Код да Винчи - Браун Дэн (читать книги без регистрации TXT) 📗
Она свесила ноги с кровати, а потом медленно встала, ощущая, как холодны каменные плиты пола под босыми ступнями. Этот холод, казалось, поднимался от ног все выше, ее знобило, а на сердце вдруг стало тяжело.
Что это? Женская интуиция?
Как истинно верующая, сестра Сандрин давно научилась находить умиротворение в собственной душе. Но сегодня умиротворяющие голоса почему-то хранили молчание. И в церкви царила гнетущая тишина.
Глава 8
Лэнгдон не мог отвести взгляда от мерцающих красных цифр и букв на паркете. Последнее послание Жака Соньера совсем не походило на прощальные слова умирающего, во всяком случае, по понятиям Лэнгдона. Вот что написал куратор:
13-3-2-21-1-1-8-5
На вид идола родич!
О мина зла!
Лэнгдон не имел ни малейшего представления, что все это означает, однако теперь ему стало ясно, почему Фаш так настойчиво придерживался версии о том, что пятиконечная звезда связана с поклонением дьяволу или языческими культами.
На вид идола родич! Соньер прямо указывал на некоего идола. И еще этот непонятный набор чисел.
– А часть послания выглядит как цифровой шифр.
– Да, – кивнул Фаш. – Наши криптографы над ним уже работают. Мы думаем, эти цифры являются ключом, указывающим на убийцу. Возможно, здесь номер телефона или же карточки социального страхования. Скажите, эти цифры имеют, на ваш взгляд, какое-либо символическое значение?
Лэнгдон еще раз взглянул на цифры, чувствуя, что на расшифровку их символического значения могут уйти часы. Если вообще Соньер что-то под этим имел в виду. На взгляд Лэнгдона, цифры казались выбранными наугад. Он привык к символическим прогрессиям, в них угадывался хоть какой-то смысл, но здесь все: пятиконечная звезда, текст и цифры – казалось, ничем и никак не было связано между собой.
– Ранее вы говорили, – заметил Фаш, – что все действия Соньера были направлены на то, чтобы оставить какое-то послание… Подчеркнуть поклонение богине или что-то в этом роде. Тогда как вписывается в эту схему данное послание?
Лэнгдон понимал, что вопрос этот чисто риторический. Смесь цифр и непонятных восклицаний никак не вписывалась в версию самого Лэнгдона, связанную с культом богини.
На вид идола родич? О мина зла?..
– Текст походит на какое-то обвинение, – сказал Фаш. – Вам не кажется?
Лэнгдон пытался представить последние минуты куратора, запертого здесь, в замкнутом пространстве Большой галереи, знающего, что ему предстоит умереть. Определенная логика в словах Фаша просматривалась.
– Да, обвинение в адрес убийцы. Думаю, в этом есть какой-то смысл.
– И моя работа заключается в том, чтоб назвать его имя. Позвольте спросить вас еще об одном, мистер Лэнгдон. Помимо цифр, что, на ваш взгляд, самое странное в этом послании?
Самое странное? Умирающий человек закрылся в галерее, изобразил пятиконечную звезду, нацарапал на полу загадочные слова обвинения. Вопрос надо ставить иначе. Что здесь не странное?
– Слово «идол»? – предположил Лэнгдон. Просто это было первое, что пришло на ум. – «Идола родич». Странность в самом подборе слов. Кого он мог иметь в виду? Совершенно непонятно.
– «Идола родич»? – В тоне Фаша слышалось нетерпение, даже раздражение. – Выбор слов Соньером, как мне кажется, здесь ни при чем.
Лэнгдон не понял, что имел в виду Фаш, однако начал подозревать: Фаш прекрасно бы поладил с неким идолом, и уж тем более с миной зла.
– Соньер был французом, – сказал Фаш. – Жил в Париже. И тем не менее решил написать последнее свое послание…
– По-английски, – закончил за него Лэнгдон, понявший, что имел в виду капитан.
Фаш кивнул:
– Precisement [16]. Но почему? Есть какие-либо соображения на сей счет?
