьким примусом в углу. – У нашей семьи когда-то был виноградник в двести дунумов [15] около Вифлеема. Потом приперлись сионисты и выдворили нас из родных мест. Вот все, что у нас осталось… У меня диплом инженера, но устроиться я никуда не могу, потому что израильтяне отказали в разрешении на работу. Чтобы выжить, приходится продавать краденый антиквариат. И что я, по-вашему, должен чувствовать? Думаете, у меня есть какие-то перспективы? Поверьте, если бы мне предложили принести себя в жертву, я согласился бы не задумываясь. Чем больше их погибнет, тем лучше. Все они виноваты: и женщины, и дети. Я всех их ненавижу. Всех.

На его тонких губах проступила горькая улыбка, подбородок дернулся, и в глазах зажглась безмерная ярость, смешанная с отчаянием.

Собеседники замолчали, лишь с улицы доносились детские крики. Лайла закрыла записную книжку и положила ее в рюкзак.

– Спасибо, Юнис.

Молодой человек молча пожал плечами.

Дорога на Иерусалим была запружена сотнями машин, выстроившихся в четыре длиннющие очереди перед КПП Каландии. Слева от шоссе, на склоне холма, раскинулись мрачные грязно-серые лагерные постройки, по виду напоминающие огромные загнивающие кораллы. Справа тянулись грязновато-желтые взлетные полосы заброшенного аэропорта Атарот. Процедура досмотра и проверки документов была совершенно бессмысленной: нелегалы спокойно обходили заставу и ловили попутки на другой стороне. Такие контрольные пункты нужны были Израилю не в целях безопасности, а в качестве наглядной демонстрации своей власти над палестинцами. Если перевести израильские законодательные статьи и поправки к ним на обычный язык, то они бы прозвучали так: «Правила здесь устанавливаем мы, и плевать, нравятся они вам или нет».

«Косоминумхум куя иль-Израэлеен, – процедила сквозь зубы Лайла, откинувшись на спинку сиденья и уставившись в потолок. – Хреновы израильтяне».

Прошло двадцать минут, а пробка не сдвинулась и на метр. Лайла вылезла из машины, оставив дверь распахнутой, и принялась хмуро расхаживать взад-вперед, разминая затекшие ноги. Затем достала из салона цифровой «Никон».

– Будьте осторожней, – предупредил ее шофер Камель. Он успел прикорнуть, положив голову на руль. – Забыли, чем закончились съемки в прошлый раз?

Да, в прошлый раз израильтяне вволю поиздевались над ней. Сначала отобрали фотоаппарат, потом не меньше часа курочили машину, а под конец обшарили вплоть до нижнего белья и саму Лайлу.

– Я буду осторожна. Поверь мне.

Водитель покосился на нее большими карими глазами.

– Мисс Мадани, вы меньше всех, кого я знаю, заслуживаете доверия. На лице у вас написано одно, а…

– …а глаза говорят совершенно иное, – резким голосом закончила она. – Сколько еще раз я от тебя это буду слышать?

Лайла вздохнула, окинув Камеля раздраженным взглядом. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу, потом, нагнув голову, журналистка надела на шею фотоаппарат и уверенной походкой направилась через узкие зазоры между рядами машин к пункту досмотра.

Они выехали из Иерусалима накануне поздно вечером, чтобы собрать информацию о палестинском коллаборационисте – его тело было найдено в городском фонтане в центре Рамаллы. Сюжет очень удачно вплетался в серию статей о коллаборационистах, которую Лайла печатала в «Гардиан». Расследование заняло всего пару часов, но, пока они были в Рамалле, в Тель-Авиве совершила очередной теракт группировка аль-Мулатхама – на сей раз на свадьбе, – и израильские спецслужбы перекрыли въезд с Западного берега. В итоге Лайле пришлось заночевать в доме приятеля по университету, в то время как вертолет «Апач» расстреливал административные здания Палестинской автономии, и так уже полуразрушенные после предыдущего налета израильской авиации.

Впрочем, задержка оказалась небесполезной. Лайла поговорила с юным расхитителем древностей и даже добилась интервью у Марсуди – одного из лидеров первой Интифады и восходящей звезды палестинской политики. Собеседник оказался человеком с мощной харизмой. Молодой, энергичный, обаятельный, с густой копной иссиня-черных волос и клетчатой куфией [16] вокруг шеи, он щедро сыпал хлесткими афоризмами. Но сейчас Лайле не терпелось поскорее вернуться в Иерусалим. Утром информационные агентства сообщили, что «Воины Давида» захватили здание в Старом городе – такое громкое событие она не могла пропустить. Кроме того, Лайла уже на неделю задерживала обещанный материал о недоедании среди палестинских детей. Больше всего на свете ей хотелось попасть в свою квартиру и принять душ – израильские солдаты перекрыли в Рамалле водоснабжение, и она не могла нормально помыться с прошлого утра: от рубашки и вельветовых брюк исходил кисловатый запах пота.

Не дойдя двадцати метров до КПП, Лайла остановилась. Водитель нагруженного арбузами пикапа, крича и жестикулируя, пытался убедить постового пропустить его, но тот смотрел на шофера непроницаемыми глазами сквозь прозрачное забрало каски и монотонно повторял одно и то же слово на арабском: «Иджимиа » – «Назад». По ту сторону заставы также скопилось изрядное количество машин, хотя и меньше, чем здесь, в направлении Иерусалима. Слева от Лайлы, беспомощно мигая, застряла машина «скорой помощи» Красного Креста.

Лет десять, если не больше, она описывала подобные сцены в своих статьях для ведущих арабских и английских изданий – «Гардиан», «Аль-Ахрам», «Палестиниан тайме», «Нью интернэшиалист» и многих других. Когда после случившейся с отцом трагедии ей пришлось вернуться из Англии, нелегко было утвердиться на новом месте, заслужить доброе имя. Однако с годами ее неутомимая, страстная деятельность на журналистском поприще принесла желанные плоды: палестинцы уважали Лайлу, признали своей. Не все, конечно; находились и такие несгибаемые скептики, как Камель, однако они были в меньшинстве. Людей подкупала непоколебимость, с которой Лайла на протяжении многих лет выступала в защиту независимой Палестины. В народе ее прозвали «ассадика » – «правдолюбивая». С израильской стороны эпитеты в ее адрес были куда менее восторженными. «Лгунья», «антисемитка», «террористка», «настырная тварь» – вот, пожалуй, наиболее «взвешенные» характеристики, которых удостоила ее израильская общественность.

Лайла вынула из кармана пластинку жвачки и бросила в рот. «Подойти к этим чурбанам и помахать у них перед носом журналистским удостоверением? Вдруг поможет?» – спрашивала себя Лайла, глядя, как солдаты одну за другой заворачивают машины с палестинской стороны. Но дрожь асфальта под ногами вмиг вернула ее на землю: по обочине шоссе, зловеще грохоча, ползли танки «меркава» с развевающимися по ветру бело-синими флагами на башнях. Какая им, к черту, разница, есть у человека журналистское удостоверение или нет? Она палестинка, и точка.