Золотой берег - Демилль Нельсон (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗

Поместье Стенхоп Холл также застраивалось, и несколько домов уже были почти готовы; их построили из дерева и теплоизоляционных плит с застекленными крышами, с огромными гаражами и с системами кондиционирования воздуха. Надо признать, довольно неплохо, но, с другой стороны, и ничего хорошего.

Главный дом, как и предполагалось, был целиком продан какой-то японской фирме, но я ни разу не видел японцев, бегающих по дорожкам или делающих гимнастику на поляне перед домом. Вокруг особняка и в нем самом было так же пустынно, как и в прошедшие двадцать лет. В баре «Макглейд», где я в последнее время провожу свои вечера, прошел слух, что японский народец собирается разобрать дом по камешку и отослать в Японию, чтобы там восстановить его. Правда, никто в «Макглейде» не может объяснить, зачем им это нужно.

«Храм любви» также уцелел, и застройщик Стенхоп Холла использовал его изображение в качестве рекламы на своих проспектах, обещающих всю роскошь и величие Золотого Берега тем первым ста покупателям, которые заранее оплатят часть стоимости своих «вагончиков», которые он строит на этой земле.

Сливовый сад уничтожен, так как никто из будущих владельцев не хочет видеть на своем заднем дворе десять акров умирающих сливовых деревьев. Но бельведер и лабиринт из кустарника являются частью главного дома и имеют шанс на выживание, хотя я не рекомендовал бы восточным бизнесменам с их взвинченными нервами забредать в этот лабиринт.

Итак, Стенхоп Холл и «Альгамбра» разделены, как трофеи на войне, стены и ворота больше не ограждают их от посторонних взоров и незваных гостей, а сами роскошные особняки либо разрушены, либо используются для занятий спортом. Но это уже не мои проблемы.

Я дошел до того места, где когда-то был мраморный бассейн и фонтан, — теперь здесь вырыли очередной фундамент и проложили дорогу: она пересекла территорию бывшего парка. Нептун и статуя Девы Марии исчезли, возможно, их просто закопали в землю.

Я повернулся и снова направился к горе строительного мусора по тропинке, на которой я встретил в пасхальное утро Анну Белларозу. Это воспоминание вызвало у меня улыбку. Пройдя дальше, я оказался во внутреннем дворике несуществующего дома, он остался прежним, правда, фонари и печь для пиццы уже исчезли.

Я пересек дворик и вновь посмотрел на разрушенный дом. Хотя половину строительного мусора уже увезли, я все же мог определить, где располагались какие комнаты, где был раньше вестибюль, и даже мог указать место, где лежало мертвое тело Фрэнка Белларозы.

Справа от меня находились кухня и комната для завтраков, в которой нас так часто принимал Беллароза, слева — комната для игры в мяч, именуемая гостиной. За этой комнатой располагалась оранжерея — теперь от нее остались лишь горы битого стекла, досок и горшков.

Я обошел вокруг дома и снова пробрался по завалам к парадному входу, где был разрушенный фонтан и где когда-то притормозил «ягуар» Сюзанны. Я на мгновение восстановил в памяти эту сцену, похожую на рекламный плакат, прославляющий роскошь быта, когда мы стояли у дверей «Альгамбры» и ждали, что нам откроют.

Я пошел вниз к воротам, ветер дул мне в лицо. Поверх ограды на другой стороне Грейс-лейн виднелись освещенные окна дома Депоу. Радостное зрелище, но только для тех, кто в хорошем настроении.

По дороге я вспомнил нашу последнюю встречу с Сюзанной. Это было в ноябре на Манхэттене. Судебные слушания проводились в Федеральном суде на Фоли-сквер, я присутствовал на них, но не как адвокат или муж Сюзанны, а как свидетель событий, сопутствующих смерти федерального свидетеля Фрэнка Белларозы. Как вскоре выяснилось, мне не пришлось даже давать показания под присягой, судебной комиссии понадобилось всего несколько часов, чтобы дать рекомендацию Большому жюри не рассматривать это дело, так как, хотя Сюзанна Саттер и не могла быть оправдана за свои действия, ответственности за них все же не несла. Эта формулировка показалась мне несколько туманной, но по некоторым признакам можно было понять, что речь шла об ограниченной дееспособности и о гарантиях со стороны Стенхопов в том, что они возьмут на себя опеку над своей дочерью. Надеюсь, что Уильям и Шарлотта не имеют в виду под опекой занятия рисованием и стрельбу из пистолета. В общем, власти в этом деле спустили все на тормозах, и Леди Правосудие решила сделать себе аборт. Я не виню власти в том, что они не стали разбираться в этом запутанном и неоднозначном деле, я рад такому исходу, ибо моя жена создана вовсе не для тюрьмы.

