Смертельный ход - Мэрфи Уоррен (книга регистрации TXT) 📗
Странно, но они начинали ему нравится. Как умно, Римо. Теперь осталось только влюбиться в доктора Дебору Хиршблум. Это будет мудро.
Если бы он мог вырабатывать в себе ненависть по заказу… Профессиональные футболисты это умеют. А почему нельзя ему? Да потому, дорогой, что ты должен работать, будучи никем и ничем, бездушной машиной для убийства. Стоит только начать ненавидеть – появится и любовь, потом придет некомпетентность, а следующий этап – станешь обычным человеком. Вот тогда и поглядим, куда пойдут все эти деньги. В унитаз. Деньги, затраченные на то, чтобы сделать из тебя великолепное ничто, каковым ты теперь и являешься. Человеком, который может держать вытянутую руку абсолютно неподвижно целых пятьдесят три минуты. Пусть об этом знают гиганты мысли, руководящие страной. Да здравствует КЮРЕ! Ш-ш. Ш-ш. Ш-ш.
Долгое, слишком долгое пребывание в состоянии максимальной готовности творит чудеса с процессом мышления. Да, Римо, говори сам с собой. Да здравствует КЮРЕ! Ш-ш. Ш-ш. Ш-ш.
Ну-ка, приятель, потише. Вот женщина в автомобиле заметила, что ты смеешься неизвестно над чем. Успокойся. Набери в грудь побольше кислорода. Вернись в мыслях в комнату, в которой побывал в самом начале подготовки. Вспомни детали, ощущения. Тихая, спокойная комната. Черный ковер на полу. Диван.
«Мысленно ты всегда сможешь возвращаться сюда, – говорил Чиун. – Здесь твоя безопасность, твое убежище. Когда понадобится отдых твоему телу или разуму – возвращайся. Здесь ты в безопасности. Тебя здесь любят. Сюда никто не войдет к тебе незваным. Отсылай сюда свой разум.»
И Римо вернулся, и сел рядом с Чиуном, как они сиживали когда-то. Сознание успокоилось, прибавилось сил. Лицо женщины ему знакомо. Или нет? Людей ведь узнаешь преимущественно по походке или по общим очертаниям фигуры, а не по чертам лица. Лицо – это окончательное подтверждение.
Лицо было жестким, очень тридцатипятилетним лицом под прямыми льняными волосами. Обнаженная рука лежала в открытом окне автомобиля с откидывающимся верхом.
– Здорово, приятель. Как поживаешь?
– Я вас знаю?
– Нет, но я тебя знаю. Шахматы. Ты меня не видел. Великолепный ход.
– О, – сказал Римо.
– Я Анна Сторс. Дочь доктора Сторса, тренера по шахматам. А кроме того, я президент ассоциации дочерей Брюстер-Форума.
– И много там дочерей?
– Много, но таких, как я, больше нет.
– Это хорошо.
– Ты кажешься симпатичным. Давай.
– Что давай?
– Ты знаешь.
– Нет.
– Почему нет?
– Я девственник.
– Не верю.
– Хорошо, я не девственник, – согласился Римо.
Ее глаза оценивающе пробежали по его телу, задержавшись в паху.
– А за деньги станешь? – спросила она.
– Нет.
– Почему?
– Ты, я вижу, считаешь себя неотразимой?
Она улыбнулась ровнозубой улыбкой, привлекательной, но грубой и вызывающе откинула назад голову.
– Я знаю, что это так, полицейский.
Она переменила тактику, стараясь задеть его "я", представляя себя труднодостижимым призом, вроде героини романчика, который Римо когда-то читал. Он просунул голову в окно автомобиля.
– Не интересоваться кем-то – это не преступление. Извините, у меня назначена встреча.
Он направился в Брюстер-Форум, к кольцу коттеджей, чтобы разыскать доктора Дебору Хиршблум и приготовить все на случай, если ее понадобится убрать. А потом можно будет взять долгожданный «отгул».
Что-то с ней не так. Все остальные ученые искали встречи с ним после инцидента с бандой мотоциклистов. Интервью с отцом Бойлем было первым, и оказалось на удивление сложным. Как большинство иезуитов, он вел себя не как священник, и в то же время в каждом его слове, жесте ощущалась вера.
Бойль сидел, положив на стол здоровенные ступни. Римо давно не доверял людям, которые кладут ноги на стол. Это фальшивый жест, мол «Хо-хо, мы все одна большая семья!» и так далее, все, чтобы тебя обмануть.
