Шань - ван Ластбадер Эрик (полная версия книги .TXT) 📗
—Я думал, нас хорошо подготовили по... всем возможным вариантам. Но теперь — теперь я думаю, что даже они не знали, что будет с нами, если нас поймают.
С юго-востока донесся приглушенный грохот. Дождь приближался. Чжилинь взглянул вверх на небо над черепичной крышей. Там не было никакого света, кроме тусклого отсвета от огней спящего города. Он подумал о бриллиантовой сине-белой дуге от штыря, о запахе жареной плоти, плоти Росса Дэвиса, и порадовался тому, что сделал.
— Не знаю, — сказал Дэвис, когда первые капли дождя упали на крышу виллы, — как я попал сюда. Это так далеко от Вирджинии. Далеко от дома. — Он положил голову на согнутые колени. — Мне кажется, будто я на другой планете, и мне кажется... кажется, что это хуже всего — умирать так далеко от родных мест.
— Ты не умрешь, — отозвался Чжилинь, слегка подвинувшись, чтобы усилившийся дождь не намочил его. Он вспомнил их сумасшедшую поездку по Жикьюнь Шаню. Он вытащил сигарету, зажег ее и вставил в рот Дэвису.
Хорошо, —подумал Чжилинь, — что его родители не видят своего сына в таком состоянии.
—Я боюсь, — сказал Дэвис, не сделав ни единой затяжки. — Я боюсь умереть. Если бы не это, я попытался бы убить себя в камере в промежутке между допросами. Это смертельный ужас. Что будет со мной после? Буду ли я пребывать в пустоте? Буду ли чувствовать холод? Будет ли там вообще что-нибудь?
— Я буддист, — промолвил Чжилинь. — Нет ни рая, ни ада.
Странно дернувшись, Дэвис повернул голову.
— Тогда что?
— Начало, — ответил Чжилинь. — Жизнь — наша жизнь — лишь начало космического путешествия. И кто может сказать, где оно закончится? За жизнь надо бороться. Каждую секунду. А смерти бояться не надо, мой друг.
Он протянул руку, вынул дрожащую сигарету из губ Дэвиса и неглубоко затянулся. Потом выпустил дым и вернул сигарету Дэвису.
Тот посмотрел на него.
— Я так далеко от дома.
— Забудь об Америке, — сказал Чжилинь. — Сейчас твой дом — Китай.
Дэвис, откинув голову назад, сделал глубокую затяжку.
Откуда-то из-за колодца раздался резкий звук, и Чжилинь вскочил. Шатающаяся фигура приближалась к вилле. Чжилинь сделал шаг вперед — дождь хлестал по его спине, — затем еще и еще, пока не оказался у закрытого колодца.
— Сеньлинь!
Она бросилась в его объятия.
— Ага, любовники!
Чжилинь прекрасно знал этот голос. Хуайшань Хан. Он появился из глубины небольшой рощицы: охотник догонял добычу.
— Верный Чу позвонил мне, едва вы уехали, — говорил Хуайшань Хан, приближаясь к ним. — Он очень прозорливый человек, Чу тон ши. И подозрительный. Я велел вас держать под наблюдением до моего прихода, — он улыбнулся, но лицо его было невеселым. — И вот я здесь.
Чжилинь посмотрел на Сеньлинь, которая, не в силах контролировать себя, дрожала у него на груди. Было очень темно, а из-за дождя и вовсе ничего нельзя было различить. Раскат грома, похожий на хлопок, темнота и затем вспышка зловещего света выхватила из темноты ее избитое, в синяках лицо.
— Сеньлинь, что...
— Я говорила тебе, что он знает, — она всхлипнула. — Это мое наказание. Он бил меня только по лицу. Наверное, какие-то кости сломаны. Он именно этого хотел. “Все должны знать о твоем позоре! — кричал он, когда бил меня. — До конца жизни тебя будут узнавать по твоему проступку!”
Чжилинь, не в силах вымолвить ни слова, прижал ее к себе. Он целовал ее лицо, пока она тихонько плакала.
— За что? — спросил он через некоторое время. — За что?
— Не только за мою измену, — ответила Сеньлинь. — Но и потому, что я жду ребенка. Твоего ребенка.
Ошеломленный Чжилинь отстраненно наблюдал за тем, как Хуайшань Хан схватил Сеньлинь за руку.
— Отпусти ее, предатель! — глаза его сверкнули. Они были мутными и плоскими, как глаза большинства идеологов.
