Ассасины - Гиффорд Томас (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗

— Только не зацикливайтесь на бумажных обложках, — сказал он. — Впрочем, и в твердых тоже стихи далеко не шедевр.

Персик захихикал.

— Священник с внешностью Тома Селлека [3] и обладающий писучестью Джоан Коллинс.

— Присоединяйтесь к нам, мистер Дрискил, — пригласил Данн.

— С удовольствием, только в следующий раз. Как там, дождь не перестал? Должен встретить сестру...

— А, уважаемую писательницу. Истинный ученый и активистка в одном лице. Редкое сочетание.

— Передам ей ваши слова.

Я распрощался и направился к машине. Как это характерно для Персика, водить дружбу с известным вольнодумцем Данном, этим священником-романистом, чьи книги, всегда бестселлеры, приводили церковных иерархов в неописуемую ярость. Он разработал особую манеру повествования, эдакую комбинацию уроков на темы морали с историями, почти исключительно посвященными сексу, власти и деньгам. Несомненно, мой отец убежден, что Данн сколотил себе целое состояние на дискредитации Церкви. Но если не принимать во внимание дискредитацию, Данн, вне всякого сомнения, был епархиальным священником, опередившим свое время. Как и моя сестра, он был настолько известной личностью, что Церкви даже пришлось разработать особую тактику общения с этим человеком. На практике это сводилось к тому, что они предпочитали не замечать его вовсе.

С неба продолжала сыпать смесь снега с дождем, тротуары были предательски скользкими. Из витрин лавок и магазинов пялились во тьму разнообразные чудовища, приготовленные для Хэллоуина. Ведьмы скакали на метлах и горшках, наполненных сладостями. Щербато скалились фонари из тыкв. Я поехал домой. Мне не терпелось сесть у разожженного в Длинной зале камина рядом с сестрой. И помочь ей разобраться со всеми проблемами и трудностями.

Дом был по-прежнему погружен во тьму, на фоне расплывчатого ореола фонарей высвечивались косые струи дождя и снега, дорога покрыта жидкой кашицей из грязи и льда. Я заехал в гараж, оставил машину там и пошел к дому, вглядываясь в окна. Во дворе стояла машина. Я распахнул дверцы. Вся машина была мокрая, а мотор давно остыл. Я вернулся к своей машине, подогнал ее к дому и снова вышел во двор. Было уже половина одиннадцатого. И я начал беспокоиться о Вэл.

Я не знаю, что заставило меня пойти в сад. Возможно, хотел просто прогуляться, потому что дождь перешел в снег. Первый снег в этом году, и кругом стояла такая тишина, приятный контраст с шумом и гамом «Нассау Инн». Я остановился, окликнул ее по имени, на тот случай, если и ей пришла та же идея прогуляться. Но в ответ в отдалении послышался лишь лай собаки.

Я находился в саду и вдруг понял, что стою под той самой яблоней, где давным-давно повесился священник. Кажется, всю свою сознательную жизнь я прожил с историями, так или иначе связанными с нашим домом и садом. Священник, попавший к нам в дом сразу после Второй мировой, священник, работавший в саду и служивший в часовне мессу для мамы, священники, распивавшие виски с отцом, и еще этот несчастный, который повесился на яблоне. Все эти истории переплетались, обладали властью мифов, отражали жизнь моей семьи, ее историю, тревоги, заботы, ее религию, наконец.

И во всех этих семейных историях почти всегда фигурировал сад, наверное, поэтому я не слишком любил это место. Но проводил здесь много времени, потому что Вэл любила сад. Ее, четырехлетнюю девочку, я учил играть в покер прямо на траве, спрятавшись подальше от родительских глаз. Здесь однажды жевал яблоко и вдруг обнаружил в огрызке половинку червя. Наверное, после этого я и невзлюбил наш сад.

Садовник Фритц, работавший у нас, показывал яблоню, на которой повесился священник. Мы смотрели на дерево круглыми от страха глазами, а Фритц показывал ту самую ветку. И делал страшную гримасу: вываливал язык, закатывал глаза. А потом вдруг разражался смехом и говорил, что привидений в саду не меньше, чем на чердаке. Мне не попадалось ни одной газетной статьи, повествующей об этой трагедии и о несчастном священнике-самоубийце. Пытался расспросить об этом маму, но она лишь отмахнулась и сказала: «Было это миллион лет тому назад, Бенджи. Все это очень грустно». А отец сказал, что нам просто не повезло. «Мог бы выбрать чей-то другой сад. Любое другое дерево. А выбрал наш».