По окончании слушаний я столкнулся с Сюзанной на ступеньках Дворца правосудия. Она стояла в окружении своих родителей, их адвокатов и двух семейных психиатров. Уильям явно не выказал восторга при виде меня, Шарлотта тоже гордо вздернула свой носик вверх. Все было как в старом кино. Моей теще, кстати, следовало быть поосторожнее, ступеньки там крутые.

Сюзанне удалось вырваться из кольца Стенхопов — она, улыбаясь, приблизилась ко мне.

— Привет, Джон.

— Привет, Сюзанна. — Я поздравил ее с успешным завершением судебного процесса. Она вся светилась от радости, что, в общем, естественно после того, как тебя обвиняют в убийстве, а ты выходишь на свободу, да еще при том, что свидетелями этого убийства были шестеро агентов ФБР. Впрочем, они не могли точно припомнить, как все произошло.

Мы немного поговорили, в основном, о наших детях, а не о нашем разводе.

— Ты на самом деле сумасшедшая? — поинтересовался я у нее в какой-то момент.

— Достаточно сумасшедшая для того, чтобы выйти из суда свободной, — улыбнулась она.

Я улыбнулся в ответ. Мы оба сошлись в том, что нам очень жаль бедную Анну, но, возможно, теперь ей стало легче, хотя мы и не верили, что это действительно так. Сюзанна спросила меня, был ли я на похоронах Фрэнка.

— Да, конечно, — ответил я.

— Мне тоже следовало прийти, — сказала она, — но я побоялась, что это будет не совсем удобно.

— Да, это могло показаться неудобным, — согласился я и подумал: «Ведь это ты убила его». Но, похоже, она уже абстрагировалась от этого неприятного эпизода.

Сюзанна, кстати, выглядела прекрасно. На ней был серый шелковый костюм, очень подходящий для появления в суде, и туфли на высоких каблуках, которые ей, видимо, не терпелось сбросить.

Я не знал, увижусь ли с ней снова, поэтому сказал:

— Я все еще люблю тебя.

— Скажи по-другому: «Я буду любить тебя всегда».

— Буду любить тебя всегда.

— И я тоже.

Мы расстались там, на ступеньках суда, — она отправилась в Хилтон Хед, а я на Лонг-Айленд. Я жил теперь в сторожевом домике, несколько потеснив Этель Аллард, которая настояла на том, чтобы я переселился в сторожку, когда Сюзанна продала свой дом. Этель и я стали ладить друг с другом лучше, чем прежде. Я возил ее по магазинам и в церковь по воскресеньям, хотя сам я ни в магазины, ни в церковь больше не хожу. Жизнь идет своим чередом — я рад, что имею возможность помочь человеку, который нуждается в помощи, а Этель довольна, что ей наконец-то удалось приютить у себя бездомного. Отец Хеннингс тоже одобряет этот шаг.

Дом, в котором я и Сюзанна провели двадцать два года совместной жизни, в котором мы вырастили двоих детей, был куплен энергичной молодой парой, переведенной на новое место службы в их мощной корпорации. Раньше они работали в Дюбюке или в Дюлюте, точно не помню. Им предстоит головокружительная карьера по служебной лестнице в их родной корпорации. Они уезжают на Манхэттен рано утром и возвращаются поздно вечером. Они, видимо, не до конца отдают себе отчет, в каком месте живут, но с нетерпением ждут, когда в новые дома переселятся новые жильцы, чтобы наладить здесь игру в боулинг или во что-то подобное.

Дженни Альварес и я встречаемся время от времени. Она увлеклась сейчас какой-то бейсбольной звездой из клуба «Метц», но я стараюсь в наших разговорах не затрагивать эту тему.

На похоронах Белларозы я действительно присутствовал, как я и сказал Сюзанне. Месса прошла в соборе Святой Лючии — монсеньер Кьяро отслужил прекрасную службу и очень хорошо говорил об усопшем, так что деньги по чеку были, видимо, получены вовремя.