Красный Бубен - Белобров Владимир Сергеевич (серия книг .txt) 📗
Леня раскрыл рот, чтобы спросить у Пророка про судьбу России после излучения, но Илья остановил его.
– Тот, кто называет себя Кохаузеном, – продолжал он, – живет на Земле уже не одну тысячу лет и думает жить вечно. В шкатулке, которую он хочет от вас заполучить, лежит мой палец. Когда-то очень-очень давно я победил гордыню, узнал многое и ушел из этого мира. Но… как оказалось, гордыню в себе я победил не до конца… Не до конца… Я оставил на земле свой палец, вложив в него огромную силу. Мне было жаль уходить, ничего после себя не оставив. Я думал, что забочусь о тех, кто остается… а заботился о себе… Кохаузен научился использовать палец, как… – Пророк на секунду задумался, – говоря по-вашему, как трансформатор… С помощью пальца он преобразовывает силу излучения РЭДМАХ в силу, которая позволяет ему прожить до следующего излучения. Но если в момент излучения у него не будет при себе моего пальца, звезда РЭДМАХ убьет его.
– Почему же он тогда, – успел спросить Леня, – не держал ваш палец всё время у себя?
– Его нельзя долго держать при себе, тогда он забирает силу у хозяина.
Леня кивнул.
– А как же Абатуров?
– Я незаметно подсказал ему, чтобы он спрятал палец за мою икону в церкви. В церкви палец безвреден. Но Кохаузен хочет разрушить церковь. Сам он этого сделать не может, поэтому он делает это руками людей. Вот-вот она рухнет… Рухнет… и тогда он получит палец и снова наберется силы… Ты можешь ему помешать…
– Как?! – воскликнул Леня.
– Еще два самолета – и от церкви ничего не останется. Они уже близко. По крайней мере, один. И когда четвертый самолет упадет и разрушит почти все, ты должен сделать вот что…
Глава двенадцатая
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ПИОНЕРА ДРОЗДОВА
Взвейтесь кострами, синие ночи
Мы – пионеры, дети рабочих…
1
Дроздов увидел впереди какое-то странное зеленое свечение. Сперва он, конечно, увидел пожары, а уже потом – зеленое свечение. А пока свечения еще не было видно, подумал, что какие-то долбанутые пионеры жгут два охренительных пионерских костра. Дроздов вспомнил, как сам был пионером в первом отряде пионерлагеря, и во время пионерского костра впервые стал мужчиной…
В то лето он поехал в пионерлагерь в последний раз. Его пятнадцатилетних ровесников уже в лагерь не брали. А их пятерых взяли в качестве музыкантов духового оркестра, чтобы они на линейках и пионерских сборах играли марши и гимны. Дроздов ни на чем не умел играть в духовом оркестре, но ему так хотелось поехать в лагерь, что он записался барабанщиком. На барабанах играть могут все, для этого не обязательно учиться – были бы барабаны, а уж стучать-то он сможет. Бум-бум! И на тарелках тоже сможет. Он видел, как это делали у дедушки на похоронах солдаты из армии, которые были одеты, по случаю дедушкиной смерти, в парадную форму. Дедушка Дроздова тоже был летчиком, еще в гражданскую. Он летал на аэропланах и кидал на вражескую конницу сверху здоровенные гвозди. Деда Дроздов любил. Дед рассказывал ему истории про гражданскую войну, и еще у него была настоящая сабля, которую ему подарил сам Буденный за то, что дед помог Буденному разгромить белый отряд. А когда Дроздов подрос, дед рассказывал ему неприличные (матные, как тогда говорили) анекдоты. Один такой анекдот запомнился Дроздову на всю жизнь:
Плывет Чапай по Урал-реке. Над ним делает круг черный ворон и садится Чапаю на голову.
– А почему ты, Чапай, кар, – спрашивает ворон, – одною рукою только гребешь?
– Дык у меня вторая ранена.
– Кар! А я думал, ты дрочишь.
