С тенью на мосту (СИ) - Рос Наталия (прочитать книгу .txt) 📗
— Ничего, они еще вырастут, будут длинные, как мои, — поспешил я поддержать разговор. — Сможешь кататься сколько захочешь.
— У тебя слишком длинные, у меня не вырастут такие, — возразила она. — Мне нужны поменьше.
— Значит, вырастут поменьше, но такие, чтобы ты могла сама кататься.
— Тогда согласна, — вздохнула девочка, улыбнувшись. — Ты хотел бы оказаться там?
— Где? На облаках? Хотел бы. Мне кажется, там здорово.
— Там лучше, чем здесь. Эти облака похожи на пряники, политые малиновым вареньем.
— Любишь варенье?
— Ага, очень люблю. Я бы ела варенье вместо всего. Больше всего люблю малиновое. А ты?
— Я тоже, — соврал я: я никогда не ел малинового варенья. — А что ты еще любишь?
— Еще я люблю петь песни.
— Ух ты! Ты умеешь петь?
— Нет, не умею. Но я люблю. Я сама их сочиняю. Хочешь сочиню?
— Конечно!
Девочка вдруг смутилась, с сомнением посмотрела на меня, но все же запела тонким голосом:
— Я б забралась наверх, на пушистые облака,
И забыла бы обо всех, прыгая там до утра.
Там малиновое варенье и зеленые луга,
Пляшут кони из сирени, и русалки ныряют в поля.
Облака унесли бы меня далеко-далеко на моря,
И там желтое солнце, и лето вокруг, там мой друг, там мой друг, там мой друг.
— Ого, как здорово! — с восхищением сказал я и похлопал в ладоши.
Мария весело засмеялась.
— Тебе понравилось? Я еще много умею сочинять. В основном сочиняю про море.
— А ты знаешь, что такое море?
— Знаю, Варида мне рассказывала. Она там родилась. Это такое огромное до самого неба озеро. Оно такое большое, что там дальше ничего не видно. Там поднимается вода, плюхается прямо на камни и разлетается на много-много капель воды, обрызгивая тебя всего. В нем живет много разных чудищ, добрых и злых. Но злые не подплывают близко к земле. Они живут далеко, поэтому там можно купаться. Вода там теплая и соленая, как засушенная рыба. Там много белых птиц, и они кричат забавно. А еще они такие наглые, как коты, которые хотят что-нибудь стащить со стола, — она вдруг замолчала и тяжело вздохнула, устремившись взглядом и всем телом вперед, словно готова была в ту же минуту превратиться в птицу и улететь в представляемый ей мир. — Когда-нибудь я там побываю.
— Я тоже хочу туда.
— Поедем тогда вдвоем? — серые глаза девочки загорелись с такой силой, будто чиркнули спичкой.
— Давай! Но оно, наверное, находится очень далеко.
— Это неважно. Ты просто пообещай, что мы туда поедем, — с мольбой произнесла она, будто от моих слов зависела вся ее жизнь.
— Обещаю, — с грустью сказал я и подумал: «Что я могу обещать, когда сам не знаю, что завтра будет со мной?».
— Это хорошо, — вздохнула она с облегчением и с какой-то радостью, — теперь я буду просто ждать. Ведь так хорошо, когда есть чего ждать…
Яркие отблески заходящего солнца начали растворяться и становиться сиреневато-оливковыми. Мария спрыгнула с качелей, поправила свою длинную темно-синюю юбку и, вздохнув, сказала:
— Мне пора. Мачеха отлупит меня, если я опоздаю. Пока Иларий.
— Пока Мария, — ответил я, и в моей груди что-то нестерпимо сильно защемило, тупая тоска, как большой придавивший грудь валун, навалилась на меня: я знал, что, дав надежду, никогда больше не увижу эту девочку. Ей, как и мне, просто нужна была надежда.
12.
Как только закричали петухи, и едва мгла ночи начала сереть, мы двинулись в дорогу. До Холмов мы добрались затемно. Возле дома Ладо нас уже встречали взволнованная Тина и Софико. Тито все это время жил в доме Бахмена, присматривал за овцами. На следующее утро, вчетвером, мы подошли к моему дому. Зрелище было тягостным и скверным: заколоченные окна, отсутствие каких-либо звуков, означавших жизнь, облетевшая пожухлая листва, засыпавшая весь двор — все это придавало вид давно заброшенного дома. Мне даже показалось, что сами стены дома постарели на несколько лет: дерево почернело, покоробилось, стало щербатым и заостренным, а заколоченные окна и дверь будто выгнулись дугой наружу, словно под напором чудовищной силы.