Однако Римо готов был многое простить и забыть Бойлю, потому что он единственный из всех присутствующих на шахматном турнире вел себя по-людски.
Итак, Римо сидел перед гаргантюанскими подметками огромных ботинок, надетых на громадные ноги преподобного Роберта А. Бойля – выпускника Сорбонны, антрополога, математика и, вдобавок, руководителя исследований по биоциклическому анализу в Брюстер-Форуме.
Римо припомнил порнографические фотографии Бойля. Да, там фигурировали его громадные ножищи. Римо их видел, но сразу не вспомнил: ослабевала память. Три месяца максимальной готовности. Он начинал разваливаться по частям.
– Ну? – Бойль сидел за столом, глядя на Римо.
– Что, ну?
– Я старался догадаться, что вы думаете о нашем приюте для помешанных.
– Великолепное место для посещения. Жить здесь я бы не захотел.
– На это у вас мало шансов. Ваше присутствие здесь явно нарушает тишину и покой нашего маленького дурдома. Сперва вы поставили Рэтчетта в смешное положение на шахматном турнире. А вчера – это шоу с хулиганами.
– Именно за это мне и платят, – лаконично отвечал Римо. «Перестань быть приятным парнем. Будь негодяем. Тогда я спокойно придумаю как тебя убить без всякого сожаления.»
– Я должен задать вам массу вопросов, – сказал Бойль.
– А чего ради я должен на них отвечать?
Если Бойль и услышал, то не подал вида.
– Мне нужно узнать, где вы родились, где выросли. Ваше окружение. Числа, даты. Когда вы угодили в тюрьму.
В голове Римо вспыхнул сигнал тревоги. Тюрьма? Что знает Бойль… что он может знать… о прошлом Римо? Он принял спокойный вид и будничным тоном спросил:
– Тюрьма? С чего вы взяли, что я сидел в тюрьме?
– Мой опыт показывает, – сказал Бойль, устремив голубые глаза на суровое лицо Римо, – что люди с горячим темпераментом, склонные к решительным действиям, как правило, побывали в клетке. По крайней мере, так обстоит дело в этой стране. В моей – мы делаем их премьер-министрами.
– Очко в мою пользу, – отвечал Римо. – Я никогда не был за решеткой. По крайней мере, в этой жизни.
Фактически он не солгал.
Бойль отметил что-то в блокнотике с желтыми листками, зажав в розовой ручище каменщика огрызок карандаша. Он снова взглянул на Римо.
– Продолжим?
– Объясните, для чего?
Бойль подошел к небольшому холодильнику, стоявшему в углу. Римо от выпивки отказался. Бойль налил себе большой бокал ирландского виски. Воздержание от алкоголя явно не входило в число данных им обетов.
– Это даст мне возможность еще годик поработать здесь, а не в Богом забытом церковном приходе.
– Что ж, достаточно откровенно.
К тому времени, когда бокал опустел, Римо узнал, что биоциклический анализ изучает ритмы в жизни человека. По утверждению Бойля, поведение человека определяют подсознательные ритмы.
– Если бы нам удалось выделить индивидуальные ритмы, мы приблизились бы к пониманию, а может быть, и к прогнозированию или даже контролю над поведением.
Бойль показал Римо какой-то график.
– Видите эту линию? Это показатель дорожных происшествий в расчете на десять тысяч часов вождения у водителей одной из таксомоторных компаний в Токио.
– А вот еще одна линия, – показал он другой график. – Число происшествий шесть месяцев спустя. Отчего такая разница?
– Наверное, они наняли водителей-немцев. Вы видели, как японцы водят автомобили?
Бойль от души расхохотался; смех смял черты помидорообразной физиономии.
– Нет. Водители те же, но компания проанализировала цикличность их физического состояния и рекомендовала соблюдать особую осторожность в дни, которые мы называем «критическими». Одно только это – и число происшествий сократилось вдвое. Понимаете?
– Возможно. А что это за циклы? Они что, на самом деле контролируют человека? Вы верите в подобную чушь?
Бойль принялся объяснять, что после пятидесяти лет исследований ученые сумели выделить три основных типа циклов: двадцатитрехдневный эмоциональный цикл, двадцативосьмидневный физический цикл и тридцатидвухдневный интеллектуальный цикл. Сейчас с помощью компьютеров можно обрабатывать громадные массивы данных, касающихся огромного количества людей.