Лэнгдон знал, что английский Соньера был безупречен, и, однако, никак не мог понять причины, заставившей этого человека написать предсмертное послание на английском. Он молча пожал плечами.
Фаш указал на пятиконечную звезду на животе покойного:
– Так, значит, это никак не связано с поклонением дьяволу? Вы по-прежнему в этом уверены?
Лэнгдон больше ни в чем не был уверен.
– Символика и текст не совпадают. Простите, но я вряд ли чем-то смогу тут помочь.
– Может, это прояснит ситуацию… – Фаш отошел от тела и приподнял лампу, отчего луч высветил более широкое пространство. – А теперь?
И тут Лэнгдон, к своему изумлению, заметил, что вокруг тела куратора была очерчена линия. Очевидно, Соньер лег на пол и с помощью все того же маркера пытался вписать себя в круг.
И тут все сразу же стало ясно.
– «Витрувианский человек»! – ахнул Лэнгдон. Соньер умудрился создать копию знаменитейшего рисунка Леонардо да Винчи в натуральную величину.
С анатомической точки зрения для тех времен этот рисунок был самым точным изображением человеческого тела. И стал впоследствии некой иконой культуры. Его изображали на плакатах, на ковриках для компьютерной мыши, на майках и сумках. Прославленный набросок состоял из абсолютно правильного круга, в который да Винчи вписал обнаженного мужчину… и руки и ноги у него были расставлены в точности как у трупа.
Да Винчи. Лэнгдон был потрясен, даже мурашки пробежали по коже. Ясность намерений Соньера нельзя отрицать. В последние минуты жизни куратор сорвал с себя одежду и расположился в круге, сознательно копируя знаменитый рисунок Леонардо да Винчи «Витрувианский человек».
Именно этот круг и стал недостающим и решающим элементом головоломки. Женский символ защиты – круг, описывающий тело обнаженного мужчины, обозначал гармонию мужского и женского начал. Теперь вопрос только в одном: зачем понадобилось Соньеру имитировать знаменитое изображение?
– Мистер Лэнгдон, – сказал Фаш, – такому человеку, как вы, следовало бы знать, что Леонардо да Винчи питал пристрастие к темным силам. И это отражалось в его искусстве.
Лэнгдон был поражен, что Фашу известны такие подробности о Леонардо да Винчи, очевидно, именно поэтому капитан усматривал здесь поклонение дьяволу. Да Винчи всегда был весьма скользким объектом для изучения, особенно для историков христианской традиции. Несмотря на свою неоспоримую гениальность, Леонардо был ярым гомосексуалистом, а также поклонялся божественному порядку в Природе, что неизбежно превращало его в грешника. Мало того, эксцентричные поступки художника создали ему демоническую ауру: да Винчи эксгумировал трупы с целью изучения анатомии человека; вел какие-то загадочные журналы, куда записывал свои мысли совершенно неразборчивым почерком да еще справа налево; считал себя алхимиком, верил, что может превратить свинец в золото. И даже бросил вызов самому Господу Богу, создав некий эликсир бессмертия, уж не говоря о том, что изобрел совершенно ужасные, прежде не виданные орудия пыток и оружие.
Непонимание порождает недоверие, подумал Лэнгдон.
Даже грандиозный вклад да Винчи в изобразительное искусство, вполне христианское по сути своей, воспринимался с подозрением и, как считали церковники, лишь подтверждал его репутацию духовного лицемера. Только от Ватикана Леонардо получил сотни заказов, но рисовал на христианскую тематику не по велению души и сердца и не из собственных религиозных побуждений. Нет, он воспринимал все это как некое коммерческое предприятие, способ изыскать средства для ведения разгульной жизни. К несчастью, да Винчи был шутником и проказником и часто развлекался, подрубая тот сук, на котором сидел. Во многие свои полотна на христианские темы он включил далеко не христианские тайные знаки и символы, отдавая тем самым дань своим истинным верованиям и посмеиваясь над Церковью. Как-то раз Лэнгдон даже читал лекцию в Национальной галерее в Лондоне. И называлась она «Тайная жизнь Леонардо. Языческие символы в христианском искусстве».
16
Именно, точно (фр.).