И я начал чувствовать себя глупо, стоя здесь под падающим снегом и размышляя о священнике-самоубийце и этом событии пятидесятилетней давности. Куда, черт возьми, запропастилась Вэл? В доме ее не было, в часовне тоже.

Я зашагал назад, потом снова остановился и посмотрел на часовню. Под тихо сыпавшим с небес снегом она походила на сказочный домик. Откуда-то сзади, со стороны ручья, налетел ветер, запел и засвистел в голых яблоневых ветках.

Я поднялся по скользким ступенькам, распахнул дверь, уставился в сырую и холодную непроницаемую тьму. Свечка давно погасла. Я оставил дверь открытой, чтоб было хоть чуточку светлей, и двинулся вдоль стены, нащупывая выключатель. Щелкнул первым попавшимся. Помещение залил призрачный сероватый свет. Ощущение такое, точно я был ныряльщиком и рассматривал давным-давно затонувшие руины. Щелкнул вторым выключателем, зажегся второй ряд ламп. Под потолком раздался шорох крыльев — наверное, я спугнул пару летучих мышей.

Помещение было небольшим, всего десять скамей, разделенных проходом в центре. Я робко шагнул вперед, окликая сестру по имени. Один короткий слог, Вэл, эхом срикошетил от стен и окон цветного стекла. А потом настала тишина, и я услышал равномерный стук капель. Очевидно, протечка, и крыша вновь нуждается в ремонте.

А потом вдруг в темноте, между первым и вторым рядами, я углядел что-то красное. Кусок рукава из красной шерсти, отделанный синей кожей. Я сразу узнал его. Это была моя старая форменная куртка из школы Святого Августина. На левом нагрудном кармане вышито «СА». Как этот предмет оказался здесь, на полу часовни?... Первый раз я ее не заметил.

В катакомбах Святого Каллистия, что под Аппиевой дорогой, находится гробница, из которой Папа Паскаль еще в девятом веке извлек тело святой Сесилии. Затем она упокоилась в саркофаге белого мрамора, под алтарем церкви Святой Сесилии в Риме. Несколько лет тому назад я посетил эти катакомбы и вышел из темноты в яркое пятно света. В центре его лежало тело мирно спящей девушки. На секунду показалось, я нарушил ее покой. Но затем сообразил: то была работа скульптора Мадерны, он изобразил Сесилию в точности такой, какой она привиделась кардиналу Сфондрати во сне. Потрясающе реалистичное изображение; и вот теперь, глядя на тело женщины, распростертое на полу нашей часовни, мне вдруг показалось, что и я, как кардинал Сфондрати много веков тому назад, вдруг увидел сон и принял эту женщину за мученицу Сесилию.

Она лежала скорчившись, на боку. Видно, упала там, где преклоняла колени в молитве. Лежала неподвижно, как скульптура Мадерны, тихо и мирно, прижимаясь щекой к полу, и глаз, который я видел, был закрыт. Я дотронулся до ее руки, холодные пальцы сжимали четки. Она надела мою старую теплую куртку, чтоб добежать от дома до часовни. Шерсть была сырой на ощупь, а пальцы — твердые и ледяные.

Моя сестра Вэл, мой маленький храбрый солдатик, полный мужества и энергии, которых мне так недоставало, была мертва...

Не знаю, как долго я простоял там на коленях. Потом осторожно прикоснулся к ее лицу, такому неживому, и вдруг увидел Вэл маленькой девочкой, услышал ее счастливый переливчатый смех. А затем погладил по волосам и только тут заметил, что на них спекшаяся кровь. И тут же увидел рану, маленькое черное отверстие от пули. Она стояла на коленях и молилась, и кто-то поднес ствол к ее голове и выстрелил сзади, погасил ее, как свечу. Уверен, она ничего не почувствовала. Возможно, по некой неизвестной мне пока причине просто доверяла убийце.

Рука была липкой от ее крови. Вэл мертва, я, задыхаясь, ловил ртом воздух. Потом вернул ее голову в прежнюю позу. Моя сестричка, мой самый близкий и дорогой друг, человек, любимей которого в мире у меня не было, лежала мертвой у моих ног.