Двадцать семь костей - Нэсоу Джонатан (читать книги без .txt, .fb2) 📗
Фильм, который в данный момент крутился на проекторе, был помечен как «Церемония фахомб, Южный Пулау-Ниас, 8/57». Две каменные колонны стояли в конце широкой площади, вымощенной большими каменными плитами и окруженной узкими высокими домиками с крутыми, устремленными ввысь крышами и широкими фронтонами.
Темнокожий ниасианский юноша, на вид лет шестнадцати, одетый в одну только львиную шкуру, появился в кадре, размахивая над головой мечом и факелом. Несколько секунд он танцевал, перепрыгивая с одной босой ноги на другую и яростно гримасничая, затем повернулся и побежал прочь от камеры по направлению к ближайшей каменной колонне, которой воспользовался, чтобы запрыгнуть на вершину второй. Сколько Эмили ни смотрела этот фильм, она по-прежнему вскрикивала в тот момент, когда юноша прыгал через забор, переворачиваясь в воздухе и размахивая мечом и факелом у себя над головой: казалось, ему не избежать гибели и он наткнется на заостренные колья.
Но в последнюю секунду он, как всегда, вытягивал ноги всего в дюйме от шипов и исчезал за второй колонной.
Экран стал белым. Последние кадры старой целлулоидной пленки, проскользнув через протяжку, стрекотали вокруг катушки, пока Фил не выключил мотор.
– Я слышал, что за сто пятьдесят тысяч рупий они могут устроить тебе личное представление, – сказал он Эмили, ставя пленку на перемотку. Недавно он узнал от корреспондента, что ритуал фахомб, на котором в прежние времена молодых воинов обучали перепрыгивать через стену вражеской деревни, в последние годы превратился в коммерческое шоу. – Разумеется, не считая расходов, на колья.
– Естественно. А сколько это в долларах?
– Трудно сказать… двадцать, двадцать пять баксов. У рупий нестабильный курс.
– Так же, как и у доллара, – заметила Эмили, но ее слова заглушил шум перемотки. Она включила лампу рядом со своим креслом и стала делать какие-то заметки, пока Фил пронумеровывал коробки с фильмами, чтобы переписать их потом на диск. – Ты не думал насчет новой жертвы?
Теперь была очередь Фила.
– Я пока не уверен. Сегодня утром я уже стал потихоньку обрабатывать Холли.
– Сокровища?
– Да. Думаю, есть вероятность, что она клюнет.
– Жаль будет отрезать эту чудесную ручку.
– Знаю, – сказал Фил. – Но я также подумываю о том, чтобы заполучить еще одну девственницу… давненько у нас их не было.
– Опять твои девственницы… хочешь молоденькую девочку, старый извращенец, – произнесла Эмили почти нежно. Под девственницами Эмили подразумевала не маленьких девочек, а хорошо развитых молодых девушек, которые вызывали у нее приступы ревности.
– А если даже и так? Признай, с ними намного проще, чем со здоровыми мужланами, которых ты обычно выбираешь.
– Вчера я не слышала от тебя жалоб.
Эппы были не просто озабоченными людьми (большая грудь совершенно не мешала Эмили реализовывать свои самые экстравагантные желания, а Фил, несмотря на преклонный возраст, был по-прежнему полон сил, и возраст и пол человека, с которым ему приходилось иметь дело, для него абсолютно ничего не значили).
По их мнению, они давным-давно переступили через все сексуальные запреты, которые присутствовали в современной культуре. В зависимости от обстоятельств они расценивали это как свое превосходство над другими или как профессиональный риск. По их мнению, антрополог, по крайней мере хороший антрополог, понимает, что в каждой культуре, обществе или религии свои табу или предписания. Ни одно из них нельзя считать универсальным, их невозможно расположить на шкале моральных ценностей, потому что этой шкалы просто не существует. Такова была их позиция. Возможно, психиатры и не согласились бы с ними, поставив им сначала диагноз «антисоциальное расстройство личности», затем – «мания», точнее, «мания величия», поскольку они оба действительно были психопатами с манией величия. В данном случае они верили, что стоят или скоро окажутся на пороге важного открытия, которое совершит переворот в науке.
