Ганнибал: Восхождение - Харрис Томас (книги онлайн полностью txt) 📗
– Тише, тише! – приговаривал он.
Боясь, что Ганнибал прикусит себе язык, леди Мурасаки сорвала пояс со своего кимоно, пальцами зажала мальчику нос, так что он был вынужден открыть рот, и просунула пояс ему между зубами.
Он вздрогнул и затих – так умирает птица. Кимоно леди Мурасаки распахнулось, она прижала голову Ганнибала к груди и держала ее так, чувствуя на обнаженной коже его лицо, мокрое от гневных слез, с прилипшими к щекам перьями от подушки.
Но вопрос свой она задала графу:
– Ну как ты, в порядке?
16
Ганнибал поднялся рано, умыл лицо – на ночном столике стояли кувшин с водой и умывальный таз. В воде плавало одинокое перышко. Прошедшая ночь помнилась ему смутно и путано.
За спиной Ганнибал услышал шорох бумаги о каменный пол: под дверь просунули конверт. К записке была приколота веточка красной ивы. Прежде чем прочесть записку, Ганнибал поднес листок бумаги к лицу, держа его в сложенных ковшиком ладонях.
Ганнибал!
Я буду чрезвычайно рада, если ты навестишь меня в моей гостиной в час Козерога. (Во Франции это 10 часов утра.)
Мурасаки Сикибу
Ганнибал Лектер, тринадцати лет от роду, с приглаженными с помощью воды волосами, остановился перед закрытой дверью гостиной. Он услышал лютню. Это была другая мелодия, не та, которую он слышал из банного домика. Он постучал.
– Входи.
Он вошел в помещение, удачно сочетавшее в себе рабочую комнату и гостиную, с пяльцами для шитья, поставленными у самого окна, и мольбертом для занятий каллиграфией.
Леди Мурасаки сидела у низенького чайного столика. Ее волосы были уложены в высокую прическу и заколоты эбонитовыми шпильками. Рукава ее кимоно шелестели: она ставила в вазу цветы.
Вежливость, хорошие манеры, присущие разным культурам, вполне уживаются между собой, поскольку цель у них одна. Леди Мурасаки приветствовала Ганнибала, склонив голову медленным, грациозным движением.
А Ганнибал поклонился ей, согнувшись в поясе, как учил его отец. Он заметил, как голубоватые колечки дыма от курящихся благовоний проплыли на фоне окна, словно пролетевшая вдали стайка птиц, заметил и голубую жилку на внутренней стороне руки леди Мурасаки, державшей цветок, и то, как розово светилось ее ухо, просвеченное солнцем. Лютня Чиотихо звучала из-за скрывавшей девушку ширмы.
Леди Мурасаки пригласила Ганнибала сесть напротив нее. Голос ее – приятный альт, в котором порой слышались нотки, несвойственные европейской гамме. Для Ганнибала ее речь звучала словно музыка, порой улавливаемая вдыхании ветра.
– Если не хочешь разговаривать по-французски, по-английски или по-итальянски, мы могли бы пользоваться какими-нибудь японскими словами, например "кьюзеру". Оно означает "исчезать".
Она взяла несколько цветов с циновки, лежавшей подле нее, опустила стебель в вазу и взглянула Ганнибалу в глаза.
– Мой мир – мир Хиросимы – вспыхнул и исчез в одно мгновение. Твой мир тоже был вырван из твоих рук. Теперь у нас с тобой есть мир, который мы творим сами – вместе. В этот самый момент. В этой самой комнате.
Она взяла с циновки еще цветов и положила на столик рядом с вазой. Ганнибалу был слышен шелест их листьев и шуршание шелкового рукава, когда она протянула ему цветы.
– Ганнибал, куда бы ты поставил эти цветы, чтобы создать наилучший эффект? Ставь куда хочешь.
Ганнибал рассматривал цветы.
– Когда ты был совсем маленьким, твой отец присылал нам твои рисунки. У тебя многообещающе верный глаз. Если ты предпочитаешь сначала сделать набросок букета, можешь воспользоваться блокнотом – он лежит рядом.
Ганнибал размышлял. Он выбрал два цветка и взял нож. Ему были видны арки окон, изгиб камина, где над огнем висел сосуд, в котором кипятили воду для чая. Он обрезал стебли покороче и поставил цветы в вазу так, чтобы создать вектор, гармонирующий и с букетом, и с самой комнатой. Отрезанные стебли он положил на столик.
