Леопард - Несбё Ю (лучшие книги txt) 📗
— Сейчас, когда сделка совершилась, я думаю, вы можете мне кое-что рассказать.
— Валяйте, спрашивайте, комиссар.
— Почему вы не остановили Харри, как только поняли, что он собирается вас арестовать?
Олтман пожал плечами:
— Я подумал, что это забавное недоразумение. Само недоразумение понять можно. А вот понять, почему арест следовало произвести в Утре-Энебакке, я не мог. С какой вдруг стати? А если ты чего-то не понимаешь, лучше молчать в тряпочку. И я молчал, пока до меня не дошло, пока я не увидел всю грандиозную картину.
— И что же вам поведала эта грандиозная картина?
— Что я нахожусь в точке неустойчивого равновесия.
— Как вас понимать?
— Ну я же знал о конфликте между КРИПОС и убойным отделом. И я понял: вот мой шанс. Когда ты находишься в точке неустойчивого равновесия, ты можешь склонить чашу весов в ту или другую сторону.
— Но почему вы не попытались провернуть с Харри ту же сделку, которую предложили мне?
— Из точки неустойчивого равновесия всегда следует обращаться к той из сторон, которая вот-вот проиграет. В отчаянии она дороже заплатит за то, что ты можешь ей предложить. Обычная теория игр.
— А почему вы были так уверены, что не Харри вот-вот проиграет?
— Я не был уверен, но тут есть еще один фактор. Я начал понемногу узнавать Харри. Он не так легко идет на компромиссы, как вы, Бельман. Личный престиж его вообще не волнует, он просто хочет арестовать плохих парней. Всех плохих парней. Его бы устроил такой расклад: главная роль достается Тони, а я — режиссер. И тогда бы мне так легко не отделаться. Я все просчитал и решил, что такой карьерист, как вы, иначе смотрит на вещи. А Юхан Крон со мной согласился. Вы бы сочли выгодным для себя арестовать непосредственного убийцу. Вам-то известно, что людей больше всего интересует, кто это сделал, кто осуществил убийство, а не кто все задумал. Коль скоро фильм провалился, для режиссера лучше, если главную роль в нем сыграл Том Круз, ведь винить в провале будут его. Людям и прессе подавай что-нибудь попроще, а мое преступление не очевидное, оно сложное. Вне всякого сомнения, суд приговорил бы меня к пожизненному, но в таком деле главное не суд, а политика. Если народ и пресса довольны, то довольно и министерство юстиции, и все они, довольные, расходятся по домам. А если мне удастся отделаться небольшим или даже условным сроком, то и цена не так высока.
— Не для всех, — заметил Бельман.
Олтман коротко хохотнул. Эхо заглушило их шаги.
— Послушайте совета знающего человека, комиссар. Оставьте все как есть. Не надо заморачиваться. Несправедливость — это как климат. Если вы не можете с этим ужиться, придется куда-нибудь уехать. Несправедливость даже не часть механизма. Это и есть механизм.
— Я говорю не о себе, Олтман. Я-то могу жить с этим.
— Да и я не про вас, Бельман. Я о том, кто не может с этим жить.
Бельман кивнул. Сам он определенно мог примириться с ситуацией. Из министерства юстиции уже звонили. Разумеется, не от министра лично, но звонок можно было истолковать только одним способом. Они довольны. И это положительно отразится и на КРИПОС в целом, и на его карьере.
Они поднялись по ступенькам и выбрались на свет божий.
Юхан Крон вышел из своей синей «ауди» и простер руки к Сигурду Олтману, пока они переходили дорогу.
Бельман стоял и смотрел вслед отпущенному и его адвокату, пока «ауди» не исчезла за поворотом на Тёйен.
— Что ж вы не здороваетесь, раз уж пришли, Бельман?
Бельман обернулся. Это был Гуннар Хаген. Он стоял на тротуаре на другой стороне, без пиджака, скрестив руки на груди.
Бельман перешел улицу, и они обменялись рукопожатиями.
— Кто-то про меня насплетничал? — спросил Бельман.
— Тут у нас все тайное становится явным, — сказал Хаген, зябко потер одну руку о другую и широко улыбнулся: — Кстати. Меня вызывают в министерство юстиции в конце следующего месяца.
