Черное сердце - ван Ластбадер Эрик (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

– Не знаю, как ты, – сказал Макоумер, выдавливая лимон на охлажденную, матово поблескивающую устрицу, – но я очень рад, что мы наконец-то оказались по одну сторону баррикады.

Эллиот молча взял миниатюрную вилку. Ему сейчас было очень сложно понять свои ощущения, их было так много и все они бурлили и рвались наружу – попытайся он сказать хоть слово, и эмоции просто захлестнут его. Кэтлин была в его жизни, это факт, и смерть ее оказалась страшным ударом, сумеет ли он от него оправиться и если сумеет, то когда – вопрос оставался открытым. Но она предала его, и от этого он до сих пор страдал. Прошлой ночью он внезапно проснулся, обливаясь холодным потом, – но думал он не о ее смерти, а о том, как близко она подвела его к мысли о возможности предать «Ангку». Он понял, что ненависть к отцу ослепляла его, он стал очень уязвим, достаточно было лишь незначительного давления на него, и он сделал бы все, что угодно. Чем, в конце концов, была его ненависть к отцу? Обыкновенным рудиментарным отростком, выползшим из детства, который взрослая жизнь не удосужилась отрубить. Всего лишь плод воображения, или детских фантазий. Отец самый обыкновенный человек – не чудовище, но и не Господь с безграничной силой и властью. Макоумер это Макоумер, а Эллиот это Эллиот, и никогда бы им не сойтись [22], если бы Эллиот сам так не решил.

И это я так решил, подумал Эллиот. Да.

Он поднял голову и посмотрел на отца:

– Я тоже очень рад.

– Вот и отлично, – Макоумер поднял свой бокал. Эллиот последовал его примеру.

– Salud! [23] – мелодично пропели сдвинутые бокалы.

– Salud у pesetas! [24]

Макоумер бросил взгляд на часы.

– Извини, я на минуту, – он отодвинул стул и вышел из-за стола.

Атертон Готтшалк был предельно сосредоточен и собран. Он уже произнес три четверти своей речи и до сих пор ничего не произошло. Когда же план Макоумера вступит в силу? Если возникли какие-то осложнения, Макоумер уже не сможет предупредить его, слишком поздно. Он стал просчитывать все возможные промахи и ошибки в плане. Их могло быть, к сожалению, слишком много. Он почувствовал неприятное жжение в желудке. Вначале исчезновение Кэтлин, теперь это...

– Непростительные провалы спецслужб в Каире и Германии, ставшие причиной давления на наши вооруженные силы и дипломатические ведомства со стороны апологетов международного терроризма – вот всего лишь два примера, которые характеризуют все более возрастающую нестабильность международной обстановки!

Он говорил уверенно, выделяя голосом ключевые фразы: он убеждал аудиторию, не впадая при этом в истерию, которую можно было бы счесть признаком фанатизма.

– Сегодня уже совершенно ясно, что мы, американский народ, остались один на один с теми нациями и народами, в основе политики которых было, есть и будет убийство.

Толпа разразилась аплодисментами. Все это очень хорошо, даже прекрасно, думал Готтшалк, разглядывая сияющие лица с выражением раздающего благословения архиепископа, но когда же, черт побери, начнется настоящее шоу?

– Совсем недостаточно перевести наши боевые части на новые базы в Западной Германии, поближе к восточным границам. Недостаточно и поставить блок вербовке наших сограждан, которые за деньги сражаются против наших же солдат в Ливии, Чаде и Сирии. Недостаточно найти и уничтожить советские подразделения, которые действуют на территории Камбоджи и Лаоса, – они обрабатывают джунгли и посевные площади микотоксинами, обрекая тем самым местное население на медленную, мучительную смерть. Недостаточно заменить установленные в наших шахтах старые ракеты на современные MX, объединенные в общую систему СОИ, чтобы они могли успешно отразить удар советских СС-20. Все эти меры, естественно, являются частью обширнейшей программы по укреплению международного авторитета Америки. Но ни одно из этих мероприятий нельзя рассматривать как первый шаг, первый этап в достижении поставленной задачи. Нам необходима программа информирования населения о характере и силах международного терроризма. Мы должны быть готовы к...