— О мой бог, мой сарай лучше выглядит, чем этот дом, — воскликнула Варида. — Зачем вы заколотили двери с окнами?
— Потому что те, кто внутри, опасны, — ответил Ладо.
— Бесноватые не опасны, если только они на самом деле бесноватые, а не еще какие-нибудь. Так, кто же там находится, если нужда заставила заколотить выходы?
— Мы не знаем, поэтому мы зайдем все вместе, все необходимое, которое может помочь, мы захватили.
— Но, тем не менее, вы дом заколотили, чтобы они не вышли, — женщина вздохнула и вытерла платком пот со лба. — Парни, я хоть и выгляжу, как женщина-валькирия, но я ей не являюсь. Если вы говорите, что они опасны, то вы думаете, их остановит крест и святая вода? Они же не вурдалаки! Вы бы еще чеснок принесли. Если в тех людей, правда, вселился бес, то нужны веревки, чтобы связать их и везти прямиком к святому человеку.
— И где же найти этого святого человека? — спросил я.
— А вот в этом и заключается проблема. Сейчас святого сложнее найти, чем залезть с голой задницей в терновник и собирать там ягоды! Я, поди, на святую тоже не похожа. Я согласилась помочь, но я предупреждала, чтобы на меня больно уж не рассчитывали. Потому, если бесноватый или кто он там, кинется, то лучше отбиваться от него чем-нибудь тяжелым, чтоб можно было треснуть хорошенько.
Когда мы вошли во двор, листья под ногами недовольно захрустели и зашумели, будто предупреждали дом о визите гостей. Сняв с двери доски и отперев ставни кухонного окна, чтобы в дом поступал свет, вооружившись граблями и лопатой, с перекинутыми веревками на плечах, мы сняли засов с двери и зашли внутрь. Тито остался дежурить на улице, если вдруг кто-нибудь незаметно захотел бы выскочить из дома, пока мы будем внутри.
Из дома повеяло затхлостью и сыростью. Этот запах напомнил мне болото, на которое я случайно набрел, когда искал пропавшую овцу, куда-то подевавшуюся при переходе через каменистый ручей. В поисках я забрел слишком далеко, едва ли не до самой запретной местности. Болото окружали со всех сторон такие высокие ели, что дневной свет лишь чуть рассеивался вверху, не доходя до темно-зеленой, бугристой тины, из которой торчали обломки сухих веток и коряг. Возле кромки зеленой воды я увидел какое-то разлагающееся животное, напоминавшее то ли мелкого волка, то ли собаку, а поверху воды, будто рассыпанные чьей-то рукой, плавали перья птиц. Это болото словно все состояло из мертвецов. Оно источало тошнотворный, сладкий запах, вызывающий головокружение. И теперь, когда мы входили в мой дом, такой же омерзительный запах сочился изнутри. Уже намного позже я понял, что это был за запах. Его ни с чем нельзя спутать. Это был запах умирающего дома.
Возле входа отчего-то я обратил внимание на грязный полосатый коврик, валявшийся скомканным в углу. Мать всегда с каким-то необычайным трепетом относилась к нему, следила, чтобы он был чисто выметен и аккуратно постелен, так как она сама, будучи незамужней девушкой, сшила его.
Первой, слева, располагалась комната брата. Дверь была открыта, и нам виден был невообразимый беспорядок, творившийся внутри: книги, ранее аккуратно стоявшие на полках, были все сметены на пол, кровать представляла собой неуклюжего монстра состоящего из перемешанной одежды, одеял, подушек и бог весть какого тряпья. Возле прохода я увидел то самое ведро, наполненное водой. В кухне также царил хаос: грязная посуда с островками заплесневелой пищи загромождала весь стол; кастрюли, чугунки и деревянные ложки хаотично валялись на полу вперемешку с какими-то тряпками, полотенцами и грязной одеждой. На подоконниках и на полу вокруг них были разбросаны глиняные черепки вперемешку с землей. Желтые ситцевые занавески на окнах безвольно свисали по бокам, словно их хотели сдернуть с петель.
— Они были в ярости, в очень сильной ярости, когда крушили все здесь, — прошептала Варида, прикасаясь к стенам.