Леди Мурасаки выглядела довольной.
– Ах-х-х! Мы назовем этот стиль "морибана" – "наклонный стиль". – И она вложила ему в руки тяжелый шелковистый цветок пиона. – Но куда бы ты поставил этот? Если вообще захочешь найти ему применение...
В камине забурлил сосуд с водой – вода закипела. Ганнибал услышал бульканье, услышал, как закипела вода, взглянул на поверхность кипящей воды... Лицо его вдруг изменилось, комната исчезла.
...Ванночка Мики на плите в охотничьем домике, рогатый череп олененка бьется о борта ванночки в бурлящей воде, словно силится прободать себе путь прочь оттуда. В ванночке погромыхивают кости – их подбрасывает кипящая вода.
Но он приходит в себя. Он в комнате леди Мурасаки, венчик пиона, весь залитый кровью, падает на столик, рядом с ним со стуком падает нож. Ганнибал, овладев собой, поднимается, пряча за спину кровоточащую руку. Поклонившись леди Мурасаки, он направляется к двери.
– Ганнибал!
Он уже открыл дверь.
– Ганнибал!
Она быстро поднялась с места и подошла совсем близко. Протянула к нему руку, пристально глядя в глаза мальчику, но не прикасаясь к нему, поманила пальцами обратно в комнату. Потом взяла его раненую руку; только его глаза отреагировали на это прикосновение: чуть изменился размер зрачков.
– Придется наложить швы. Серж может отвезти нас в город.
Ганнибал помотал головой и подбородком указал на пяльцы. Леди Мурасаки вглядывалась в его лицо, пока не обрела уверенность.
– Чио, прокипяти иглу и нитку!
В ярком свете, льющемся из окна, Чио подала леди Мурасаки вытащенные из кипящей воды иглу и нить, намотанную на эбонитовую шпильку, – от них еще поднимался пар. Леди Мурасаки крепко держала руку Ганнибала, накладывая швы на пораненный палец: шесть аккуратных швов. Капли крови падали на ее белое кимоно. Пока она работала, Ганнибал не сводил с нее глаз. Казалось, он не реагирует на боль. Похоже было, что он думает о чем-то другом.
...Он смотрел, как затягивается нитка, разматывающаяся со шпильки. Изгиб игольного ушка есть функция от диаметра шпильки, думал он. Страницы трактата Гюйгенса, рассыпанные на снегу, прилипали к мозгам учителя Якова...
Чио приложила к пальцу листок алоэ, а леди Мурасаки его забинтовала. Когда она отпустила руку Ганнибала, он вернулся к чайному столику, взял пион и подрезал стебель. Затем поместил цветок в вазу, завершив элегантный букет. Повернулся лицом к леди Мурасаки и Чио.
По лицу его прошло какое-то движение, словно дрогнула поверхность воды, и он попытался произнести "Спасибо". Она вознаградила его усилия чуть заметной, но прекраснейшей из всех на свете улыбок, однако не позволила ему слишком долго стараться.
– Ты не пойдешь ли со мной, Ганнибал? Не поможешь мне отнести цветы?
Вместе они поднялись по лестнице, ведущей на чердак.
Дверь чердака раньше явно служила какому-то другому помещению замка: на ее панели красовалась резанная по дереву греческая комедийная маска. Леди Мурасаки, неся лампу со вставленной под стекло свечой, пошла впереди, в самый конец обширного чердачного помещения, мимо скопившейся за три сотни лет коллекции чердачных вещей – сундуков, чемоданов, рождественских украшений, фигурок для украшения газонов, соломенной мебели, костюмов для театров Кабуки и Но и целой галереи марионеток в натуральную величину – для всяческих празднеств. Марионетки висели на специальной перекладине.
Слабый свет пробивался по краям шторы затемнения, закрывавшей чердачное окно, расположенное в дальнем конце помещения. Лампа леди Мурасаки осветила небольшой алтарь и полочку с изображением божества напротив окна. На алтаре стояли фотографии предков леди Мурасаки и Ганнибала. Вокруг фотографий располагалась целая стая журавликов, сложенных из бумаги, – их было очень много. Здесь же стояла свадебная фотография родителей Ганнибала. Он пристально вглядывался в лица отца и матери при свете свечи. Мама выглядела очень счастливой. И не было пламени на маминой одежде – горела только его свеча.