Острая боль пронзила левую сторону груди, голос его сорвался на фальцет:

– К...

Он прижал ладонь к груди. Пальцы сразу же стали липкие, между ними струилось что-то теплое. Уши словно заложило ватой, откуда-то издали он слышал пронзительные крики.

Яркий солнечный день разваливался на какие-то отдельные фрагменты: стена собора, облако, почему-то чернеющее прямо на глазах, люди – бегущие люди с открытыми в безмолвном крике ртами. Готтшалк начал оседать, но сильные руки подхватили его, сердце болело так, словно в него вонзили раскаленную вязальную спицу. Воздух превратился в желе, Готтшалк задыхался, легким не хватало кислорода. Он не мог понять, что произошло, пока не услышал, как кто-то совсем рядом отчетливо выкрикнул:

– Выстрел! Это был выстрел! Стреляли в кандидата в президенты!

Аттертон Готтшалк удивился: а ведь это же я!

Когда раздался телефонный звонок, сержант-детектив Марти Борак деловито ковырял в носу. Он предавался этому занятию уже не первый час исключительно ради того, чтобы не сойти с ума от безделья. Эндерс, как, впрочем, и все остальные полицейские участка, околачивался у собора Святого Патрика. Борак не участвовал в операции только потому, что возглавлял бригаду по слежке за весьма подозрительной фирмой по упаковке продуктов в Вест-сайде.

Этим дерьмовым делом Марти занимался уже больше двух месяцев, и оно действовало ему на нервы, как, впрочем, и любая кропотливая работа. Борак любил мгновенные результаты, за которыми следовала столь же незамедлительная благодарность начальства. А за слежку наград еще никто не получал.

Он заступил на дежурство в 1.14. Это означало, что если группа слежения выйдет на связь, ему потребуется обеспечить им подкрепление. Неблагодарная работа, и Борак имел все основания ненавидеть ее.

Поэтому, когда зазвонил телефон, он не удивился и совсем невежливо рявкнул в трубку:

– Ну что еще?

Палец его по-прежнему исследовал богатые недра носа.

– Это полиция?

– Ты очень догадлив, приятель.

– Я хочу сообщить о стрельбе в городе.

– Да? – Информация не произвела на Борака никакого впечатления. – Мальчишка стрельнул в собаку из «поджига»?

– Я не шучу, – спокойно проговорили в трубке. – Стреляли в Атертона Готтшалка, кандидата в президенты от республиканской партии. У входа в собор Святого Патрика.

– Кто говорит? – Борак вытер палец о нижнюю часть крышки стола.

– Тот, кто вам нужен, – продолжал голос, – находится на одиннадцатом этаже Рокфеллеровского центра. Комната тысяча сто первая.

Борак быстро записал полученные данные.

– Откуда вам все это известно?

– Да поторопитесь же вы, ради Бога! Вы упустите его!

– Эй! – заорал Борак. – Подождите минутку, мать вашу! Но звонивший уже положил трубку. Борак с такой силой сжал кулак, что побелели костяшки. Он забыл про хандру и, блокировав все оперативные каналы, вызвал номер переносной рации Эндерса.

– ...Да, все верно, – подвел итог Борак. – Комната тысяча сто первая. Давай, шевели задницей!

Он бросил трубку и выругался. Что происходит, мать его? В кандидата стреляли всего тридцать секунд назад.

Сержант-детектив Тедди Эндерс мчался по одиннадцатому этажу Рокфеллеровского центра. Еще трое полицейских в форме бежали следом. Он недоумевал, каким образом Борак узнал о покушении, не говоря уже о практически исчерпывающей информации на стрелявшего? У всех четверых пистолеты были наготове.

В пятидесяти ярдах от них с правой стороны коридора открылась дверь из которой вышел молодой человек с потрепанной сумкой. Он оглянулся на приближавшихся полицейских, и Эндерс крикнул:

– Стоять! Полиция! Не двигаться!