На Гришу этот анекдот произвел очень сильное впечатление. Дед, который воевал за красных, рассказывает ему такие анекдоты! Позже Дроздов увидел в анекдоте про Чапая еще один смысл – глубоко спрятанную народную мудрость – иногда, чем связываться с определенными бабами, лучше подрочить. Но это он не сразу понял. Забегая вперед, надо сказать, что у Григория даже был спрятан в раздевалке вибратор для мужчин «Элеонора». И когда он чувствовал, что находится на краю пропасти из-за того, что его тянет к какой-нибудь не той женщине, Дроздов шел в раздевалку. Воткнешь «Элеонору» в розетку на пять минут, глядишь – и к этой конкретно женщине уже не так сильно тянет… Нет, не правда, – кроме анекдота Дроздов запомнил на всю жизнь еще один дедовский стих:
Этот стих поверг Дроздова в настоящий шок. Дроздов и сам уже вовсю дрочил, но каждый раз, когда кончал, говорил себе, что это в последний раз. Завтра бросит дрочить и всё. Проснется нормальным человеком. И дрочить больше не будет. Он хочет стать летчиком, а в летчики без силы воли не берут. А тех, кто дрочит, и подавно.
Но вернемся в пионерский лагерь, на пионерский костер. Пока младшие отряды пели вокруг костра песни, Дроздов отошел в темноту покурить. Там-то его и поймала с сигаретой вожатая Лиля.
– Попался, Дроздов, – Лиля Викторовна возникла как из-под земли. Гриша как стоял с сигаретой во рту, так и остался стоять. Лилька вынула у него сигарету, бросила и затоптала. – Значит, так – одно письмо родителям, другое – в школу!
Дроздов испугался. Он испугался не столько школы, сколько своего отца, который, получив такое письмо, спустит с Дроздова-младшего штаны и выдерет ремнем. В пятнадцать лет Грише было уже слишком унизительно подвергаться такому наказанию. А отец у Гриши был суровый и быстрый на руку.
– Лиля Викторовна, – сказал он, – я ж не в затяжку! Просто тут сигарету нашел и попробовал один раз. Думаю, чего это все курят? Такая гадость! Не пишите письмо, я больше не буду. Честное пионерское! – он сделал салют. – Я до этого никогда не курил и после никогда не буду!
– Честное, значит, пионерское? – покачала головой Лиля Викторовна. – А помнишь ли ты, кто давал «честное пионерское»? Помнишь ли ты, Дроздов, как Рената Марзеева пытали фашисты? Ему ломали руки, выворачивали ноги, жгли лицо зажигалками, вырезали на спине звезду и поливали его, голого, на морозе ледяной водой! Фашисты хотели узнать у него военную тайну, но он ничего не сказал, потому что дал себе честное пионерское слово, что не выдаст тайны врагам! А умеешь ли ты, Дроздов, так, как Ренат, держать свое честное пионерское слово?
– Умею, – ответил Гриша твердо.
– Умеешь, говоришь? – Лиля ухватила Дроздова за пионерский галстук. – А проверял ли кто-нибудь твое умение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вот ты дал честное пионерское слово, что не будешь чего-то больше делать, а тебя заставляют силой! Ты страдаешь, но слово держишь! Вот в каком смысле! Проверял тебя в таком смысле председатель совета дружины?
Председателем совета дружины в лагере была Лариса Игоревна. Лариса Игоревна не проверяла его, просто один раз она как-то странно ущипнула Дроздова за жопу.
– Нет, Лариса Игоревна никого не проверяла. А чего, надо было?
Лиля Викторовна неожиданно улыбнулась, но тут же сделалась опять серьезной.
– Конечно, надо было! Это ее обязанность! Почему я за всех всё должна делать?! У меня что, нагрузок не хватает?!. Ох, – она тяжело вздохнула. – Пойдем, Дроздов, тебя проверять.
– А куда?
– Куда надо! За мной иди. – Лиля Викторовна огляделась и зашагала в темноту.
Гриша пошел за ней. Они прошли метров пятнадцать-двадцать, когда Лиля Викторовна резко остановилась и повернулась к Дроздову.
– Сними барабан, – приказала она.
Гриша снял барабан и поставил на землю.
– Подойди ко мне.
Он подошел.
Лиля Викторовна подняла руку в пионерском салюте и спросила:
– Пионер Дроздов, к испытанию на честное пионерское слово готов?
– Всегда готов, – Гриша отсалютовал в ответ.
Лиля Викторовна порылась в кармане, вытащила сигарету и спички. Прикурила, выпустила дым.