— Ясно, — сказал Бельман с облегчением. Он прекрасно знал, о чем может пойти речь на этой встрече. Реорганизация. Сокращение штатов. Распределение сфер ответственности в расследовании убийств. Чего он не знал, так это что Хаген имел в виду, говоря «кстати» после фразы «все тайное становится явным».
— Но о встрече вы знаете, — сказал Хаген. — Нас же обоих просили написать предложения в связи с предстоящей реорганизацией в расследовании убийств. И скоро крайний срок.
— Вряд ли они будут как-то особо учитывать наши предложения, — сказал Бельман и взглянул на Хагена, пытаясь понять, что тому надо. — Нам всего лишь дадут возможность высказаться, просто из соображений политкорректности.
— Ну разве что мы оба выскажемся в том духе, что нынешняя организация хуже, чем план сосредоточить все расследования в одном месте, — сказал Хаген, стуча зубами.
Бельман рассмеялся:
— Вы слишком легко одеты, Хаген.
— Может быть. А еще я знаю, о чем бы я подумал, если бы новую структуру по расследованию убийств возглавил полицейский, который когда-то использовал служебное положение, чтобы отмазать свою будущую жену от ответственности за перевозку наркотиков. Хотя свидетели указывали на нее.
У Бельмана перехватило дыхание. Ему показалось, что мир рушится. Он почувствовал, как сила тяжести давит на него, волосы встают дыбом, ощутил, как засосало под ложечкой. Это был его кошмар. Надоедливый, когда ему это снилось, и беспощадный, когда случилось в действительности: падение без страховки. Падение скалолаза-одиночки.
— Похоже, вы и сами находите, что здесь прохладно, Бельман.
— Черт бы вас побрал, Хаген.
— Меня?
— Чего вы хотите?
— Что значит — хочу? В идеале я, конечно, хотел бы, чтобы нас миновал очередной публичный скандал, ставящий под сомнение честность рядового полицейского. Что же касается реорганизации… — Хаген втянул голову в плечи и затопал по тротуару, пытаясь согреться. — Может, конечно, случиться и так, что министерство юстиции, независимо от того, кто будет руководителем, захочет сосредоточить все ресурсы по расследованию убийств в одном месте. И если бы меня спросили, не хочу ли я возглавить такое подразделение, я бы, разумеется, это оценил. Но, по правде сказать, мне кажется, что все хорошо так, как оно есть. Ведь убийцы, как правило, несут заслуженное наказание, верно? Так что, если противная сторона разделяет мое мнение по данному вопросу, я бы рекомендовал продолжать расследование убийств и в Брюне, и вот в этом здании. А вы как считаете, Бельман?
Микаэль Бельман почувствовал рывок, когда веревка натянулась, обвязка туго впилась в тело. Ощутил, что его вот-вот разорвет надвое, что спина сейчас не выдержит напряжения и сломается. Смесь боли и паралича. Он болтался между небом и землей, беспомощный, испытывая головокружение. Но он был жив.
— Дайте мне подумать, Хаген.
— Да ради бога. Только не очень долго. Сами знаете, срок на исходе. Нам надо согласовать действия.
Бельман стоял и смотрел в спину Хагену, побежавшему мелкими шажками к входу в Управление полиции. Потом повернулся и посмотрел на крыши домов в Грёнланне. Посмотрел на город. Свой город.
Глава 93
Ответ
Харри стоял посреди гостиной и осматривался по сторонам, когда зазвонил телефон.
— Это Ракель. Ты что делаешь?
— Смотрю, что осталось, — ответил он. — После смерти человека.
— И?
— Много. И вместе с тем — мало. Сестрёныш сказала, что она хотела бы забрать, а завтра придет какой-то тип, который купит имущество покойного. Он дал понять, что заплатит за все пятьдесят тысяч. А потом уберется в доме. Это… это… — Харри не мог подобрать нужное слово.
— Знаю, — сказала она. — Я через это прошла, когда умер отец. Его вещи, которые раньше были так важны, так незаменимы, как будто утратили всякое значение. Получалось, только он один и делал их ценными.
— Или, может быть, мы, те, кто остался, знаем, что надо убраться. Сжечь за собой мосты. Начать с чистого листа. — Харри пошел на кухню. Посмотрел на фотографию, которую повесил под кухонной полкой. Фотографию, сделанную на Софиес-гате. Олег и Ракель.