Как-нибудь Чжилинь поспорил бы о том, почему Хуайшань Хан перешел к коммунистам. Ведь именно это заставило его перейти в другой лагерь, не так ли? Нет, нет.Теперь Чжилинь видел, каким хитроумным оппортунистом был тот. Переход от националистов к коммунистам прекрасно послужил Хуайшань Хану, а это было единственным, что волновало его. По той же самой причине он втянулся в опиумные дела. Деньги и растущая власть — вот составные части идеологии Хуайшань Хана.
Хуайшань Хан приставил лезвие ножа к сонной артерии на шее Сеньлинь.
— Отпусти, если не хочешь видеть ее мертвой. Чжилинь снял свою руку с Сеньлинь. Видя облегчение, появившееся в глазах Хуайшань Хана, он согнулся пополам и ударил в живот Хуайшань Хана, отбрасывая его назад.
Хуайшань Хан издал хрюкающий звук, когда его позвоночник ударился о край железной крыши, закрывавшей колодец. Нож выпал из его ослабевших пальцев.
Чжилинь сложил руки вместе и ударил Хана в грудь так, что тот согнулся пополам от боли. Тут же приподнял его — долго сдерживаемый гнев превратился в клокочущую ярость — и швырнул что есть силы.
Хуайшань Хан грохнулся на середину железной крышки. Проржавевшая крышка проломилась. Хуайшань Хан закричал и, в отчаянии протянув руки, опять ухватился за Сеньлинь, увлекая ее с собой вниз.
С воплями Чжилинь полез на колодец, обдирая кожу с коленей и голеней. Он ничего не видел, только чувствовал руку, пальцы, цеплявшиеся за него. Из последних сил он удерживал эту руку, ставшую скользкой от пота и зловонных испарений.
Чья эта рука? Хуайшань Хана или Сеньлинь?В темноте он ничего не видел.
И тут глубины освещенного лунным светом океана открылись ему, и он оказался в да-хэйи услышал зов.
Я уничтожу его.Он чувствовал голос. Я должна его уничтожить. Отпусти!.. Отпусти!..
—Нет! — беззвучно закричал он. — Нет!
Другого пути нет. Он убьет меня.
Но Чжилинь по-прежнему удерживал руку.
— Нет!
Я не дам ему убить и тебя. Прошу тебя, отпусти.
—Сеньлинь!
Звезды танцуют в неверном свете в глубине океана.
— Я могу спасти тебя!
И он устремился вперед не телом и даже не сознанием, а всем своим кц, своим необыкновенным ки.Он нашел ее и схватил ту ее сущность, с которой он сливался столько раз.
И слился с ней еще один, последний раз.
— Сеньлинь!..
Это единственный путь...
И рука ее выскользнула.
Время перестало существовать для него. Несколько минут — или лет — спустя он слез с разрушенного колодца. Под навесом, с которого стекала вода, спал Росс Дэвис. Чжилинь тоже забрался туда. Здесь не было ни холода, ни сырости, ни абсолютной темноты. Он обнял руками колени и содрогнулся. И только тут он почувствовал тошнотворный запах горького миндаля. А повернув голову, увидел оскаленные зубы и разбитые, неестественно синего цвета, бездыханные губы своего друга.
Книга четвертая
Бытие
Вивартасиддха
Весна — лето. Время настоящее
Майами — Москва — Гонконг — Шань — Вашингтон
— Он испарился.
— Что?
— Испарился, дружище. Или слинял, если тебе так больше нравится. Мы упустили этого козла.
— Беннетта?
Мартин Хуанито Гато де Роза наклонил голову и, прищурившись, посмотрел на Симбала.
— Я думал, что выкачал всю воду из твоих легких. Но, может, я ошибся?
— Ну да! Если ты еще немного подышишь мне в рот, я захочу тебя, — ответил Тони.
Холод и мрак окружали их. По правде сказать, Симбалу в его жизни еще не приходилось так мерзнуть. Впрочем, ему следовало благодарить Бога за этот холод. В противном случае он, не придя в себя, пошел бы камнем ко дну и Кубинец ни за что не отыскал бы его без акваланга. Симбал поежился.
Глаза Кубинца затуманились.
— Что за невезение, черт побери. Столько трудов — и все коту под хвост. — Он сидел, завернувшись в серое одеяло, на котором черными трафаретными буквами была выведена надпись “Полиция Майами”. Ему пришлось предъявить свое служебное удостоверение полиции, прибывшей на место происшествия в результате сердитого звонка какого-то местного жителя, которого разбудили звуки выстрелов. Узнав, с кем они имеют дело, блюстители порядка ограничились беглым опросом и под вой сирен умчались на место настоящего несчастья — пожара в одном из отелей в центре города. Пока они беседовали с Кубинцем, прибывшие с ними врачи, возились с Симбалом, получившим несколько травм и повреждений. Они хотели забрать его в больницу и там провести более тщательное обследование, но он отказался.