Но даже поставь им диагноз сам доктор Фрейд, это не убедило бы их и не произвело бы никакого впечатления. Психопаты с пренебрежением относятся к психиатрам, поскольку всегда считают себя выше других. Они всецело верят в то, что ни одно из правил, которое удерживает других людей в рамках, не властно над ними. Даже те из них, кто верит в Бога, полагают, что Бог думает и чувствует то же самое, что и они.
Фил достал из коробки еще одну пленку, установил катушку проектора и включил его. На самом деле до тех пор, пока он не высказал свою мысль вслух, он даже не осознавал, что хочет еще одну девственницу. Последней была девочка Дженканс. После того как обнаружили ее труп, они были вынуждены найти пещеру и колодец. Она была девственницей, но ей уже исполнилось двенадцать, и ее фигура начала приобретать женственные формы.
На этот раз он думал о еще более юном создании. Как та маленькая метиска, которую он увидел с Холли в августе около супермаркета. Самый милый маленький ребенок из всех, кого он встречал. Фил прогуливался около телефонной будки рядом с магазином, ожидая звонка от Текса Ванджера, поэтому не подошел к ним. Но во время следующего сеанса он спросил Холли про девочку. Та сказала, что это ее племянница шести лет. Конечно, девочка девственница, и это будет так мило, подумал Фил. К тому же если он выберет племянницу, то после того, как дело будет сделано, тетя по-прежнему останется поблизости и по-прежнему станет делать ему потрясающий массаж.
Глава четвертая
Пандеру снилось, что Человек с мачете сам остался без руки. Во время расследований его сны часто отражали события с точностью до наоборот. Однажды, когда он преследовал убийцу, незадолго до пробуждения ему приснилось, что он сам стал жертвой.
Пандер открыл глаза и увидел, что находится в гостевой комнате в доме Коффи. Теплый воздух приятно обволакивал тело, словно вторая кожа. Внезапно у него возникло смутное ощущение, что кто-то следит за ним. Повернувшись на другой бок, он увидел зеленого геккона. Ящерица застыла на прикроватном столике и через москитную сетку смотрела на него своими выпученными глазами. Геккон был четыре дюйма в длину, два в высоту и находился так близко, что можно было разглядеть, как поднимаются и опускаются его ребра.
Пандер сел, дернул за шнурок, болтавшийся у него над головой, чтобы открыть марлевый полог, а затем босиком, в одних трусах и полосатой майке прошлепал по деревянному полу к незастекленному окну. Он наклонился, чтобы открыть ставни, – подоконник был два фута в ширину. Дерево, росшее напротив его окна, было усеяно цветами, напоминавшими по форме граммофоны и желтыми, как солнышко на детских рисунках. Он вдохнул их аромат и улыбнулся – впервые за последние годы ему было так хорошо. Неудивительно: это была любовь с первого взгляда. Пандер потерял голову от любви к острову, едва только спустился с трапа самолета.
Он был поражен – ему никогда и в голову не приходило, что в тропиках так хорошо. Но прозрачное голубое небо и яркое море вокруг, обволакивающая жара и неспешный ритм жизни, развевающиеся на ветру пальмы и буйство красок богатейшей флоры – все это придавало острову особое очарование. Здесь было удивительное сочетание чего-то чужого и близкого, североамериканского и вест-индского. Пандер сделал такой вывод, увидев в Сахарном городе «Жареного цыпленка из Кентукки», [5] соседствующего с рыбным рынком под открытым небом.
Джулиан не преувеличивал насчет изобилия спиртного. А если и преувеличил, то не сильно. Во время экскурсии по острову Коффи остановился перед Ромовым домиком – деревянным ангаром на обочине Серкл-роуд, на южном берегу острова. Здесь ром черпали большими ковшами из огромного сосуда с широким горлышком, на дне которого плавал маринованный осьминог. Бармен из Пуэрто-Рико объяснил, что каждую ночь он заново наполняет сосуд, но осьминог находится там с 1976 года.
